когда Помона заговорит, но нельзя же таращился так, как это делали его товарищи, да еще на службе! Ти-Цэ было за них стыдно. Сослуживцы не только забыли, как стоит держаться, но и позволили себе преждевременную радость. Нет никакой гарантии, что женщина созрела до серьезных решений, и что ей вообще можно будет довериться.
Ти-Цэ не покидал Серый замок целых три недели – неслыханный срок. И всей этой заварухой он был обязан своему приметному шраму. Он как раз стоял в патруле неподалеку от ворот своей будущей темницы, когда от одного к другому и наконец до него самого дошла новость о том, что Помона доказала превосходство мыслей и намерений перед другими претендентами. Собрат, который нес службу ближе всех к замку, передал весть Старшим, и кто-то из них принял решение приставить к Помоне в качестве сопровождающего Ти-Цэ. Он был единственным, чье увечье (одно из множества) было хорошо видно даже в служебной форме. И для избранницы он был единственным ориентиром в мире, который они собирались ей открыть. Ти-Цэ принял новые обязанности без особого восторга, но Страшим перечить был не в праве.
Их замысел сработал. Пускай он не был особо общителен с крошечной женщиной, рядом с ним Помона не растерялась в новой обстановке окончательно, и через какое-то время даже набралась смелости познакомиться с другими Стражами. Пыталась найти отличительные черты и у них. Вызнавала имена.
Ти-Цэ не раз и не десять слышал о кандидатуре Помоны из уст других сородичей, но сам за женщиной до дня ее избрания наблюдал очень мало. В прочем, за проведенное с ней время он ею заинтересовался. Может, Помона не так безнадежна, как сама о себе говорила. Но еще все-таки не вечер.
Ти-Цэ спустился вниз по тропе к территории Пэчра и коротко поздоровался с первым встретившимся ему собратом.
– Ты оставил Посредника? – спросил тот, когда они поравнялись. Спросил на их родном языке, по которому Ти-Цэ успел порядком соскучиться.
Ответить ему на том же наречии было так же приятно, как размять затекшие мышцы. Слова ложились на язык как влитые, чего нельзя было сказать о человеческом, на котором только и разрешалось разговаривать в присутствии Помоны.
Ти-Цэ быстрым шагом пересекал Пэчр и хмуро поглядывал по сторонам. Он выбивался из картины лениво текущего дня. Прогуливающиеся с детьми матери поднимали на него глаза, отвлекались от дел старики и старухи, провожали его взглядом мужчины. Никого из них Ти-Цэ не удостоил прямым взглядом и даже не польстил, еще ускорив шаг. Он шел в одном темпе и выискивал глазами нужный дом в бесконечной аллее похожих друг на друга построек.
Якобы незаметно за Ти-Цэ следовала уже целая вереница любопытных. Он этого ожидал, но ему было все равно. Заданию они никак не помешают, и приказ Помоны будет выполнен. А люди получат необходимую подкормку, чтобы взрастить еще больше интереса и терпения.
Вскоре Ти-Цэ увидел тех, кого искал. Семья Помоны как на удачу в полном составе была в огороде. Женщина, из-под юбок которой выглядывали сухие щиколотки, увязала коленями в земле и молча полола гряду моркови. Мужчина сидел на перевернутом ведре и сосредоточенно водил по лезвию топора точильным камнем. Ти-Цэ знал его как хорошего охотника, у которого исподтишка учились во время вылазок в лес как юнцы, так и добытчики его возраста. Насколько ему было известно, Гектор никогда и никому не позволял говорить дурно о его семье, и потому Нонна почти не ходила без него по Пэчру. А вот Помона никогда не пряталась у него за спиной.
Но это было еще не все. В ногах Гектора сидела маленькая пухлая девочка с теми же темными, но куда более густыми, чем у сестры, волосами. Она сидела в тени отца, там, где старая звезда не могла причинить ее бледной, необыкновенно чувствительной коже вред. И пока Гектор не занялся заготовкой дров, Ида использовала пень вместо столика. Она сосредоточенно рисовала что-то на мятом листке пергамента, то подбирая под себя, то снова выпрямляя ножки. Будто проверяла, успеют ли лучи старой звезды ее укусить.
Все, кроме Иды, выглядели больными от тоски. Не верилось, что эта пожилая пара приходилась юной художнице родителями.
Рост позволял Ти-Цэ перешагнуть калитку, но он кивнул стерегущему семью Посредника собрату, остановился прямо перед владениями людей и замер. Первой его выжидательный взгляд почувствовала Нонна. Она не донесла руку с пучком сорняков до ведра и выпрямилась, насколько позволяла горбатая спина. Глава семьи вскочил на ноги с небывалой для человека его лет прыткостью, и даже Ида воззрилась на пришельца и отложила карандаш.
Старики едва не сорвали дверцу калитки с петель и уже протянули руки, чтобы втянуть Стража во двор, но такого гостеприимства не потребовалось. Как только путь оказался открыт, Ти-Цэ вошел, шурша подолом мантии и набедренной повязки по траве. Любопытные не особо скрывались: они окружили дом вдоль забора и уставились на поразительное зрелище, развесив уши.
– Где?.. – От волнения женщина захлебывалась словами. – Где моя дочь?
– Ответьте, – сказал Гектор. – Должно же быть у вас сердце.
– Помона жива, цела и интересуется вашим здоровьем, – отрапортовал Ти-Цэ, проигнорировав его резкий тон.
По толпе любопытных прошелся шепоток. Гектор взял руку супруги в свою и крепко сжал. Оставалось только гадать, сколько раз он помогал Нонне удержаться на ногах прежде, чем этот жест настолько вошел у него в привычку.
Ти-Цэ протянул им клок ткани. Мать Помоны приняла его и оглядела со всех сторон. Ее взгляд замер на швах, которые накладывала Помона на изделия в своей особенной манере – такие же были на всех платьицах Иды. Глаза Нонны наполнились слезами.
– Это передала для вас Помона в знак того, что она невредима, – пояснил Страж.
Впервые за долгие дни тяжелого безмолвия Нонна набрала полные легкие воздуха и разрыдалась. Рыдала она с такой силой, что качалась из стороны в сторону. Гектор поддержал ее на сей раз за плечи. Он смотрел куда-то сквозь Ти-Цэ, крепко стискивал челюсти и кивал самому себе. Страж стоял не шелохнувшись. Сверху вниз он наблюдал за супругами.
– Скажите все-таки… Чем Помона занимается в замке? – спросил Гектор.
Ти-Цэ нашелся с ответом не сразу, и все же решил, что более точных слов, чем те, что пришли на ум в первую очередь, будет не подобрать:
– Приводит в порядок мысли.
– П-передайте, – женщина с трудом отняла от рваного подола внутренней юбки Помоны лицо, – передайте ей, что ее бедные родители больны, не могут оправятся от горя, и… И пускай она возвращается домой! Пожалуйста, п-приведите Помону о-обратно!
С минуту Ти-Цэ смотрел на измученную мать непроницаемым взглядом. Но перед тем, как успел ответить, молчание нарушил кормилец семьи.
– Нет, – сказал он.