Я была в пятом классе тогда. И, как всегда, прогуливала физкультуру. Сидела за школой, читала книгу. Поглядывала на часы. Там меня и отыскала злобная стайка.
Плохо помню, что они мне говорили. Зато хорошо помню, как вырвали у меня из рук книгу Эдит Несбит, которую я с огромным трудом выпросила у библиотекарши, как она улетела в лужу, как больно толкнули меня…
Кажется, я бросилась в драку.
Ничем хорошим это не кончилось бы, если бы Катька не привела туда учителя физкультуры. А потом заявила у директора, что девчонки сами задирали меня. Толкнули. Испортили книгу. И вообще начали свару первыми.
Директор поверил. И даже заставил родителей девчонок оплатить стоимость книги. Больше никто меня не задирал. С Катей мы подружились. А потом, в седьмом классе, ее родители переехали на другой конец города.
Катя перешла в другую школу.
Сначала мы перезванивались и общались. А потом как-то закрутило…
И сейчас передо мной стояла моя старая подруга.
Но в каком виде!
Высшие силы леса!!!
Катька никогда не была толстой. Но сейчас она выглядела худой и бледной как смерть. На джинсах дыра красовалась на дыре. И не в силу моды. Просто джинсы представляли собой старье, а денег на новые у подруги, видимо, не нашлось. Старенькая кофта тоже не вызывала восторга. Модной и новой она была хорошо если три года назад. Про обувь вообще говорить не хотелось.
Волосы хоть и чистые, но тусклые и секущиеся, глаза запали, губы обветрены, и видно, что Катя часто прикусывает их, словно нервничает. А пальцы… у скелета с кафедры анатомии они потолще будут!
Лютик бесцеремонно присел рядом с Катей на скамейку, коснулся шеи…
– Ёлка, она явно недоедает. И давно. Плюс нервы, плюс какие-то проблемы… но сначала ее надо накормить.
– А она заворот кишок не получит? – усомнился Эвин, присаживаясь с другой стороны. – Ты посмотри, она же дня два не ела!
– Я ей сейчас фрейхи поставлю.
Слова у Лютика с делом не расходились. Он вытащил из кармана губку и тут же пришлепнул ее на Катино запястье.
– Это что?!
Эвин перехватил ее за руку.
– Не дергайся. Лекарство.
– Какое еще… Лёлька, что это значит?!
Я пожала плечами. Элвар обнял меня за плечи.
– Девушка, у вас ведь проблемы?
– Нет у меня никаких проблем! – попыталась соврать Катя. Ага, размечталась. Моему мужу закоренелые дипломаты врать не пытаются, а ты тут самая умная?
– Ну да. И голодаете вы, чтобы записаться в модельное агентство? Правда?
Катя покраснела. Врать она по-прежнему не умела. А с ее рыжими волосами и белой кожей даже и пытаться не стоило. Краснела она мгновенно.
Лютик тем временем воткнул в порозовевшую губку пузырек с соком фрейхи. Безумно питательный раствор, друиды его чуть ли не на вес серебра продают. В мире техники в таких случаях ставят капельницу с глюкозой. И не одну. В мире магии хватает десяти граммов фрейхи.
– Это что? Как…
– Сиди, не дергайся, – цыкнула я на подругу. – И рассказывай, как дошла до жизни такой.
– Нормальная у меня жизнь…
– Катька!
Мой грозный рев подействовал, и подруга заговорила:
– У меня недавно умерла мама…
– Теть Света?! Шхресс!
Теть Свету я отлично помнила. Удивительно добрая женщина, чем-то похожая на свою кинотезку. Только что не блондинка. И застать ее грустной было невозможно. Она постоянно смеялась, шутила, беззлобно ехидничала… там, где она, всегда ощущалось тепло и уют.
– Ну да. Попала под машину. А после ее смерти все разладилось…
– Что именно?
Катя опустила глаза.
– Отец запил. Он сейчас почти не просыхает. Приходит, забирает деньги – и опять уходит. Одно утешение, что старается держаться подальше от дома, когда пьян. Да и когда трезв – тоже. Говорит, что не может жить там, где все пропитано памятью о маме…
На последних словах голос подружки дрогнул – и я погладила ее по голове.
– Ну-ка, спокойнее. Тише, тише, кот на крыше…
– Какой кот?
– Никакой. Тут главное, чтобы крыша не съехала.
– Лёлька!
Вот так-то лучше. Я понимаю, что у нее жизненная трагедия и все такое… но я ж тоже не железная! С какими-нибудь бутнячками или буздюками сражаться – это без вопросов! Но утешать плачущих девиц… на это я не подписывалась!
Я не лекарь!
