Читать интересную книгу К чему снится Император? Часть 2 (СИ) - Шведов Вадим

Главный интерес общества после императора вызывал наследник-цесаревич. Все старались выведать о нём любые подробности и мелочные сплетни. Быстро выяснился весьма оригинальный характер Александра Александровича. Наследник не очень жаловал художественные книги и, по слухам, был тяжелодум. Говорили, что якобы сам его воспитатель Чивилев как-то сказал: «Как жаль, что государь не убедил его отказаться от своих прав: я не могу примириться с мыслью, что он будет управлять Россией».

Тем не менее надо отдать и должное наследнику, — никто за ним не отрицал твёрдости характера и самостоятельности в суждениях. Чиновники близко знакомые с цесаревичем, имели о нём мнение более критическое. Военный министр Дмитрий Алексеевич Милютин давал такую характеристику наследнику: «легкомыслен и самонадеян, выказывает пренебрежение ко всему установившемуся ведению дел государственных». Отмечалась также резкость Александра Александровича. Часто он выдавал решения безапелляционно, обрывая всякие рассуждения. Не нравилась Милютину и открытая грубость цесаревича, обычными эпитетами которого были «свинья», «скотина» и «каналья». Дмитрий Милютин видел и положительные достоинства будущего государя. Великий князь не терпел лжи и был крайне трудолюбивым. Все замечали, что наследник — хороший семьянин и любящий отец. В этом он сильно отличался от своих братьев — Владимира и особенно Алексея, который по-крупному играл в карты и постоянно проводил время в кутежах и амурных делах. На всех торжественных мероприятиях семья Романовых выступала вместе, но будет ли так, случись события страшные для страны? Государь задавал себе этот вопрос снова и снова.

Если Александр и Алексей уже явно сформировались как зрелые личности, то Владимир всё ещё оставался маменькиным сынком в свои 25 лет. Владимир писал маме чуть ли не каждый день, подробно рассказывая обо всех деталях своей жизни. Размашистым почерком сын исписывал каждый раз по 2 листа.

"Петербург, 15 апреля.

Благодарю Тебя от всей души, душка Ма, за письмо, полученное мною утром. Ты знаешь, как каждое слово от Тебя мне дорого и как я искренне благодарен за малейшее внимание ко мне. Грустно было провести день моего рождения в разлуке с Тобой; надеюсь, что это не часто будет повторяться. Папа доставил мне огромное, неожиданное удовольствие, назначив меня генерал-адъютантом. Я не могу назвать назначение наградою, ибо чувствую, что не заслужил её; я это сказал Папа. Мои заслуги, если только таковые существуют, слишком ещё маловажны, чтобы так щедро награждать их; но времени ещё много впереди: надеюсь, с помощью Божьей, моей верною и неутомимою службою в будущем оправдать и заслужить все пришедшие милости и всю беспредельную доброту ко мне Папа. Надеюсь также, и в том да поможет мне Господь Бог, никогда, ни при каких обстоятельствах, как бы они трудны не были, не роптать на службу мысленно или словесно. Эта неделя была особенно трудна для Папа; не понимаю, откуда хватает сил человеческих, чтобы переносить те утомления, которые Папа в состоянии переносить! И это всю жизнь, без отдыха, без малейшей надежды на отдых! Пример для всех нас, и какой ещё пример!

Меня радует, что братья остались довольны мною, надеюсь, что со временем мне удастся ещё более сблизиться с ними и быть им, насколько возможно полезным (здесь речь идет о младших Сергее и Павле, друживших между собой и несколько сторонившихся старших Александра и Владимира)…Папа читал нам Твоё письмо к нему: ему невыразимо грустно провести первый раз в жизни, день свадьбы в разлуке с Тобою. Хотя письмо моё придёт позже завтрашней телеграммы, позволю себе однако искренне, от всей души поздравить Тебя с двумя наступающими, дорогими праздниками. Мысли и молитвы мои будут с Тобою и с Алексеем. Буду просить Бога, чтобы сохранил Он Тебя для нас всех ещё на многие, многие лета. Буду также молить Господа, чтобы не дал Он погибнуть тоскующей и скорбящей душе брата; чтобы рано или поздно он вернулся к нам телесно и душевно излеченным (имеются в виду любовные передряги Алексея во время его путешествия в Америку). Я уверен, душка Ма, что Твои молитвы присоединятся к моим и что Бог, в бесконечном милосердии Своем, услышит их!

