веки были тяжёлыми от изнеможения, которого она никогда прежде не испытывала. Ава вытянула ноги, вяло потянулась на прохладных простынях, которые пахли лимоном и…
Малахаем? Ава резко распахнула глаза и спросонья осмотрелась. Утреннее солнце освещало кровать, лучась полосами через деревянные жалюзи. Ава была одна, но не в своей комнате. Тысяча пробуждений в заграничных гостиничных номерах приучили её к определённому порядку: сумка должна находиться в углу, телефон — у кровати, обувь — возле двери.
Это не её комната.
Все стены заставлены книжными шкафами. Множество книг в мягкой и твёрдой обложках, и даже в замысловатом кожаном переплёте. Несколько свитков. Книг так много, что им не хватало места на полках и ими были забиты коробки. А стены, где книг не было, украшала роспись. Комната небольшая, узкая и длинная, но отражает личность своего владельца.
Это его комната, его запах. Даже больше. Здесь царила необычная гармония, ощущалась аура мужественности, которая напоминала о нем. Простом и смелом. У подножья кровати Ава заметила несколько полураскрытых книги и, закутываясь в простыню, свесилась за ними.
«Как я здесь оказалась?»
Попыталась вспомнить, но безуспешно. Все как в тумане, хотя нельзя сказать, что ей тревожно. Обычно она просыпалась в панике. Поднималась с ощущением, словно опоздала ... куда-то. От неё ускользнула важная задача. Будто память что-то упустила. Если бы сейчас она находилась в отеле, то утренние голоса уже шептали бы, почти как всегда в спешке.
Стремление. Натиск. Суета.
Одним словом, безумие.
Но этим утром…
Ава глубоко вздохнула, прислонилась к стене и снова осмотрелась. Спальня напоминала комнату в общежитии. Маленький стол с компьютером в одном углу, упакованные коробки — в другом. Узкая дверь, за ней предположительно гардероб.
«Или ванная!»
Ава вскочила и побежала туда, но её ждало разочарование: внутри она обнаружила одежду. К счастью, стоило бросить взгляд направо, как она заметила слегка приоткрытую дверь, за которой виднелась раковина. Облегчённо вздохнув, Ава вошла в комнату, быстро огляделась, присаживаясь, и позаботилась о насущной нужде.
«Если это комната Малахая, в чем я почти уверена, как спрашивается он с такими широкими плечами проходит через этот узкий проем? Он что заходит бочком в собственную ванную? А этот душ просто нелеп. Малахай моется на корточках?»
В ванной отчётливо ощущался его запах. Вымыв руки, Ава поднесла к лицу кусочек мыла.
«Да, безусловно, я у Малахая».
— Думай, Ава,— голос вышел скрипучим и хриплым.
«Надо выпить воды. А да, она в рюкзаке, который я взяла на остров…»
— Остров. — Она встретилась в зеркале с собственным удивлённым взглядом. — Мы были на острове.
«Остров. Гора. Монастырь. Пистолет».
Ава застонала. Карл послал ей сорок пятый калибр. Отчим знал, что она лучше обращается с девятимиллиметровым. С другой стороны, когда посылаешь контрабандное оружие падчерице в Турцию, нет возможности выбирать, и Аве не стоит быть столь придирчивой. Да и при виде пистолета Малахай был скорее удивлён, чем испуган.
Ава вернулась в спальню, в голове по-прежнему стоял туман.
«Что я делаю в комнате Малахая? Как он меня сюда привёл?»
Время между экскурсией и пробуждением словно стёрлось из памяти.
«Мы отправились пешком к монастырю. Я направила на Малахая пистолет. И затем…»
Воспоминание вспыхнуло ясно, как утренний свет.
«Где ты слышала это, Ава?»
Она чуть не врезалась в дверь.
Малахай говорил на нем! На её неизвестном языке. Сначала что-то коротко буркнул, но её разум ухватился за слова. Потом больше. Он произнёс что-то на языке, который преследовал её всю жизнь. Не тихое нашёптывание. А по-настоящему, а она…
Ну, скажем так: полностью потеряла самообладание.
«Где ты слышала это, Ава?»
Он говорил на том языке. Не отдельные слова. Не с заиканием или шепотом, как часто пробовала сама Ава. Мал говорил на том языке, как на родном.
Малахай знал, что это за язык.
«Ты не сумасшедшая. Ты — чудо».
«Какое ещё чудо?!»
Прикрыв глаза, Ава покраснела от воспоминаний об их поцелуе. Больше чем поцелуе. Намного больше. Рай, блаженство, единение душ. Осознание этого поразило её до глубины души. Они с Малахаем созданы друг для друга. Он поцеловал её на обрыве, словно Ава была смыслом его жизни, и полный надежды голос в голове Авы нашёптывал, что это может быть правдой.
Ава посмотрела на дверь, осознавая, что за деревянной преградой сможет его найти. И Малахай в состоянии ответить на её вопросы. Вопросы, которые изводили её на протяжении двадцати восьми лет. Ава была вынуждена признать: идея найти эти ответы пугала почти так же, как и неизвестность. С дрожью в коленях Ава присела на край кровати.
— Соберись, Ава. — Она зажмурилась и приказала сердцу замедлить свой учащённый стук. — Сосредоточься.
Он прошептал, что она ирина.
— Кто такая «ирина»?
У изножья кровати стоял сундук со стопкой книг, одна была открыта, и Ава придвинулась ближе. Её внимание привлекла отделанная золотом страница, переливающаяся в косых лучах солнца.
Картинки напоминали средневековые, но письмо не походило ни на одно виденное ею прежде. Ава изучила достаточно языков и религий, чтобы опознать письмена как ближневосточные. Похоже на иврит и арабский, но явно не они: намного старше, проще, не иероглифы. Простой алфавит, который по предположению Авы можно легко вырезать на камне и написать на бумаге. Финикийский? Но что общего у него со средневековой европейской иллюстрацией?
Рядом с текстом красовалась причудливая миниатюра. Мужчина и женщина в объятиях друг друга. Торс мужчины покрывали диковинные серебряные татуировки, а на лице читалось ни с чем не сравнимое удовольствие. Тело женщины так же покрывали символы, только золотые. Они обвивали друг друга как две половины одного целого. Все в них говорило о завершённости.
Ава закрыла книгу и посмотрела на переплёт. Старый, но хорошо смазанный[16]. Рукопись, на каком бы языке она ни была написана, хорошо сохранилась. В углах пергамента были написаны знаки, но у некоторых страниц были оторваны уголки. Явно не музейный экспонат. Ценная книга, но часто читаемая.
Наконец Ава открыла начало.
Первой ей предстала замысловатая страница со светящимся письмом. Сплошной текст. Затем изображение мужчин в белых одеяниях и с пылающими лицами. Их обнимали красавицы. Ава продолжала переворачивать страницы, не понимая написанного, но рассматривая историю в картинках. Родились дети. Сцена радости и горя. Затем мужчины с пылающими лицами ушли, и женские руки потянулись за ними в мольбе. Появилось больше изображений детей. Молодых мужчин, строящих что-то похожее на храм. Дома? Ещё больше мужчин: они копировали книги и разжигали костры, оставляли письмена на стенах. Комната, полная свитков. Библиотека?
Детализированное изображение женщин. Потрясающе красивые, нарисованные с