украсть, как и все остальные».
В Москве после того, как отдельные члены АРА просили власти вернуть их украденное личное имущество — на что у американцев регулярно были основания — часто наступал длительный период, в течение которого должно было проводиться расследование. Тем временем иногда случалось, что к данному американцу обращалась третья сторона и предлагала позаботиться о возвращении его собственности в обмен на небольшое вознаграждение с гарантией того, что виновная сторона будет наказана. Чаще всего американцам говорили, что товар не был найден, но что вор был застрелен.
Лайон, вероятно, собрал больше интересных анекдотов о воровстве за время своей службы в Бойной, чем любой другой сотрудник АРА. Их совокупный эффект заставил его усомниться в том, что кто-то в России все еще стоит по правую сторону закона. Однажды чекист притащил уборщицу, которую застали за поеданием горсти сахара. Поймали с поличным, и теперь она в лапах ЧК. Лайон призвал к снисхождению.
После того, как я выступил в защиту этого несчастного существа, наш шеф ЧК разразился замечательной речью, в которой он с горечью осудил этих людей, которые опустились так низко, чтобы воровать у организации, которая кормила их голодающих детей. По мере того, как он говорил, он становился довольно красноречивым и оживлялся своей теме дикими жестами — когда он раскинул руки, я заметил у него в рукаве банку молока «АРА».
Лайон прервал проповедь, потребовал банку молока и приказал охраннику уйти, постановив, что «отныне ни одному чекисту не будет позволено переступить порог склада. Все это доказывает, что в России должен быть сторож, который присматривал бы за сторожем».
ГЛАВА 37 «МАСКА МАМОНЫ»
АРА, возможно, еще больше пострадала от эпидемии воровства из-за того, что многие россияне не были полностью убеждены в том, что ее цель была строго гуманитарной: они подозревали, что у нее были скрытые коммерческие мотивы. Большевики, конечно, должны были предположить это, потому что их идеология информировала их о том, что такого понятия, как буржуазная филантропия, не существует. Но спасатели были разочарованы, обнаружив подозрения, высказанные широкой частью русского народа. Со временем сомнения имели тенденцию исчезать, но местами они сохранялись до конца миссии.
Особенно в первые месяцы ходили фантастические слухи относительно реальной причины, по которой АРА прибыла в Советскую Россию. Один американец слышал, как несколько железнодорожников в зоне массового голода вслух задавались вопросом, правда ли, что в качестве платы за помощь России придется отказаться от Камчатки.
Жители Симбирска ломали головы и пытались угадать истинное объяснение: «Разве это не было сделано для того, чтобы провести расследование о российских фабриках и производствах, чтобы купить их для американцев? Интерес к Волжскому судоходству? К Черноземью?» В портовых городах некоторые предположили, что американские эсминцы изучали состояние портов на предмет будущих перспектив коммерческого судоходства.
В «Истории Уфы» записано, что вначале местные жители подозревали, что «где-то в плане была скрыта схема по завладению некоторыми ценными металлами или минеральными богатствами, которые так свободно можно найти здесь, концессиями на золотые и платиновые рудники и т.д. По крайней мере, должна существовать какая-то коммерческая схема, которая приносила бы хорошую финансовую отдачу».
После нескольких месяцев попыток навести порядок в Киеве Макферсон развел руками и решил, что идея гуманитарного предприятия «в настоящее время не укладывается в рамки понимания российского разума, который только что пережил четыре года социальных и экономических потрясений».
Безусловно, того, что пережили русские за предыдущие семь лет — поскольку жестокость началась с мировой войны, — было достаточно, чтобы заставить любого человека усомниться в искренности чьего-либо милосердия. Но, как узнал Макферсон, были дополнительные причины для их скептицизма по поводу АРА. Во-первых, работники по оказанию помощи были американцами, и их организация была во многих отношениях типично американской; американцы по своей природе настроены коммерчески, и это мышление гласило, что АРА просто должна была руководствоваться коммерцией. Российский служащий в Царицынском районе сформулировал этот вопрос следующим образом:
Большинство жителей Царицына знали американцев только как людей, которые постоянно изобретали что-то новое — замечательные аппараты и машины, строили фабрики и мастерские, вели огромную торговлю, без отдыха носились с места на место. О них даже говорили, что они никогда не спят. Всем было интересно узнать, в каких условиях они будут организовывать кормление голодающих. Было сказано, что в любом случае помощь не будет бесплатной; что американцы захватят Волжское судоходство и железные дороги. Другие говорили: «Чего они хотят от этого? Разве их недостаточно дома?»
Один московский интеллигент отметил, что после первоначального шока жители столицы смотрели на американцев с определенной двойственностью: «Рядом с чувством благодарности было в то же время чувство изумления и даже подозрительности». Подозрение проистекает из предвзятых представлений русских о своих спасителях: «Общее мнение относительно американцев в России таково, что они очень практичны, и мало кто согласился поверить, что у их помощи не может быть эгоистичных коммерческих мотивов. Как правило, россияне очень мало знают об идеалистических тенденциях в зарубежных, особенно англосаксонских странах, и всегда отождествляют иностранцев с бизнесменами».
Это и другие сообщения из Москвы свидетельствуют о том, что в конечном итоге атмосфера прояснилась, поскольку «подозрения по большей части рассеялись, и русские поняли бескорыстную цель работы по оказанию помощи». В других местах подозрения сохранялись.
Американцы в Петрограде, похоже, были особенно разочарованы постоянством подобных сомнений. Один из них отметил, что среди жителей города широко распространено мнение, что АРА — это «не что иное, как хороший банковский бизнес, и что многие люди за границей очень хорошо зарабатывают на этом коммерческом предприятии». Другой написал в the district history, что «Очень много людей все еще верят, что АРА — это коммерческий концерн, жертвующий определенную сумму своей прибыли на благотворительные цели». Тем не менее, Гантт подумал, что большинство из них не беспокоит вероятность того, что АРА на самом деле является коммерческой организацией, поскольку «они знали, что это дает им то, что они хотят, и когда они этого хотят. Вопрос о его конечной цели был для них отдаленным. «... Это было для них как мать для ребенка».
Чуковский знал, что в его собственном кругу все было гораздо сложнее. Он был разочарован, услышав, как искушенные люди в Петрограде ставят под сомнение мотивы АРА — «Это неискренне, должно быть, здесь какой-то обман», — но он счел это неудивительным, если рассматривать это в контексте позднеимперского восприятия Россией американцев как искателей денег и успеха. Это было особенно актуально на рубеже веков, когда художественная литература о социальной справедливости и разоблачительная журналистика Эптона Синклера, американского автора, наиболее широко переведенного на русский язык, пользовались широкой читательской аудиторией. Сам Чуковский разделял эти взгляды, как он показал, описывая свою реакцию