«Моя Омега, — говорится в ней, — это в последний раз, я обещаю. Это не то, что ты думаешь. Это новое начало и возможность забыть прошлое».
Я наклоняю голову до тех пор, пока мой подбородок ни упирается в воротник куртки, и плачу.
Мой Альфа.
Я плачу по нему. Плачу из-за него. Я плачу по тем временам, когда он делал мне больно и когда нет. Я плачу, потому что я — Омега, и мое единственное предназначение — это делать ему больно в ответ. Я плачу, потому что, если сделаю так, как велит мне мой Альфа, если покину это место и применю этот препарат, я больше никогда не буду его Омегой снова.
Я остановлюсь. Все закончится. И несмотря на то, что каждый раз, когда он делал мне инъекцию в школе, и я молила Бога о том, чтобы боль ушла, я никогда не хотела, чтобы это заканчивалось.
Глава 24
Молли
(Девчонка с пушкой)
Я просыпаюсь, окруженная темнотой, с его именем на губах. Не Линкольн. Альфа.
— Тс-с, — шепчет он мне в шею. Его шепот окутывает теплом мою кожу и затем наполняет им мое тело. Его руки плотно обвиты вокруг меня, и мы лежим на постели где-то в темноте.
— Где ты была? — спрашивает он.
— Я вернулась в тот снежный день.
— Нет. Куда ты пошла, когда оставила меня?
— Я не оставляла тебя. Ты заставил меня уйти.
— Я должен был либо отпустить тебя, либо убить, Молли.
— Омега, — произношу я, всхлипывая. — И я, в любом случае, погибла.
Я вижу это в своей голове. Я ощущаю холод, пронизывающий мое тело от кончиков пальцев до макушки. Он такой обжигающий. И, возможно, я была недостаточно взрослой, чтобы знать, что такое обморожение, но я понимала, что если не найду какое-то теплое место как можно быстрее, я упаду и перестану существовать.
— Я нашла городок. — На самом деле это был не городок, а что-то вроде современного пристанища цыган. — Циркачей. У них было много трейлеров, и один был не заперт. Там валялись грязные одеяла. Толстые, стеганые хлопковые одеяла. Они пахли машинным маслом и еще какой-то технической жидкостью. Но когда я накрыла себя примерно полдюжиной, они оказались теплыми.
— Кто-нибудь видел, как ты это делала?
Он не уточняет, что имеет в виду, но я понимаю и так.
— Нет. Я была совсем одна, когда воткнула иглу себе в шею таким же образом, как ты делал это множество раз до этого. И когда очнулась, я уже была никем.
Глава 25
Линкольн
(Парень на байке)
Я никогда даже не мечтал о том, что такой момент настанет. Я никогда не позволял себе думать, что в моей жизни может быть что-то, кроме возмездия и смерти. Теплые летние дни, наполненные планами. Холодные зимние ночи, наполненные преследованиями. Неважно, какой это был день, неважно, сколько было времени, неважно, сколько раз я думал о том, что все могло быть иначе, я никогда не позволял себе мечтать об этом мгновении.
Молли начинает дрожать, и я прижимаю ее крепче. Она плачет, хотя изо всех сил старается не делать этого. Если я сдамся и перестану быть Линкольном хоть на секунду, то я тоже могу сорваться.
— Я скучал по тебе с того самого момента, как ты развернулась и побежала прочь.
— Ты даже не представляешь, что я чувствовала. Как я была напугана.
— Я не знаю, каково было тебе. Но знаю, каково было мне. Я знаю, как это было, когда я делал тебе инъекции препарата в школе и смотрел, как ты сходила с ума. Наблюдал, как ты пыталась содрать с себя кожу, потому что у тебя были галлюцинации. Знаю, как это быть причиной того, что ты билась головой об стену до тех пор, пока не начинала идти кровь. Знаю, как это, крепко сжимать тебя в то время, как ты плюешь мне в лицо, называешь меня злом, монстром, дьяволом. Так что, возможно, отпустить маленькую девочку в темный лес посреди ночи, одетую в ночную рубашку, было весьма ужасающим поступком, но это было гораздо лучше, чем причинять тебе боль всю оставшуюся жизнь.
Она разворачивается, тянется к моим голым плечам, крепко сжимая их, и трясет меня, уставившись в мои глаза.
