Странно, но в этот момент я наблюдал лишь за вороном, по габаритам больше подходящим под орла. Мне казалось, что я уже видел его когда-то. Но бой начался и мне было не до этого.
Ворон
Силх кружил вокруг гладиатора, закованного в коричневую кожаную броню. Правда «закованный» довольно громкое слово. На высоком мужчине не было ничего, кроме самого доспеха, плотного облегающего торс, но открывающего даже плечо. На ногах его красовались сандалии, уходящие ремешками до колена, а бедра прикрывали лишь широкие кожаные языки, шуршащие при каждом движении. Это была лишь насмешка, какой-то костюм, но никак не броня. И тем не менее это нисколько не смущало бойца. Сколько не смущала его и черная повязка, крепко накрепко закрывшая глаза.
Казалось бы в такой ситуации Король Зверей имеет неоспоримое преимущество, но, я бы поклялся самым лучшим вином, этот мужчина, за чьей тренировкой мне довелось наблюдать почти два года назад, видел зверя.
Силх все кружил вокруг, опустив морду к земле и низко рыча, а гладиатор крутил головой, обнажив две своих сабли. И, клянусь, его взгляд неотрывно следовал за хищником. Ни одно движение не оставалось незамеченным, ни одна обманка не была принята за чистую монету. Лишь только крепче сжимали руки сабли. Вздулись жилы, напоминая собой крепко скрученные канаты, затрещала бронзовая кожа, сожжённая здешним солнцем. Но ни шагу не сделал гладиатор, ни капли пота не упала с его лба.
Затихли трибуны, смолкли даже самые ретивые болельщики. Тишина опустилась на древнюю Арену, накрыв её своими широкими крыльями. Кружил Силх, стоял человек, до белых костяшек сжимающий свое оружие. О, эти клинки казались крошечными, по сравнению с оскаленными клыками зверя. А сам борец выглядел лишь испуганной мышкой, перед мордой матерого кота. Но мы бы ошиблись, назвав этого гладиатора трусом.
Нет-нет. Мерно билось его сердце. Как настроенные и отлаженные часы оно четко отмеряло ход. Удар, еще удар. Ни единого пропуска, ни единого сбоя в работе механизмы. И взгляд, скрытый черной повязкой, был до жути спокоен и сосредоточен. Нет-нет. Вовсе не один хищник был на арене. Они стояло там вдвоем, каждый, уверенный в своих силах. Без страха, без сомнений, без каких-либо посторонних мыслей.
Напряглись мышцы на лапах силха, натягивая его кожу до скрипоты. Вздулись бугры на ногах гладиатора, превращая бедра в произведение скульптурного искусства. Зарычал зверь, обнажая свой великолепный набор белых, острых клыков. Принял боевую стойку челвоек, заведя короткую саблю за спину, а правую выставив параллельно поясу.
Всё затихло. Не слышно было замолчавшего силха, казалось замерло сердце бойца. Даже ветер, и тот смолк. Все следили за двумя, смотрели внимательно, с пристальностью воришки, приметившего пузатый кошель. Первым прыгнул зверь.
Он взвился в воздух желтой молнией. Его вытянутые лапы с растопыренными когтями напоминали собой щетину гвардейских копейщиков, стремящихся насадить строй врага на обожжённое дерево. Его морда, обезображенная безумным оскалом, устрашала подобно лику демона, ощеренного предвкушающей, плотоядной улыбкой. Стремителен был тот прыжок и не было шанса увернуться.
Человек и не уворачивался. Он покачнулся, будто струя воды, измененная мановением руки, словно травинка, обласканная весенним ветром. Да нет, пожалуй он был как сам ветер. Неуловимый, но невероятно медленный и степенный полушаг в сторону, а потом будто ленивый доворот корпуса в ту же сторону. И вот желтая молния приземляется за спиной гладиатора.
Казалось бы ничего не произошло, но почему зверь припадает на одну лапу, почему взгляд его ужесточился, а усы дрожат в нетерпении погрузить клыки в человеческую плоть. И тут взгляд узнает в растянутой в воздухе алой нити, дорожку из зависших в невесомости капель крови. Но проходит неуловимо краткое мгновение и на песок сыплется красный дождь, окрашивая рассыпанное золото в цвета пожара. А на боку силха растягивается красная полоса, заливающая шкуру тем же цветом.
Зверь зарычал, разевая свою огромную пасть. Многие на трибунах вздрогнули. Закричали дети, сдавливая руки родителей, побледнели девушки, прижимаясь к столь же бледным парням. Многие отшатнулись, поджав губы, но спокоен был боец. Все так же мерно билось его сердце, все так же крепко руки сжимали сабли.
Силх, зарычав, что было мочи оттолкнулся задними ногами и даже молнии не осталось в воздухе. Лишь повеяло холодом от близости Седого Жнеца. Лишь замерло сердце, а глаза уже видели растерзанное тело, оторванные руки и распоротую броню, обнажившую выкатившееся из грудины сердце.
И сколько бы не был быстр силх, но гладиатор двигался медленно. Плавно взметнулась его левая рука, степенно следовала за ней правая. И пусть это были движения, схожие с вальсом упавшего весеннего листа, дрожащего на сухом ветру, но видеть их могли не многие. В плавности своей они были быстрее урагана, стремительнее первой влюблённости, горячее пылающего солнца.
Гладиатор был словно ветер, то тихий и кроткий, то свирепый, неумолимый, сметающий все на своем пути. И силх был сметен. В противоположную сторону трибун вдруг врезался полупрозрачный серп, оставивший в древнем камне двадцатисантиметровой глубины разрез.
За спиной бойцы упал на ноги хищник. В последней раз взревел он, а потом в воздух устремился фонтан крови и две разные половины того, что когда-то было целым оповестило об окончании боя. Взревели трибуны, затрубил горн, а гладиатор, убрав так и не запачкавшиеся в крови сабли, вдруг резко повернул голову. На миг мы встретились взглядами. Пришло время уходить, но кто знает, быть может это был не боец, но воин.
Конец интерлюдии
Ворон, размером с гигантского орла, скрылся в вышине. Мне все так же казалось, что я его уже где-то видел. Но не было времени на раздумья, нужно было возвращаться обратно. И я, держа руки на саблях, развернулся в противоположную сторону и наслаждаясь воплями зрителей, под гвалт их аплодисментов, направился к уже поднявшейся стене.
На следующее утро ко мне подошел Старший Малас.
— Говори чего хочешь, — сказал он, следуя традиции. — Вина? Будет тебе лучшее вино? Еды, будет тебе вкуснейшая пища. Женщину? Будет самая горячая. Хочешь все сразу? Будет тебе все сразу.
— Прогулку, Старший Малас, я хочу прогулку.
Старец склонил голову набок, сверля меня взглядом, который я начисто проигнорировал.
— Тебе смажут глаза мазью и через час сможешь выйти. Время до заката.
— Так точно, — ответил я, наслаждаясь непередаваемой реакцией.
И мне осталось только ждать служанок, ждать, осознавая со всей четкость, что нас осталось лишь четверо.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});