Вавилов с другой частью — по Северному Афганистану до Мазари-Шарифа, потом пройти через перевал Гиндукуш и соединиться со своими.
Шли по древним развалинам городов и селений, повидавших немало завоевателей. Обнаруженные здесь археологами культурные слои не уходили глубже первого века нашей эры, однако повсюду встречались «живые остатки» более глубокой древности — разнообразные формы пшеницы, лука, чеснока, свеклы, моркови, редьки, а также дынь и арбузов, чечевицы, гороха, пряных и лекарственных растений. Объяснить это можно было климатическими контрастами в степях, долинах и горах, их разобщенностью и в немалой степени — превратностями расселения здесь народов и племен.
Из Мазари-Шарифа по приглашению профессора Фуше, начальника французской археологической экспедиции, группа Вавилова направилась в Балх, о котором археолог Годер писал так: «Современный Балх, или Бактра — «мать городов», — многократно разрушаемый и восстанавливаемый. Бактра — резиденция легендарных царей Персии, родина сказочного Зороастра (философа Заратустры), как гласит предание, столица Греко-Бактрийского царства».
…Богатые травами пастбища сменялись полями, садами, бахчами, все более крутые подъемы чередовались с такими же крутыми спусками. Наконец на пятый день достигли перевала Кара-Кутал.
Однажды встретились какие-то всадники. Остановили караван. Приказали сопровождающим его солдатам: уезжать нельзя, надо ждать начальника.
Ждать? Здесь? Нет! Только в рабате Камераде! Это пожелание пришлось обосновывать. Дальше поехали в сопровождении всадников. Когда въехали в рабат, изумились еще больше: несмотря на ночь, несколько сот человек держали в руках пылающие факелы.
Начальника принесли на носилках. Это был, как оказалось, сам губернатор: кто-то в горах выстрелил в него и сильно ранил. Положили около чайханы, где расположился караван, подняли факелы.
— Табиб! Надо лечить! — обратились всадники к Вавилову… Николай Иванович изумленно улыбался. Что было делать? Осмотрел рану… Пуля застряла где-то во внутренностях. Надо извлекать. Но как? Чем? Велел вскипятить воду, промыл рану… Вылил затем на нее весь имевшийся в аптечке йод, забинтовал…
А на рассвете, когда караван двинулся дальше, его нагнала свита губернатора, чтобы выразить благодарность: больной спал спокойно. Солдаты, сопровождавшие караван, были одарены урюком и орехами.
По-видимому, этот первый опыт врачевания оказался удачным, и весть о табибе Бабиле (докторе Вавилове) летела далеко впереди каравана — в каждом рабате стоянку экспедиции окружали больные. Страдающим малярией — хина, всем остальным — аспирин. Ничего другого не было. А добрая слава не раз потом выручала в опасном пути.
То и дело встречались кочующие караваны из сотен людей, идущих со скарбом, верблюдами, волами, длинношерстными белыми овцами и черными козами. На ослах и пешком тянулись друг за другом люди в чалмах, овчинах, одеялах, женщины, укутанные в теплые одеяния, с детьми на руках. Впереди — старейшина-пастырь с посохом в руке. Все это напоминало библейские картины великих переселений народов.
В Бамианской долине на высоте около трех тысяч метров над уровнем океана в желтых, оранжевых, красных глинистых утесах, как норы, чернели входы в пещеры. В верхних «этажах» размещались «амбары» для зерна и «сараи» для сена и топлива, в нижних — стойла для скота. В огромных, хорошо отшлифованных нишах, вырубленных в отвесных скалах, высились гигантские каменные фигуры Будды — до 53 метров в высоту! Неподалеку от пещер паслись горбатые зебувидные быки и коровы, стада белых овец.
Крестьяне в овечьих шкурах понукали быков, бродивших по кругу, — шла молотьба. Как тысячелетия назад. И сама лунная ночь у снежных вершин Гиндукуша вызывала странные, необычные сны — они казались просочившимися из глубины веков воспоминаниями.
Но вот наконец и Кабул с его живописным базаром. Дыни, арбузы, виноград поражали высокой сахаристостью и ароматом. При поездках вокруг города удалось обнаружить множество карликовых форм пшеницы, отличавшихся прочной соломиной, высокой урожайностью и устойчивых к полеганию и осыпанию. Мало того, на каждом поле можно было отбирать десятки их разновидностей, причем, наверное, неизвестных больше нигде в мире. Скорее всего, поблизости, думал Вавилов, их «пекло творения». Если в Иране он когда-то собрал 52 разновидности мягкой пшеницы, то сейчас к ним добавились еще семь да полсотни карликовых форм, причем тоже мягких. То есть ближе к северо-западному «углу» Индии, примыкающему к Гималаям, многообразие растительных рас усилилось, и где-то здесь, в подкове Гиндукуша и Гималаев, очевидно, и был сотворен главный хлеб на земле — мягкая пшеница. А отсюда она разошлась по всему свету, но лишь в нескольких разновидностях. В этом все больше убеждали собранные материалы.
Чтобы еще раз убедиться в правильности своих выводов, Вавилов хотел пройти также по пустыням и оазисам юга Афганистана, но эмир не дал согласия. Однако полпред СССР в Афганистане Леонид Николаевич Старк все же добился его разрешения на то, чтобы назад, к своей границе, экспедиция двигалась новым маршрутом — на северо-восток, к Таджикистану…
И вот небольшой караван из трех вьючных лошадей двинулся в Кохистан — страну гор, к перевалу Салангу. Миновали десятки кишлаков и вышли к городу Файзабаду — резиденции генерала Шамамуд-хана. Он выдал Вавилову бумаги, необходимые для предъявления всем местным хаки-мам, — с предписанием оказывать экспедиции содействие и гостеприимство.
Когда граница России была уже недалеко, у Вавилова мелькнула дерзкая мысль проникнуть в Кафиристан. Каким образом? Очень просто: вернуться снова в Кабул, но не прежним путем, а вдоль границы с Индией.
И вот Букинич специально «простудился» и остался в кишлаке Зархане с караваном, а Вавилов верхом поднялся по ущелью к афганскому пограничному посту. Из-за Пянджа криками были вызваны пограничники с нашего, таджикского, поста. Капитан Гулям Нахшбанд пригласил путников, по заведенному обычаю, отведать плов и попить чаю.
Верховые в буденовках не заставили себя долго ждать. Они обрадовались встрече с ученым из Ленинграда, который оказался веселым, остроумным рассказчиком. Состоялся своеобразный музыкальный вечер: местный музыкант играл на своем необычном инструменте и тронул сердца афганского пограничного начальника, его помощников и кутвали — полицейского пристава. Видя это, Николай Иванович сказал, что он был бы рад вернуться домой через этот пост, но спутник заболел и остался лежать в кишлаке, а бросать его негоже. Путь же сейчас через Памир опасен. Поэтому разумнее всего, рассуждал вслух Николай Иванович, вернуться в Кабул, а уж потом направиться домой дорогой более легкой. Пограничники согласно закивали головами. Тогда он высказал пожелание возвратиться в Кабул через Кафиристан. Этот путь вдоль границы с Индией был одобрен, и даже предложены проводники. А советским пограничникам Вавилов передал письма, в которых сообщал о своем намерении.
Нуристан тогда был самым малоизвестным, малоизученным районом в Афганистане — не только в земледельческом или ботаническом отношении, но и географически. Экспедиции предстояло пройти по местам, где еще не ступала нога европейца.
У