— Барьерные трубки уже находятся в производстве. Вы должны получить их к декабрю. Детали будут описаны в документации.
Фабрикант открыл было рот, но потом закрыл его. Уже в производстве! Откуда взялось это знание?
Потом его осенило: очевиднейшее объяснение.
— Существует другой проект, да? Они нас опередили. Они достигли приемлемого уровня обогащения.
— Что-то вроде того, — ответил месье Бизонетт. — Но нам нужно ваше сотрудничество.
Конечно. Бюро, должно быть, финансировало собственную исследовательскую программу, лицемеры. Избыточность военного времени. Господи, подумал Фабрикант, сколько ресурсов впустую!
И — надо признать, он был пристыжен тем, что его обошли на финишной прямой, что где-то в другом месте все его проблемы были решены.
Он взглянул на чашку кофе, но аппетит уже улетучился.
— Теперь о самой бомбе, — продолжил Бизонетт. — У вас есть предварительные наброски?
Фабрикант сделал усилие, чтобы прийти в себя. Ну почему прокторы должны всегда лишать человека его достоинства?
— Что-то вроде нуклеарной пушки, — ответил он Бизонетту. — Говорить об этом пока рано, но обычная взрывчатка должна уплотнить обогащённый уран…
— Взгляните сюда, — сказал Бизонетт и протянул ему чертёж в разрезе чего-то, что Фабрикант поначалу принял за футбольный мяч.
— Оболочка содержит вот эти ячейки с взрывчаткой. Ядро — полая сфера из плутония. Я не теоретик, месье Фабрикант, но в документации всё объясняется.
Фабрикант уставился на чертёж.
— Допуски…
— Весьма строгие.
— Не то слово! Вы можете их соблюсти?
— Нет. Вы можете.
— Но это не прошло испытаний!
— Оно сработает, — ответил Бизонетт.
— Откуда вы знаете?
Цензор опять улыбнулся своей таинственной улыбочкой.
— Считайте, что знаем, — сказал он.
∞
Фабрикант ему поверил.
Он сидел один в своём офисе после того, как цензор ушёл. Он был ошеломлён и обездвижен.
Его сделали бесполезным в течение — сколько прошло? — в течение часа.
Хуже того, всё казалось даже слишком реальным. Эти чертежи свидетельствовали о том, что проект будет продолжен; уверенность в этом цензора была несомненной. Атом будет расщеплён; пламя вырвется на волю.
Фабрикант, даже не будучи религиозным в общепринятом смысле, тем не менее содрогнулся от этой мысли.
Они разорвут само сердце материи, думал он, и результатом обязательно будет разрушение. Теологи вели споры о mysterium coniunctionis, мистерии объединения: в Софии Ахамот — мужчины и женщины в идеальной андрогинии; в природе — частицы и волны, несколлапсированной волновой функции; баланс сил а атоме. Баланс, который Фабрикант, как какой-то пагубный демиург, собирался нарушить. И в результате будут уничтожены города, если не весь мир.
Он чувствовал себя как Адам, заключённый архонтами в смертное тело. И здесь, на этом столе, было его Древо.
Его ветви — тень смерти; его сок — елей зла, а плоды его — пожелание смерти.
Последним, о чём он спросил цензора, было «Как далеко это зашло? Бомбу уже испытали?»
«Бомбы нет, пока вы её не построите, — сказал ему Бизонетт. — Испытания мы проведём сами».
Глава седьмая
— До весны, — сказал цензор Бизонетт. — Усмирите город до весны. Мы можем надеяться, что это сделаете?
В его вопросе таилось оскорбление. Саймеон Демарш посмотрел на телефон с кислым выражением на лице.
Это был телефон Эвелин Вудвард, подключённый наконец-то к внешнему миру через какой-то преобразователь импеданса, установленный военными: больше никаких радиотелефонов. Однако трубка, розовая и лёгкая и изогнутая неприличным образом, лежала в руке непривычно. Она была сделана из вещества вроде бакелита, но менее плотного; как сказали инженеры — пластик на нефтяной основе.
— Город уже усмирён, — ответил Демарш. — В городе спокойно многие месяцы. Я не предвижу проблем, пока военные сотрудничают.
— Они продолжат сотрудничать, — произнёс далёкий металлический голос Бизонетта. — Полковник Требах не в том положении, чтобы препираться с Бюро.
— Но, похоже, расположен к этому.
— Его угомонят. Бюро скоро навалится на него всем своим весом. Полковник вёл далеко не безупречную жизнь.
— Если вы станете ему угрожать, он обвинит в этом меня. Вы далеко, а я рядом.
— Не сомневаюсь. Но мы также скажем ему, что вам был дан приказ докладывать о любых препятствиях. Это должно держать его в узде. Он не обязан симпатизировать вам, лейтенант.
— Хорошо. А что скажет Идеологический отдел? Были жалобы от Ординарного атташе.
— Делафлёра? Напыщенный идиот. Une puce[16]. Не обращайте на него внимания.
— Идеологический отдел…
— Идеологический отдел под контролем, — сказал цензор. — Я даю им то, что они хотят.
— Делафлёр хочет уничтожить город.
— Он не сможет. Не сейчас.
— Не раньше весны?
— Именно.
— Таков план?
— Хотите знать больше? Через неделю-две прибудет пакет из Надзорного комитета. Всё, чего хочу я — чтобы вы гарантировали, что ситуация будет стабильной ещё несколько месяцев.
— Будет, — сказал Демарш, понимая, что только что засунул голову в петлю: если что-то пойдёт не так, вся вина ляжет на него. Но остановиться уже было нельзя. — Я гарантирую, — услышал он собственные слова.
— Тогда это всё. — Цензор разорвал соединение.
Демарш положил трубку на телефон и вздохнул. Затем он повернулся и увидел стоящую в дверном проёме Эвелин Вудвард.
∞
Много ли она услышала? Невозможно сказать. Как и догадаться, какие она сделала из услышанного выводы. Он быстро проиграл разговор в голове, отделяя свои реплики от реплик цензора: о чём она могла догадаться?
Она будто бы странно на него смотрела, но это могла быть игра воображения. Она, в конце концов, была из другого мира. С этими людьми легко ошибиться, особенно в том, что касается языка тела.
— Я хотела спросить, не хочешь ли ты кофе, — сказала она.
— Да, пожалуйста, Эвелин. Я бы выпил чашечку. — Он сделал жест в сторону стола, который раньше был её столом, в комнате, в которой она обычно занималась бухгалтерией своей auberge[17]. — Сегодня вечером мне нужно будет поработать.
— Понятно. Хорошо, я вернусь через минуту.
Она закрыла за собой дверь.
Демарш взял со стола документ, лежащий на самом верху. Это был первый отчёт Линнет Стоун, фактически, её рабочие заметки. Он намеревался прочитать их сегодня, но не испытывал от этой перспективы никакого энтузиазма. Линнет Стоун была карьерным учёным и писала как они, нудными максимами в пассивном залоге.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});