Читать интересную книгу Н. В. Гоголь и Россия. Два века легенды - Леонид Крупчанов

Таким образом, взгляд Гоголя на проблемы европейской литературы изменился в большей степени на пути его эволюции, чем у Пушкина, особенно в рамках религиозной проблематики.

Гоголь связывает проблемы романтизма и классицизма в литературе с вопросами художественности и типа мышления, а не жанра, как Пушкин. Он рассматривает эту проблему в статье «Петербургская сцена в 1835–36 гг.», написанной в 1836 году. Романтизм, споры о котором шли на протяжении первой четверти XIX столетия, для Гоголя не что иное, как «стремление подвинуться ближе к нашему обществу, от которого мы были совершенно отдалены подражанием обществу и людям, являвшимся в созданиях писателей древних». Взорвали старые границы и нормы люди, по словам Гоголя, «отчаянно дерзкие, какими производятся мятежи в обществах». В борьбе с устаревшими формами они не видят границ, идут напролом и в конце концов порождают хаос и зло. И в этом хаосе они сами и являются первыми жертвами. Из этого хаоса, охватывая своими мудрыми «двойственным» взглядом старое и повое, явившийся великий художник создает новое творение. По утверждению Гоголя, такой художник, подобный Вальтер Скотту, «обращал это романтическое, с великим вдохновенным спокойствием художника, в классическое, или, лучше сказать, в отчетливое, ясное, величественное создание».

И наконец на завершающем этапе, из современного брожения, явится «будущий поэт», «вооруженный тройною опытностью». Нетрудно заметить, что «будущий поэт» с «тройною опытностью» не кто иной, как сам Гоголь, начавший работать над «Мертвыми душами». Сам Мольер, «истинный талант», теперь на сцене скучен и длинен, так как его произведения созданы по старым законам, по единому образцу, независимо от времени.

Истинным законам творчества, по мнению Гоголя, соответствовали только пьесы Шекспира.

Как видно, проблемы романтизма и классицизма имели у Гоголя и Пушкина сходное толкование. Критерий у них один – Шекспир. Только у Гоголя это третий уровень художественности («классический»), а у Пушкина – третий род («форма») поэзии (вслед за классицизмом и романтизмом). Но при этом ясно, что оба опираются на реалистические принципы творчества Шекспира, у которого социально-бытовая достоверность характеров смыкается с исторической достоверностью обстоятельств.

3. Проблемы религии в трактовке А. С. Пушкина и Н. В. Гоголя

а. А. С. Пушкин и вопросы религии

Молодой Пушкин позволял себе по отношению к религии, мягко говоря, вольности. В действительности он просто богохульствовал. Поэма «Гаврилиада», написанная Пушкиным, по имеющимся данным, в 1821-м году, представляет собой пародию на евангельские истории о заточении Христа и о грехопадении Адама и Евы. Пушкин в течение 9 лет пытался отречься от авторства «Гаврилиады». В 1828 году Пушкин дважды давал показания об этом «жалком и постыдном», по его словам, произведении, которое он якобы видел еще в Лицее в 1815 году. В конце концов Пушкин написал по этому вопросу самому царю, который прекратил дело, указав при этом, что его обстоятельства ему известны «подробно», не исключено, что из признания самого автора. В письме А. И. Тургеневу из Одессы 1 декабря 1823 года Пушкин, цитируя строки из стихотворения «Наполеон», где выражено сочувствие французской революции, приводит также строку из своего стихотворения «Свободы сеятель пустынный», добавляя, что это его «последний либеральный бред», что он «закаялся и написал на днях подражание басне умеренного демократа Иисуса Христа (Изыде сеятель сеяти семена своя…) В 1824 году третье жандармское управление перехватило письмо Пушкина к В. К. Кюхельбекеру из Одессы, которое на многие годы приклеило Пушкину ярлык «атеиста». Пушкин пишет здесь, что при чтении Библии и Шекспира «святой дух» ему «иногда по сердцу», но однако он «предпочитает Гете и Шекспира». Пушкин замечает, что создавая романтическую поэму, берет «уроки чистого атеизма». В Одессе Пушкин встречает, как он говорит «единственного ученого философа» глухого англичанина, который «исписал листов 1000, чтобы доказать что не может быть студента разумного, творца и правителя, мимоходом уничтожая слабые доказательства бессмертия души». Эта система, добавляет Пушкин «к несчастию более всего правдоподобная». Его письмо явилось причиной высылки Пушкина из Одессы в Михайловское. В письме к В. Ф. Вяземскому в октябре 1824 года, уже из Михайловского, Пушкин с возмущением пишет, что его обвиняют в проповедовании атеизма «сестре – небесному созданию и брату – потешному юнцу, который восторгался» его стихами.

