Уже жгут пришлось наложить.
По тону, по виду Иванцова можно было понять, как он взволнован и напуган. Лицо его было бледным, руки дрожали, и немудрено, ведь это был его первый раненый. До сих пор Иванцов работал в поликлинике какого-то районного села участковым терапевтом, о раненых только слышал на уроках военно-полевой хирургии в институте.
— Так, значит, вы его примете? Вот хорошо-то! А я боялся, что в Ленинград везти придётся.
Иванцов подбежал к полуторке, и через несколько минут санитары, ехавшие в кузове его машины, внесли на носилках бледного чернявого парнишку, испуганно озиравшегося по сторонам. Правая штанина его была разорванной в нескольких местах и мокрой от крови. В средней трети бедра виднелась промокшая повязка из индивидуального пакета, а выше неё поверх штанов — жгут. Было видно, что жгут наложен неумело и слабо, это сразу же заметил санитар Кузьмин. Он, как бывший санинструктор, хорошо знал правила остановки кровотечения и, подойдя к раненому, свободно подсунув под жгут палец, рассердился:
— Разве так жгут кладут?!! Эх, вы!
Врач Иванцов и санитары, принесшие раненого, смутились, а тот стал озираться ещё более испуганно. Алёшкин в это время уже мыл руки в растворе нашатырного спирта, приготовленном Шуйской.
— Отставить разговоры! Кузьмин, снимайте сапоги с раненого. Аристархов, помогите ему уложить пострадавшего на стол, а вы, товарищ Иванцов, можете ехать. Мы теперь справимся без вас.
— А как же… — начал было нерешительно Иванцов.
— Да вот так же. Доложите, что сдали раненого в медсанбат. До свидания, — отрезал Борис, заканчивая мыть руки.
Иванцов со своими санитарами вышел, а к медпункту уже бежали любопытные: врачи, медсёстры и даже санитары. Узнав от Иванцова, что он привёз раненого, и хирург Алёшкин сейчас его обрабатывает, все бросились в медпункт. Одними из первых вошли командир роты Сангородский и командир операционно-перевязочного взвода Симоняк. Вскоре в маленькой комнатке медпункта собралось любопытных человек десять. Вдвое больше столпилось на улице у входа, что и понятно: это был первый раненый, увиденный ими, но присутствие их мешало, в комнате стало тесно и душно. Борис обратился ко Льву Давыдовичу:
— Товарищ командир медроты, на медпункт доставлен раненый боец, оказываем ему необходимую медпомощь. Прошу дать указание всем лишним из помещения выйти.
Сангородский сообразил справедливость просьбы и где приказом, где уговором, а где и просто лёгким подталкиванием, выпроводил из комнаты всех и закрыл дверь. Остались только он сам и врач Симоняк. Хотя Борису очень не хотелось работать в присутствии таких опытных, как он считал, врачей, ведь это походило на экзамен, тут уж он поделать ничего не мог.
А для него и для его помощников это действительно был экзамен. На кафедре неотложной хирургии в Краснодаре, во время усовершенствования в Москве он имел дело с разными травмами, огнестрельное же ранение ему встретилось только однажды в Александровке, и мы знаем, как трагически оно закончилось. «Как-то я справлюсь с делом сейчас? Может быть, получить поддержку и помощь от этих двух более старших товарищей?» Но ни Сангородский, ни Симоняк халатов не надевали и помогать, видимо, не собирались. Все эти мысли промелькнули в его мозгу с быстротой молнии. Усилием воли он отбросил их и сосредоточил всё внимание на больном. Медсестра Рая нерешительно и боязливо начала разрезать ножницами штанину, чтобы обнажить ногу раненому, и сняла болтавшийся жгут. Она вопросительно посмотрела на Бориса.
— Рая, снимайте повязку.
Видя её нерешительность, уже суровее добавил:
— Да побыстрее, не копайтесь так!
— Катя, — сказал он Шуйской, — дайте ей ножницы… Так, стригите бинт вот здесь. Мне шарик, — протянул он руку к Шуйской.
Та молча подала ему скатанный из марлевой салфетки комочек, смоченный в бензине, а Рая тем временем разрезала бинт и отодвинула повязку. Под ней открылось следующее: с наружной стороны бедра в средней её трети имелось небольшое входное отверстие, а с внутренней, чуть пониже, — было выходное, имевшее диаметр около пяти сантиметров. Из него спокойной и ровной струйкой текла кровь.
Быстро обтерев края раны бензином, Борис мгновенно поставил диагноз и сразу принял решение: «Ранен с близкого расстояния, кость как будто не повреждена, крупные артерии тоже. Наверно, перебита бедренная вена, надо рассечь рану, иссечь размозжённые ткани, найти сосуд и перевязать его». Всё это промелькнуло в сознании гораздо быстрее, чем можно написать или рассказать. В результате этих мысленных рассуждений последовала команда:
— Катя, сухой шарик, йод. Готовь новокаин, шёлк. Рая, посмотри у раненого пульс, считай вслух. Аристархов, приподнимите его ногу, подложите под бедро комок ваты, вот так, хорошо. Пульс в порядке, — сказал он, услышав Раин счёт. — Дай ему валерьянки, пусть успокоится.
Отдавая все эти распоряжения, Борис продолжал внешне спокойно делать своё дело. Он помазал края большой раны йодом и взял шприц с раствором полупроцентного новокаина, стал вводить его в края раны и в глубину. Введя около 50 кубиков раствора, он положил шприц на подставленный Шуйской лоток и протянул к ней руку, в которой сейчас же очутился скальпель. Он взглянул на сестру и благодарно кивнул ей головой, та, принимая молчаливую похвалу, вспыхнула от удовольствия до корней волос.
То ли эта согласованность в работе, то ли ещё что-то вдруг вселили в Алёшкина полную уверенность в своих действиях. Он смело рассёк рану, оттянул пинцетом разорванные кусочки кожи и мышц и, не обращая внимания на продолжавшую струиться кровь, отсёк эти кусочки, затем осторожно раздвинул пинцетом мышцы и вдруг ясно увидел пульсирующий сосуд и струйку крови, вытекающую из него.
— Да, всё-таки вена! — произнёс он вслух.
— Ну, как там? — спросил он Раю, та в это время находилась около головы раненого и обтирала ваткой его потный лоб.
— Хорошо, — ответила она.
— Дешан, — потребовал Борис специальную иглу с вдетой в неё толстой шёлковой лигатурой.
Осторожно отделив вену от артерии, просунул в образовавшуюся щель иглу с лигатурой, не глядя, взял протянутые ножницы, разрезал шелковину, убрал иглу и, раздвинув образовавшиеся кусочки ниток, туго завязал их. Затем обрезал лишние концы нитей и промокнул рану, убедился, что кровотечение прекратилось. Закрыв салфеткой эту рану, он осмотрел входное отверстие и смазал его йодом.
— Ну, вот и всё. Наложите повязку и шину Крайнера, — сказал Борис, обращаясь к сёстрам, сам отошёл к письменному столу и сел за него. И в этот момент он услышал явственный шёпот Сангородского, который, наклонившись к уху Симоняка, наставлял:
— Учитесь! Вот как нужно работать!
Борису было приятно, очень приятно, что скрывать? Но он сделал вид, что не слышал слов Льва Давыдовича и, глядя на карточку передового района, где была написана фамилия раненого,