— Ты не слушаешь меня. Ты не понял. Ты разорвал меня пополам, Альфа.
— Не называй меня так.
— Почему нет? — спрашивает она с вызовом. — Ведь это то, кем ты являешься.
— Это не то, кем я являюсь, это то, что я делаю. И я не хочу слышать это от тебя, Молли. Я не могу этого принять.
Она вздыхает, сдаваясь в данном вопросе.
— Ты был моим, а я была твоей, вот и все, что я уверена, было тогда правдой. А затем ты выбросил меня, как мусор.
— Томас заставил бы меня убить тебя, Молли. Мы обсуждали этот вопрос, и это было единственным решением. Прости, но ты должна мне поверить — я сделал все, что мог. Клянусь, Молли, все, что мог.
Выходя из себя, она начинает тяжело дышать, ее грудь поднимается и опускается все быстрее и быстрее.
— Так значит, ты выбрал их, а не меня.
— Я выбрал тебя, Молли. Я…
— Прекрати называть меня так! — кричит она, и ее слова эхом отражаются от потолка моей спальни в пещере. — Молли — это выдумка. Молли — это имя, которое мне дали, когда мне было восемь. Молли — это та девочка, которая выросла с ними. Я — Омега. — Она впивается в меня взглядом. — Я твоя Омега.
Гнев и боль внутри нее пробуждают во мне желание закрыть глаза и молить Господа о помощи. Помочь сделать так, чтобы она поняла.
— Я…
— Даже не пытайся это сказать, — рычит она. — Не начинай снова просить прощения! Ты был всем, что у меня было.
Она переворачивается на другую сторону, отворачиваясь от меня, будто заканчивая разговор. И хотя я понимаю, что она хочет, чтобы я оставил ее в покое, на самом деле, ей это не нужно. Ей нужна близость. Ей нужна любовь. Ей нужен я. Не Альфа…а я.
— Молли…
— Омега, — снова произносит она. Но в этот раз это звучит тише и с ноткой поражения.
Я разочарованно вздыхаю.
— Омега. Хорошо. Но я не хочу, чтобы меня называли Альфа. Я провел много лет, стараясь примириться с Линкольном, и им я теперь являюсь. И неважно, нравится он мне или нет, это то, кем я являюсь.
— И что это значит?
Я молча лежу.
— У тебя на куртке есть нашивка с символом анархии, и те убийства, которые я расследую…
— Это не то, что ты думаешь.
— Тогда объясни мне.
Но я не хочу ей этого объяснять. По крайней мере, не сейчас.
— Просто… просто позволь мне побыть здесь с тобой сейчас, ладно? Просто насладиться этим. — Она глубоко вздыхает, ее спина прижимается к моей груди, когда я стараюсь притянуть ее поближе. — Я никогда не забывал о тебе. Не было ни одной ночи, чтобы я не мечтал увидеть твое лицо во сне, положив голову на эти подушки.
— Ты не хочешь, чтобы я чувствовала себя преданной, а что я, по-твоему, должна чувствовать? Что, Линкольн? — Она снова поворачивается ко мне лицом, и света, исходящего от экрана компьютера в дальней стороне комнаты, достаточно, чтобы разглядеть блеск слез на ее щеках. Она смахивает их и шмыгает носом.
— Твоя жизнь была… плохой? — спрашиваю я, боясь ее ответа.
— Иногда, — признает она. — Но в основном все было хорошо. Уилл, Дикий Уилл, он стал моим братом после того, как они нашли меня в том трейлере. Не знаю, как долго я проспала, но они сказали мне, что никто не проверял трейлер несколько дней.
— Они вызвали полицию?
Молли качает головой.
— Нет. Они не из тех людей, которые зовут полицию на помощь. Они увидели девочку со следами от уколов на руках и шее. По всему ее телу были порезы и раны. Она потеряла память по понятной причине, как они сказали.
Я вздыхаю.
— Так значит, они приняли тебя к себе. Обучили тебя своему делу?
— Я тренировалась недолго. Я смышленая, знаешь ли.
— Я знаю, — усмехаюсь я.
Это заведение называлось Школой Одаренных не просто так. Мы все были смышлеными, но они делали нас еще проворнее.