— Исследуем, обязательно исследуем, — согласился Хо́мяк. — Привлечём специалистов, оборудование. Нормальное современное оборудование, отечественное. Такое, что ни капли информации не сольёт за рубеж. Вы-то телескопчик американский поставили, кто его знает, что он семафорит? Спецпроверку прибор не проходил. Да и сервер тоже оттуда. Неаккуратно, господа.
— Ну, знаете! — не выдержал Жогин. — Ноутбук-то на столе у вас чей? Монитор? Телефон в кармане?
— Ошибаетесь, господин Жогин, — рассмеялся полковник. — Всё наше. Платы под Москвой паяли, процессор стоит «Эльбрус», микросхемы тоже отечественные, да и операционка.
Он похлопал по крышке ноута.
— Да, техпроцесс устаревший, в стрелялки и бродилки не поиграешь, а мне и не нужно. Я, господа, — Хо́мяк обвёл их взглядом, — вырос уже из того возраста, чтобы в стрелялки играть. И так пострелять пришлось, только мишени были живые. И в технике своей я уверен.
Он пристально посмотрел на Илью Витальевича.
— А вы, — произнёс с нажимом, — уверены, что не станет ваше железо… просто мёртвым железом, случись что? Спутники, знаете, над головой летают, сигналят.
— Паранойя, — с отвращением произнёс Жогин. — Кому я нужен?
— Никому не были нужны, — сказал полковник, — пока в гору не полезли. А теперь, кто его знает? Так что… Подписываете неразглашение и забываете про гору навсегда.
Он вынул из ящика стола тонкую стопку листов:
— Будьте добры, господа. С вашими охранниками, с вашим сыном, любезный Илья Витальевич, тоже беседу проведут.
— Подождите, — произнёс Трепников. — Если мы все даём подписки, то зачем нам забывать? Почему мы не можем продолжать исследования? Зачем вам вводить в курс дела лишних людей, если вот они мы?
Хо́мяк опустился в кресло. Положил подбородок на сцепленные пальцы рук, приподнял домиком брови, потом сказал:
— Там, знаете, уровень секретности другой, а с другой стороны, — он задумчиво покусал нижнюю губу, — подписка и есть подписка… Хорошо! — он выпрямился, хлопнул ладонями по столу. — Будем считать, что ничего пока не решено. Обещаю, мы вернёмся к этому разговору, так что подумайте на досуге. Но бумаги надо подписать уже сейчас… Вот и славно!
Он собрал подписанные листы.
— Вас доставят домой, каждого, так что не волнуйтесь. Свободны! А вас, Илья Витальевич, — он прищурился совсем папашей Мюллером, — я задержу ненадолго. Ваши соратники и соскучиться не успеют.
Жогин пожал плечами. Секретничает господин полковник. Или после разговора вторую подписку возьмёт?
— Вы, наверное, меня этаким сатрапом считаете? — в упор глядя на Жогина, поинтересовался Хо́мяк.
— Есть такое, — честно ответил Илья Вительевич.
— И зря, — сказал полковник. — Каждый должен приносить пользу Отечеству, будучи на своём месте. И я, и Егоров, который вас сюда привёз, и вы, и даже ваш бородатый провокатор.
— Почему он провокатор? — удивился Жогин.
— Потому что провокатор, — сказал Хо́мяк. — Подвигнул вас на поход, спровоцировал, то есть. Заметьте, я это слово никак отрицательно не коннотирую.
— Что?!
— Не окрашиваю, — пояснил полковник. — Заметьте, как смешно получается: провоцировать и спровоцировать — слова очень похожие, одного корня, но первое куда агрессивнее смотрится, неприятнее.
— Не буду спорить, — сказал Жогин. — Только я не понимаю, полковник, зачем вы это говорите? Ради чего?
— Разговорить вас хочу, — ответил Хо́мяк. — Вы, господин Жогин, всем видом демонстрируете оппозицию и меня попросту терпите. Из вежливости, — он хмыкнул.
— Как же я должен к вам относиться? — прямо спросил Жогин. — Ничего хорошего от общения с секретными службами я не жду, водку мы вместе не пили, статус наш непонятен: то ли продолжать, то ли забыть, то ли в Магадан сослать.
— Не надо так шутить, Илья Витальевич, — покачал головой Хо́мяк. — У меня, к вашему сведению, дед в тех местах сгинул.
— И вы после этого… — начал Жогин.
— И я после этого, да, — остановил его полковник. — Спецслужбы были, есть и будут. Даже при коммунизме. О котором мечтали те же Стругацкие. Казус Сикорски помните?
