Павла снова бросило в гнев и, в очередной раз, молодой человек усмирил страсти.
«Что скажет она? Быть может, старый любовник ей вовсе не постыл? Поглядите-ка на это сияющее личико – разве так должна выглядеть жертва негодяя?! Нет, она всем довольна! Моё вмешательство принесёт лишь несчастье…».
Мило беседующая парочка и следующий за ней по пятам инженер доходят до здания Мариинской больницы. Оленька останавливается покормить голубей. О-о! Зачем же! Она ведь так делала и в тот раз, когда Павел впервые её увидел. Была жёлтая листва и тёмные лужи. Приходила Оленька сюда и после, когда невидимая рука убрала жёлтый цвет, а деревья обвела черным. Уголек крошился в этой невидимой гигантской руке и крошки превращались на рисунке в голубей и воробушков.
Но сейчас на холсте присутствует здоровенная мерзкая клякса! Этот господин, который так портит картину мира, и которого не заштриховать ничем!
Павел посмотрел на памятник принцу Ольденбургскому[60], мимо которого проходил. Принц будто наклонился чуточку, а в каменном лице явно присутствовали черты, чем-то напоминавшие ненавистный облик Сергея Ефимовича.
– А-а, ещё один благотворитель, – зло процедил Циммер. – Все вы одинаковые, ваше высочество.
Вскоре мытарства молодого человека подошли к концу. Оленька и её спутник свернули к шикарному особняку.
«Так вот, значит, где гнездо порока!» – решил инженер, хмуро наблюдая, как парочка подходит к дверям.
Прежде, чем войти в дом, Сергей Ефимович остановился и сказал что-то здоровенному детине, который возился у стоящих неподалеку запряжённых саней.
– Так я ж ни при чём, хозяин! – без страха гаркнул детина. – Оглобля – хрясь, и того… А я и ни при чём!
«Кучер! – внутренне возликовал Циммер. – Тебя-то мне и надо, голубчик».
Приблизившись расслабленной походкой, юноша, будто невзначай, остановился и спросил:
– Послушай, братец, а чей это дом?
– Действительного статского советника Крыжановского, стало быть, – благодушно отвечал мужчок, манипулируя папиросой и спичками.
– Хор-роший дом, – протянул Павел.
– Так, ежели, хозяин хороший, отчего ж дому плохим быть? – искренне удивился кучер. – А хозяйка ихняя, Марья Ипполитовна, так добрее её вообще никого на свете нету.
– Марья Ипполитовна? Она никак на выезде? Заграницей, или ещё где?
Папироса, наконец, занялась, и мужик повернулся к Циммеру.
– Отчего же? Дома хозяйка. Ужином изволят распоряжаться, а, может, гардеробом для племянницы занялись. Они с Сергей Ефимовичем сиротинку пригрели, Оленькой кличут, так всё ей приданое ладят. Девица, чай, на выданье, дай Бог ей славного жениха…
Словоохотливый кучер вдруг осёкся и внимательно оглядел Павла с ног до головы. Приметил и калоши, и шинельку, и фуражку с серебряными молоточками.
– А вы, господин хороший, чего это всё спрашиваете? Ежели что против хозяина измыслили дурное, то я вас вот этими вот руками, как ту оглоблю – хрясь, и того! Приходил тут один искры пускать, хозяин его лично обиходил. Так, может, и вы из тех, что искры пускают? Мы вас тогда быстренько в околоток…
Павел прирос к месту.
«Племянница! Сиротинка! – кричи он это не мысленно, а вслух, его свезли бы не в околоток, а в дом скорби. – Сиротка! Племянница! Ро-о-одственница! О, как я был слеп, и как плохо, в сущности, знаю людей. Добрейший, милейший Сергей Ефимович, ведь я чуть на него не набросился! А кучер-то, кучер – хорош, нечего сказать! Допустим, недобрые чувства к хозяину он мог у меня на лице прочесть, но откуда этот простецкий на вид мужик проведал о моих занятиях электротехникой? В молоточках на фуражке никаких искр не увидишь. Чудеса».
На радостях инженер кинулся обнимать кучера. Тот подобного проявления чувств не ожидал, следовательно, не оценил. А потому заорал дурным голосом и принялся отбиваться.
Павел же, пребывая в состоянии экзальтации, и не подумал прерывать объятий. Вдруг сзади послышалось строгое:
– Эт-то что за фиглярство!?
Павел отпустил кучера и обернулся. На крыльце стоял Сергей Ефимович с револьвером в руке, а из-за дядюшкиного плеча выглядывала Оленька.
Оправив шинель, молодой человек учтиво сказал:
– Господа, позвольте отрекомендоваться: Павел Андреевич Циммер, инженер электротехник. Имею честь проживать в доме напротив того, в котором квартирует госпожа Ольга.
– И что же вам угодно, господин инженер? – спросил Сергей Ефимович кисло, но тут же сделал собственное предположение. – Думаю, речь об очередном безумном изобретении…
– Изобретение? Нет-нет, я совершенно по другому поводу…, – замялся молодой человек. – Простите великодушно, но я здесь лишь затем, чтобы сказать одну очень важную вещь… Только за этим! Вселенная весьма велика и обширна, она не ограничена теми стенами, которыми окружил себя высший свет. За стенами тоже есть жизнь, и есть другие люди, которых не желают замечать. Ваш покорный слуга – один из тех, кого не замечают, но он достоин лучшей доли. Слышите, госпожа Ольга – поверьте, я достоин большего!
– А-а, восторженный воздыхатель, – смягчившись, Сергей Ефимович спрятал пистолет. – Вы бы побереглись, господин инженер, время нынче неспокойное. Терроризм свирепствует. А когда у моего порога появляется э-э странный незнакомый субъект, я вполне могу принять его за убийцу и ненароком застрелить.
– Я поберегусь, сударь, обязательно поберегусь, – крикнул Павел Циммер и зайцем припустил вдоль Литейного.
Глава 8
Гранд-маскарад
14 января 1913 года.
Что бы там ни утверждали злые языки по поводу участия, которое Сергей Ефимович проявлял к юной Ольге, Мария Ипполитовна знала доподлинную правду, а потому ревностью не терзалась. За годы замужества неглупая дама хорошо изучила мужа: у того если что дурное и зародится в мыслях, то непременно будет изгнано оттуда молитвой. Не греховная похоть, а возвышенное отеческое чувство легло в основу отношений дяди и племянницы. Как и у самой Марии Ипполитовны, в сердце Сергея Ефимовича скопилось изрядное количество нерастраченной нежности с той поры, как взрослый сын решил проявить себя на дипломатической службе и, покинув родовое гнездо, отбыл во Францию. По этой причине появление в их доме сироты Оленьки из малороссийской провинции супруги считали даром свыше. Вначале решили поселить девушку у себя, но, помятуя о злых языках, посчитали за лучшее снять для неё отдельную квартиру неподалёку.
Таким образом, будущее Оленьки полностью определилось: её ожидало удачное замужество. Красота и свежесть чаровницы давали полную уверенность в том, что в женихах недостатка не предвидится. А курьёзный случай, где фигурировал несносный инженеришка в фуражке с треснутым козырьком – лишнее тому подтверждение. Само собой, подобные партии к рассмотрению не принимались – Оленькиным суженым непременно должен стать человек светский. Но прежде, чем выводить прекрасную протеже в свет, супруги решили привить ей хорошие манеры и придать столичный лоск. Цели удалось достигнуть с примерной быстротой и без особых усилий. Теперь недоставало лишь повода, чтобы представить обществу новую светскую львицу.