кустами, лежит — целый и невредимый — наш груз. Значит, они не дошли сюда, даже не верится!..
Мы присели на мешки, и тут Коля подозвал меня. Когда я склонился к нему, он спросил:
— Кароль, что бы ты сделал, если бы ты командовал облавой, а солдаты показали бы тебе на лес, в котором скрылись те, кого ты преследовал?
Я немного подумал, а потом ответил:
— Направил бы людей, чтобы они окружили место, где те укрылись, и отрезали дорогу для отступления.
— Правильно. Именно это они и сделали.
Мне стало стыдно.
— Извини, Коля, — пробормотал я, а он ответил своим обычным: ничего, ничего…
Ну, хорошо, подумал я, на этот раз нам повезло. Но надолго ли? На час, полтора? Нас только четверо, до Берлина несколько десятков километров, а до своих — несколько сотен. Нет, ничего у нас не выйдет. Нас послали на смерть, эти люди из штаба, где всегда видней…
— Ну, — говорит Коля, — пошли дальше.
Дальше? И вообще может ли быть это «дальше»? Мы берем наш груз и снова, навьюченные как мулы, тяжело шагаем по лесу. Куда? Господи, куда? Знает ли Коля об этом на самом деле?
Уже редеют деревья, виден конец леса и стоящий у леса одинокий домик. Коля внимательно осмотрел все вокруг. Ничего подозрительного не видно, только этот домик и поднимающийся из трубы дым. Ага, значит, сейчас мы войдем в этот домик.
Володя и Франек остаются, чтобы нас в случае необходимости прикрыть, а мы с Колей входим внутрь. Женщина вскрикнула и застыла, обернувшись с ложкой в руке, и так стояла у плиты, а от кастрюль поднимался пар. Коля направил автомат на дверь комнаты, откуда вышел мужчина в расстегнутой рубашке.
— Отдельный отряд Войска Польского, — сказал я по-немецки. — Кто еще находится в этом доме?
Глаза мужчины округлились от удивления и страха. Он сделал несколько шагов в нашу сторону, я заметил, что он хромает, но обходится без палки.
— Стой! — сказал я. — Кто еще есть в этом доме?
— Никого нет. Только жена и я.
— Врешь!
Он поднял руку, пытаясь заслониться от ожидаемого удара. А я и не собирался его бить. Я видел, как он испуган и как от страха трясется женщина.
Коля обыскал каждый закуток в кухне, комнатах и кладовке. Вскоре он вернулся и сказал им:
— Забирайтесь в чулан, — и показал им автоматом на кладовку. — Посидите там…
Они послушно вошли, Коля закрыл за ними дверь, но тут же снова зашел туда и вынес миску с яйцами и круг колбасы. Показав на варящуюся на плите пищу, он буркнул:
— Нам должно хватить. А теперь за работу…
Он позвал со двора ребят, видимо решив, что прикрытие нам не понадобится.
Мы прекрасно поели. Возможно, даже про запас. Затем Коля велел устроить помывку. Мы поставили два котла воды. Володя притащил из сеней лохань и давай… Получилась настоящая баня. Вымытые, отогревшиеся и сытые, мы перекидывались шутками, совершенно забыв о том, что облава на нас продолжается. За окнами кухни открывался довольно широкий вид на поля и вьющуюся в полутора километрах от нас дорогу. Движение на ней было небольшим, во всяком случае, ничего подозрительного не наблюдалось.
— Посидим тут до вечера, а потом в путь, товарищи, — решил Коля. — А пока ложитесь-ка и отдыхайте.
А сам он сел у окна и принялся как ни в чем не бывало пришивать пуговицу. Сидевшие в чулане хозяева вели себя довольно спокойно, они притихли как мыши за печкой.
Я немного вздремнул, а когда открыл глаза, то увидел стоящего на пороге кухни толстого господина в мундире фольксштурма и услышал Колю, который очень любезно приглашал его:
— Bitte schön. Пожалуйста, заходите…
Обалдевший толстяк с поднятыми руками послушно вошел и встал посредине комнаты.
— Откуда господин держит путь? — спрашивал Коля. — Отвечать, быстро!
— Я тут недалеко живу, в деревне.
— Как называется деревня?
— Мюленсдорф.
— Сколько жителей? Сколько человек в фольксштурме? Какое у вас оружие? Зачем сюда пришел? Принимал ли участие в облаве?
Коля спрашивал быстро, тот еле успевал отвечать, но отвечал добросовестно. Наконец Коля позволил ему опустить руки и втолкнул его в кладовку.
— Он пришел за яйцами… Хозяин ему обещал продать. Он не знает, продолжается ли облава. Слышите, он ничего не знает об облаве, он пришел за яйцами… Коля, я бы их всех…
— Оставь, Франек. Пока они сидят в чулане, а мы в этой комнате, нам ничто не угрожает. Нужно отдыхать, вечером в путь…
Я уже отдохнул, мне не хотелось больше лежать на полу на мягкой перине, поэтому я уступил свое место Коле, а сам сел у окна. Володя как всегда молча копался в радиостанции и проверял батареи. Конечно, сейчас не могло быть и речи о том, чтобы установить связь, это было бы равносильно самоубийству. Они там ждут нашего сигнала, рассчитывают на нас… А мы с момента приземления только и убегаем, и не может быть даже речи о выполнении задания, об определении сил врага. Да и удастся ли нам вообще что-нибудь здесь сделать? Я вижу дорогу через поле, по которой едет какая-то легковая машина. Через некоторое время в другом направлении движется запряженная двумя лошадьми подвода. Нормальное, обычное движение на проселочной дороге. Где-то там гитлеровцы прочесывают леса и рощи, проверяют дороги, а тут еще спокойно. Коля знает, что делает, и они там в штабе знают, черт возьми… Но что дальше? Что дальше? Сейчас все отдыхают, только Франек кричал, что он бы этих немцев… Вот именно, Коля должен что-то решить, похоже, нам придется их ликвидировать… Всего лишь несколько часов тому назад я и понятия не имел о существовании этих людей. Эта женщина и эти мужчины… Им чертовски не повезло, что мы сюда пришли. Они наши враги, мы находимся на земле врага, тут речь вовсе не идет о праве на жизнь для нас или о праве на жизнь вообще. Мы здесь для того, чтобы им вредить, чтобы готовящийся сейчас наш танковый удар был правильно рассчитан и точно направлен. Все это правда, но ведь они здесь живут трудом собственных рук, и видно, что дела у них идут не очень-то хорошо… Он инвалид, она при нем, к тому же сейчас смертельно перепугана… Коля велит их убить. Он командир, а мы прибыли сюда совсем не для того, чтобы кого-то жалеть.
Так мы дождались вечера, только время от времени сменяя часовых. Под вечер мы снова поджарили яичницу, подкрепились хлебом с колбасой, попили чаю из наших запасов, потому что не