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})
— Да, — коротко ответил Жогин.
— Во-от! — протянул, воздев палец, Хо́мяк. — Родину надо защищать. Кто со скорчером в руках, а кто тайно и умственно. У нас с Рудольфом оружие одно, — он постучал себя по лбу, — голова! Хотите возразить?
— Даже не подумаю, — ответил Илья Витальевич. — Но я всё равно не понимаю…
— Экий вы непонятливый, — пробормотал полковник, пробарабанив пальцами по столу. — Хорошо, буду говорить откровенно.
— Вот сразу бы, — сказал Жогин.
— Не мешайте! — повысил голос полковник. — Что вы за человек такой? — сказал другим, примирительным тоном. — Посидите немного молча, без ремарок. Можете?
— Излагайте, — махнул рукой Жогин.
— Так вот, — начал Хо́мяк. — Область у нас хотя и большая, но малонаселённая. Поэтому штаты ограниченны, с ними не навоюешь. Да не волнуйтесь вы так, — замахал он руками на напрягшегося Жогина. — Это я фигурально, никакой войны, к счастью, не предвидится. Так вот, — он нахмурился, снова пробежался пальцами по столешнице, — чую я, что ваше открытие может наделать много шума. Что там чую, практически уверен. Много дел можно наворотить, имея за спиной этакий феномен. Согласны?
Жогин кивнул. Полковник, конечно, не ошибался. Следствия их находки тянулись в будущее, и было будущее зыбким и неопределённым, но сулило… много чего сулило, и не только прибыль. А ещё оно требовало работы и денег, потому что такие исследования на коленке не делаются, и эта мысль тревожила его уже не первый день.
— Вижу, думали об этом, — сказал полковник, внимательно изучавший смену настроений на лице Жогина.
— Конечно, — согласился Илья Витальевич.
— И я думал, — сказал Иван Иванович. — И продолжаю думать, и понимаю… — он в сомнении оскалился, потом решился: — Нельзя это дело в Москву передавать. В его теперешнем виде, я имею в виду. Волна поднимется, высокая, крутая, и лучше бы её оседлать. Столичные начальники ребята ушлые, сразу под себя всё подомнут. Им, Илья Витальевич, только палец покажи, тотчас же руку открямзают по самое по плечо. Тру?
Жогин снова кивнул. Мысли, что излагал Хо́мяк, были настолько тривиальны, что не стоили напряжения его голосовых связок.
— Вижу, что понимаете, — сказал полковник. — Я, собственно, и не собирался вас от дела отодвигать. Обидитесь, трезвонить начнёте, до верха, — он ткнул пальцем в потолок, — дойдёт. Мена на пенсию выпрут, георгины выращивать, а вас… Я-то, извините, не сталинский сокол, команды ликвидаторов не держу. Да и не по мне это. В чём вы-то виноваты?
Жогин дёрнул подбородком. Воротник куртки, которого он до этой минуты не замечал, больно впился в шею, словно желая лишить его воздуха. Полковник, по всему выходило, лукавил. Была у него такая опция, а уж у высокого начальства — наверняка. Не убьют, так зашлют на край земли. К примеру, смотрителем маяка, и качай там права перед чайками. В перерывах между водкой и отскрёбыванием их дерьма от стёкол и зеркал.
— Ага, — довольно произнёс Хо́мяк, — прониклись? Осознали, куда залезли? Вы, главное, не переживайте так. Не реализовался этот вариант покуда. От нас с вами зависит наше будущее.
— Да, — Жогин сглотнул.
— Водички? — участливо осведомился Хо́мяк и набулькал в стакан из графина. — Или покрепче чего?
— Покрепче, — попросил Илья Витальевич. С благодарностью принял стакан с виски, выхлебал, закусил рыбкой. У полковника, видимо, совершенно случайно, в сейфе и выпивка оказалась, и закуска. Уже на тарелочке и тонко нарезанная. Хо́мяк не стал чиниться, тоже принял, выдохнул, откинулся на спинку кресла.
— Водки, гм, мы вместе выпили, — сказал он, — теперь можно поговорить. Как соратники поговорить. Вы не против?
— Нет, — ответил Илья Витальевич. — Совсем нет.
— Ну и отлично! — обрадовался Хо́мяк. — Скажите мне, любезный Илья Витальевич, что вы думали делать со всем этим? — он сделал над головой неопределённое движение рукой. — Есть у вас какие-то намётки? В кооперации со мной, — он улыбнулся. — пардон, моей службой, их реализовать будет легче? Как думаете?