Как великий художник, Пушкин мог перевоплотиться в человека любой национальности и любой веры: он был испанцем Дон-Жуаном, немцем Фаустом, цыганом Алеко, ему знакомы Коран и Талмуд. Но он, как и всякий русский, впитал в себя органические черты человека тысячелетней православной культуры. Он крестился и венчался, не забывая поздравить близких с Пасхой и Рождеством, заканчивал письмо жене обычным «Христос с тобой». Иногда его обращение к Христу соединялись с острой сатирой на окружающее. Это особенно характерно для молодого Пушкина. В письме к дяде В. Л. Пушкину весной 1816 года он пишет:

Христос воскрес, питомец Феба!Дай бог, чтоб милостию небаРассудок на Руси воскрес,Он что-то, кажется, исчез!

Иногда он ерничает в стихах, используя христианскую лексику; таково неопубликованное стихотворение 1821 года:

Христос воскрес, моя Ревекка,Сегодня следуя душойЗакону бога-человека,С тобой целуюсь, ангел мой.А завтра к вере МоисеяЗа поцелуй я не робеяГотов, еврейка, приступить —И даже то тебе вручить,Чем можно верного евреяОт православных отличить.

И при этом он хорошо знал христианскую литературу: как и вся историческая проблематика, тема Христа рассматривалась в его творчестве на документальной основе. «Библию! Библию! И французскую непременно» – просит он брата Л. С. Пушкина в письме из Михайловского осенью 1824 года.

Пушкин хорошо знал Коран. В 1824 году он пишет поэму «Подражание Корану», посвященную П. А. Осиповой. Конечно, Пушкин и здесь не ставит целью точность передачи содержания глав священной книги мусульман: он свободно обращается с ней, стилизуя ее под свой замысел. Но он изучил Коран. В примечаниях к поэме он пишет: «Многие нравственные истины изложены в Коране сильным и поэтическим образом». Пушкин успешно осваивает мировую культуру стиха, в том числе в религии и национальной специфике; он реализует свои сведения в «Подражаниях»: Анакреону, Шенье, французскому, арабскому, итальянскому, турецкому. Эти подражания даются ему легко, как и использование соответствующей лексики. Проиграв в карты рукопись своего сборника элегий, и оказавшись в ссылке в Михайловском, он пишет осенью 1824 года Вяземскому: «… принужден был бежать из Мекки в Медину, мой Коран пошел по рукам – и доныне правоверные ожидают его» (имеется в виду проигранный сборник стихов – Л. К.).

Но и молодой Пушкин отличает Библию от всех других источников. Библия для него – это серьезно: он связывает ее с мироощущением народа. «Библия для христианина то же, что история для народа, – пишет он брату и сестре в конце 1824 года. – этой фразой (наоборот) начиналось прежде предисловие «Истории» Карамзина. При мне он ее и переменил – добавляет Пушкин. В письме Жуковскому 26 января 1826 года Пушкин просит походатайствовать о прекращении его ссылки в Михайловском, так как он не замешан в заговоре декабристов. При этом он искренне перечисляет свои вины перед правительством и царем. Среди этих «свидетельств» вины – знакомство со многими декабристами, участие в кишиневской масонской ложе с 4 мая 1821 года по 1 августа 1822 года, когда все масонские ложи указом Александра I были закрыты, и наконец «упреки» Александра I Пушкину «в безверии». Пушкин долго каялся в этом своем проступке. Жуковскому же весною того же 1826 года он разъясняет: «Его величество, исключив меня из службы, приказал сослать в деревню за письмо, писанное года три тому назад, в котором находилось суждение об атеизме, суждение легкомысленное, достойное, конечно, всякого порицания». Но тогда же (февраль 1826 г.) в письме Дельвигу он не может не поспорить, в связи с женитьбой последнего, используя библейскую тематику: «Апостол Павел говорит в одном из своих посланий, что лучше взять себе жену, чем идти в геенну и во огнь вечный». Наконец, весной 1826 года, убедившись, что жандарм в связи с событиями декабря предыдущего года к нему не придет, Пушкин обращается с письмом к самому Николаю I. Он пишет, что в 1824 году, «имел несчастие» заслужить «гнев покойного императора легкомысленным суждением касательно атеизма» в одном из писем, был уволен со службы и выслан. Он просит разрешения вернуться в столицу или выехать за границу для лечения. В этом письме Пушкин дает царю подписку о своей благонадежности. Фантазируя на уровне религии, Пушкин частенько оказывается близок к кощунству. В ноябре 1826 года, едва покаявшись царю в своем атеизме, он пишет Вяземскому: «Няня моя уморительна. Вообрази, что 70-ти лет выучила наизусть новую молитву о умилении сердца владыки и укрощении духа его свирепости, молитве, вероятно сочиненной при царе Иване. Теперь у ней попы дерут молебны и мешают мне заниматься делом». Непросто представить себе обстановку, при которой попы во главе с Ариной Родионовной «дерут молебен». Вероятно, это было не очень чинно и торжественно. В выезде за границу ему было отказано, но разрешено вернуться в Петербург. Однако уже через два года возникает дело о «Гаврилиаде», о чем он сообщает Вяземскому в письме 1 сентября 1828 года.