– Сто лет Лёлька. Ты давай дальше рассказывай. Папаша запил. Это ясно.
– А Янка попала в секту.
Упс.
– Куда?!
– Туда! Называются эти уроды «Дети Воскресения Христова». Приползли из Америки, черти б их взяли! Молятся, поют, Янка туда вообще сначала ходила английский изучать. Но ты понимаешь, какая засада? Они этот английский изучают на библейских текстах! А после уроков – чай с печеньем и душеспасительной беседой! Сначала она просто смеялась. Затем там задерживаться стала. А уж потом…
– Потом – это до или после смерти матери? – вдруг напрягся мой любимый.
Катя задумалась.
– Сложно сказать.
– Сколько она уже туда ходит?
– Года два.
– Хм-м…
– И что ты этим хочешь сказать?
– Пока – ничего. Пока мы не посмотрим на эту секту, я не смогу сказать, где причина, а где следствие.
– Мы?! Посмотрим?!
– А что – ты ее так бросишь?
– Любовь моя, и кто из нас двоих больший филантроп? Ты или я?
– Эвин. Ты посмотри, как он глядит на девочку.
Я перевела взгляд на оборотня, который, пользуясь паузой, подносил к Катиным губам стакан с водой и уговаривал выпить.
– Не поняла.
– И очень жаль. Она ему очень понравилась.
– Катьке только этого и не хватало…
– Чего?
Я задумалась. Действительно – чего? Интрижки? Да о чем может идти речь? Если Эвин здесь будет еще неделю – от силы. А потом мы удерем на родину. В мир магии. Ничего они толком не успеют. Ни влюбиться, ни жениться…
А бросить девчонку в такой ситуации действительно некрасиво. Нам-то ее проблемы и гроша ломаного не стоят! Поможем и не заметим.
– Дорогая, а как насчет не быть затычкой в каждой бочке?
Я пожала плечами, глядя на то, как Эвин подсовывает Катерине сухое печенье.
– А чем нам тут еще заниматься целую неделю? С ума сойдешь от скуки!
– Действительно. Но, может быть, здесь есть кружки шитья? Или вышивания?
– Ты собрался шить? И что же?
– Я? Любовь моя, а ты вообще-то в курсе, что невеста в Элварионе обязательно должна вышить сорочку в подарок жениху? И сама ее сшить, конечно!
Я хлопнула ресницами. Вот тебе раз! Элвары? Вышивание?
– Так мы же от эльфов тоже происходим!
– И что же? Две другие-то части шитьем не увлекаются.
Да и вообще. Я бы скорее представила, как элварская невеста дарит своему жениху пояс с ножом. Или сам нож. Или меч… Короче, что-нибудь крутое и боевое. И что мне теперь делать? Ежели надо? А я даже носки толком штопать не научилась. Вечно у меня такой авангард получается, что самой страшно. Один раз носок к пятке пришила, у другого носка горловину заштопала намертво, не специально, просто о своем задумалась…
От мрачных размышлений меня отвлекло тихое хрюканье. Тёрн не смеялся в голос только потому, что боялся переполошить половину улицы.
Разыграл?!
Ах ты… ты… да я тебя сейчас… ну, погоди у меня!!!
Клыкастый мерзавец увернулся от подзатыльника и послал мне воздушный поцелуй.
– Выходи за меня замуж и отрави мне оставшиеся три тысячи лет жизни?
– Я тебе… Я тебя!!! Я тебе штаны зашью!!! Намертво!!! Я тебе пояс верности крестиком вышью!!! Ну, попадись ты мне только!!!
Мои попытки догнать увертливого элвара оборвал Керрон, который сгреб меня в охапку и приподнял над землей.
– Ёлка, бить его величество на глазах у верноподданных – это плохой пример.
– А вам самим ему ни разу настучать не хотелось?
– И подстрекать к революции – тоже.
– Гады, – заключила я. – Сговорились?
– Мы тебя тоже все любим.
– Исключительно платонически, я надеюсь?
– Можешь даже не надеяться. – Тёрн принял меня из рук телохранителя. – Кому ты еще такая колючая нужна кроме меня?
Я скорчила ему рожицу, но драться не стала. Вот уж действительно, кто бы меня еще терпел такую?
– Я тебя просто люблю.
– И я тебя…
Кто сказал? Кто ответил? Разве это важно, когда любишь? Поцелуй оборвал Эвин:
– Ёлка, ты вообще-то с подругой разговариваешь – или с мужем дерешься?
– А что – одно другому мешает?
– Ёлка? – удивилась Катя. Бедная девчонка вообще смотрела на нас как на сумасшедших, но хоть бежать не пыталась. По-моему, она уже дошла до той стадии, когда хочется не бежать, а хоть кому бы поплакаться.