Крепко, от всего сердца обнимаю Тебя.

Твой Владимир".

"Царское Село, 4 ноября.

Милая Мама!

Прошедшая неделя опять была полна для меня самыми разнообразными занятиями. Чтобы не нарушать последовательности, начну с Воскресенья. Саша, Минни и дети прибыли совершенно благополучно и в добром здравии в Царское около полудня. Я не мог поехать к ним навстречу, так как это было время обедни, к которой они поспели ко второй половине и застали молебен по случаю благополучного возвращения всех нас. Мы в этот день обедали у них и провели вечер. На другой день, в Понедельник, Саша и я отправились по первому поезду в город. В 11 часов я уже был на Царицыном Лугу и успел, до приезда высшего начальства, объехать мою бригаду. Погода была сносная, хотя довольно прохладная, так что у меня порядочно мёрзли руки. Парад сошёл совершенно благополучно, и Папа остался вполне довольным войсками. С лошадей мы слезли у дома Ольденбургских и отлично позавтракали у Эжени. Вечером были с Папа в русском театре, пили там чай и засим отправились по Московской дороге в Тосну, а оттуда в Лисино. Погода была отвратительная: мокрый снег падал громадными хлопьями и при этом дул сильнейший ветер. В Лисине мы застали мороз, который в ночь усилился и к утру достиг 7˚. Это не помешало нам однако в 10 часов отправиться на птиц, против самого дома. По случаю снега охота была не вполне удачная. Убили весьма скромное количество фазанов и куропаток. Вернувшись домой, позавтракали и поехали в парк стрелять разнообразных животных. Эта охота была удачнее. Были дома около 3 часов. В 6 часов обедали, играли в ералаш (старинная карточная игра) и 8 часов отправились с Папа в карете прямо в Царское, куда и прибыли около 11 часов. В четверг обедали у Папа офицеры полка принца Карла, только вернувшиеся из Берлина. Их принимали с необыкновенным радушием и угощали на славу. В Пятницу утром мы все отправились в город. Папа осматривал укомплектование гвардейской пехоты и остался совершенно доволен выбором людей. Из Манежа я прямо отправился к Сергею Максимовичу…Вечером были в Фаусте. Папа был очень доволен, как играют, так и пением Нильсон; Саша и Минни от неё в восторге…

До скорого свидания, душка Ма! Крепко целую Твои ручки и от души обнимаю Мари.

Твой Владимир".

"Царское Село, 12 ноября

Благодарю Тебя от всей души, душка Ма, за Твое доброе, хорошее письмо. Ты знаешь, как я дорого ценю Твое слово и как я люблю Тебя всеми силами моей души. Когда в Ливадии все надежды на будущее счастье, надежды, которые стали для меня столь дорогими, так неожиданно уничтожились (царские сыновья влюблялись один за другим, и всё неудачно), я понял, что лучшего друга, лучшей опоры в этой жизни нет у меня. Прости меня, что я, может быть, так поздно пришёл к этому сознанию; но случившееся со мною было первым настоящим горем в моей жизни, а в горе гораздо больше, нежели в радости, узнаёшь тех, которые тебя искренне любят. А кто же меня больше любит на сём свете, нежели Ты, душка Ма? Конечно, Ты, одна Ты, больше никто. И если жизнь успела многое во мне испортить, то верь мне, Мама. Ты не ошибёшься, сердце моё осталось нетронутым и всегда готово откликнуться на всё хорошее, на всё доброе…

До скорого свидания, душка Ма!

Твой Владимир".

* * *

Международные дела не отпускали Россию. В Петербург к государю со специальной миссией приехал из Берлина посланник Йозеф фон Радовиц. По мере того как Франция оправлялась от военного поражения и восстанавливала армию, в германской столице созревало желание новым ударом добить Францию, захватить Люксембург и получить ещё 10 миллиардов контрибуции. Бисмарк тогда писал германскому послу в Париже: «Ни одно правительство не будет таким глупым, чтобы предоставить противнику выбор времени для начала войны и ждать момента, который покажется удобным для врага, раз оно, вопреки своему желанию, вынуждено считать войну неизбежной. Германский деловой мир требует ясного политического горизонта. Он чётко высказывается, что начало войны для него менее пагубно, чем без конца продолжающаяся угроза её возникновения».