Огромная, выложенная старинным художественным паркетом, эта зала являла собой восхитительное зрелище. Озарённое светом огромных люстр, казалось, здесь сияло все: точеные колонны посылали отблески золотых своих антаблементов[62] инструментам музыкантов на балконе, оттуда сияние перекидывалось на спинки многочисленных турецких диванчиков, выставленных во множестве вдоль стен, и дальше оно начинало гулять по случайным предметам – моноклям, сабельным эфесам, бриллиантам, жемчугам и прочему бижуру.
Навстречу новоприбывшим от сияющей толпы отделились мужчина и женщина.
– Мария Ипполитовна, Сергей Ефимович, рад видеть вас в числе гостей, – припадая к ручке Мари, произнес господин, одетый в очень элегантную фрачную пару. Впрочем, военная выправка легко просматривалась в фигуре и движениях его под статским платьем. – Представьте нам вашу очаровательную спутницу!
– Да, Зинаида Николаевна, Феликс Феликсович, разрешите представить: наша племянница, Ольга Крыжановская, рекомендую… В свете впервые. Вот, Оленька, знакомься: радушные хозяева – княгиня Зинаида Николаевна Юсупова и князь Феликс Феликсович Юсупов, граф Сумароков-Эльстон, – произнесла Мария Иннокентьевна.
Сергей Ефимович же вымолвил, целуя ручку хозяйки – статной женщины средних лет с породистым, умным, хотя и некрасивым лицом:
– Рад, очень рад, сударыня, мое почтение! Вы сегодня просто ослепительны!
– Проходите, проходите же, господа! Вскоре начнется полонез[63], а вашей юной спутнице надо еще успеть записать всех желающих на танцы с ней, что, думается, успеть мудрено, – пошутил князь.
После этих слов он, взяв супругу под локоть, поспешил навстречу следующим гостям, а Сергей Ефимович, предложив руку Марии Ипполитовне, повел ее в залу. Ольга последовала за ними, не забывая, впрочем, прикрывшись маской, постреливать по сторонам глазами. Вскоре девушка вынуждена была отстать, так как со всех сторон её окружили кавалеры, желающие записаться на танцы:
– Поручик гвардии Алексей Чернов! Окажите честь, сударыня, сообщив, на какую по счёту кадриль я могу надеяться.
– Граф Михаил Буланов! Милостивая госпожа, позвольте ангажировать вас… Жду ваших слов подобно тому, как ожидает помилования приговорённый к казни!
Чёрное Домино тоже здесь присутствовало, оказавшись сыном хозяев – князем Феликсом Юсуповым-вторым. Этому молодому человеку Ольга отдала первый танец. Помахав рукой ушедшим вперёд родственникам, она услышала в ответ:
– Веселись, веселись, дитя!
Произнеся это, Мария Ипполитовна обратилась к мужу:
– Ах, Серж, думаю, нам долго не удержать девочку подле себя. Ты только погляди, как она свежа и прекрасна – просто розовый бутон! Видела бы ее мать – бедная моя сестричка Варенька, так рано нас покинувшая!
На чело Марии Ипполитовны набежало легкое облачко грусти, впрочем, быстро сменившееся приветливой улыбкой. К ним приближался давний знакомый – министр юстиции Иван Григорьевич Щегловитов, заслуживший в народе ёмкое прозвище Ванька-Каин[64]. На лоб он сдвинул жутковатую маску Medico della Peste[65].
Сей господин прослыл человеком, бесспорно, незаурядным: если Сергей Крыжановский среди прочих государственных мужей выделялся блестящим умом, то Иван Щегловитов – такой же ловкостью. Никто, лучше него, не умел изгибать спину в целях карьерного роста. С величайшим изяществом совершал он подобные телодвижения и при Столыпине, и при унаследовавшем пост главы правительства Коковцеве, но подлинного совершенства искусство Ваньки-Каина достигло в его сношениях со всесильным временщиком Гришкой Распутиным. Однако же достойная всяческого восхищения ловкость не являлась единственной особенностью характера уважаемого министра юстиции. Куда большую известность он приобрёл благодаря своим убеждениям. «Во всём виноваты инородцы», – таково было политическое кредо Ивана Григорьевича, каковое он последовательно воплощал в своей многотрудной деятельности. О, сколько усилий потрачено с целью отыскать в убийстве Столыпина руку еврейских националистических организаций, но – увы! – тщетно! А следствие в результате надёжно уведено в сторону от истинных убийц. То же «дело Бейлиса»[66], тянущееся вот уже полтора года, и не имеющее ни малейших судебных перспектив!
Можно ли сомневаться в том, что Сергей Ефимович, мягко говоря, недолюбливал Ивана Григорьевича. Последний, между тем, подойдя и поздоровавшись, в порыве чувств заключил Крыжановского в объятия и закричал:
– Нет слов, душа моя, нет слов! Этот сионист с пистолетом пришёл его убивать, а он ему по морде Правосудием – хрясь! Хор-о-ош!
– Может, то был не сионист, – попытался возразить Крыжановский, высвобождаясь. – Увы, не удалось выяснить, кто он такой…
– Все террористы-революционеры – сплошные инородцы! – назидательно заявил Ванька-Каин.
– Ах, если бы всё объяснялось так просто! – вздохнул Крыжановский.
– Куда уж проще, нежели дать по морде Правосудием?! – умилился министр юстиции. – Дорогой мой, дай же я тебя за это поцелую!
К счастью, от малоприятных лобзаний Крыжановского спасли первые звуки оркестра. То музыканты начали пробовать свои инструменты. В центре залы выстроились пары, готовые открыть бал.
– Полонез Огинского!!! – выкрикнул распорядитель бала, коим оказался ни кто иной, как его превосходительство Семён Васильевич Семёнов, весьма прославившийся устройством Императорских балов в Зимнем.
Полилась прекрасная знакомая мелодия, и пары сделали первый шаг.
Мария Ипполитовна воодушевлённо лорнировала танцующих, среди которых её племянница выделялась самым выгодным образом: уроки, взятые у одного из лучших хореографов Петербурга, явно не пропали втуне. Легкая ножка, гибкий тонкий стан, обнаженные выше локтей руки – кажется, Оленька плывет над полом, не касаясь его. Поддерживаемая кавалером, она кружится легко и уверенно, получая от танца настоящее удовольствие…
– Сударыня! – обратился к Марии Ипполитовне Щегловитов. – Позвольте соблюсти давнюю традицию, которая предписывает супругам проводить время на балу отдельно друг от друга, и увести от вас Сергея Ефимовича.
Госпожа Крыжановская, будучи занятой танцем Оленьки, не возражала, и Щегловитов увлёк Крыжановского в соседнюю гостиную, где подавали напитки.
– Прочитал твоё «Законоположение» и скажу без обиняков – та ещё штучка! – объявил министр, пригубив шампанского. – Уж она наделает грома в Думе. Но кое-что мне не по нраву…
– Например? – с холодностью в голосе подхлестнул Крыжановский.