состояться гражданская регистрация брака, на которой настояла госпожа Рупа Мера. Она хотела, чтобы Лата не страдала от несправедливостей традиционного индуистского закона; гражданские браки, заверенные регистратором, подчинялись законам, которые обходились с женщинами гораздо милостивее.
Приемная мать Хареша тоже упрекнула его за опоздание. Церемония была очень недолгой, проходила в сугубо деловой обстановке, и никто не придавал ей особого значения; присутствовало всего человек десять. Однако по окончании ее Хареш и Лата официально стали мужем и женой.
Лата, всю последнюю неделю разрывавшаяся между безмятежным оптимизмом и приступами отчаянного сомнения, после заключения брака успокоилась и почувствовала куда бóльшую приязнь к Харешу. Он время от времени улыбался ей, словно угадывая те моменты, когда она нуждалась в поддержке.
19.9
В этот же день утренним поездом из Калькутты приехали Амит, Каколи, Дипанкар, Минакши, Тапан, Варун и даже Ганс. Все они присутствовали на гражданской церемонии. Пран боялся, что его дом вот-вот лопнет по швам. В доме доктора Кишена Чанда Сета тоже все было вверх дном. И только Прем-Нивас, лишившийся хозяйки, практически пустовал.
Дом доктора Сета наполнился множеством знакомых и незнакомых людей. Доктор, вопреки своей натуре, смирился с этим, решив, что всякого незнакомого ему человека, очевидно, пригласил кто-нибудь из знакомых или, может быть, незнакомец пришел, чтобы наладить освещение или помочь на кухне. Потому он почти никому не угрожал палкой, да и Парвати следила за тем, чтобы он никого не обидел.
День был жаркий. Птицам, свившим гнезда в саду, – майнам, тимелиям, ласточкам, соловьям и бородастикам – не давали покоя шумные толпы снующих туда и сюда людей. Клумбы выглядели голо: все уже отцвело, кроме нескольких кустиков табака. Зато деревья – плюмерии, жакаранды и сита-ашок – утопали в белых, красных и розовато-лиловых цветах, а бугенвиллея спадала оранжевым, красным, розовым или пурпурным ковром со стен дома и спускалась по стволам деревьев. Время от времени трескотня бородастиков прерывалась звонкими, ясными и настойчивыми вскриками ястребиной кукушки.
Лата сидела вместе с другими женщинами в одной из комнат в глубине дома, где они пели и разукрашивали друг друга хной. Тут были и Куку с Минакши, и Малати, и Савита, и Рупа Мера, и Вина, и Хема с ее Тайджи. Они развлекали Лату пением свадебных песен – как невинных, так и не очень – и танцами под аккомпанемент дхолака[268]. Одна из пожилых женщин предлагала остальным на выбор стеклянные браслеты, другая украшала им руки и ноги четкими и тонкими узорами. Лата посмотрела на свои влажные руки с красивым рисунком, подумала, скоро ли он высохнет, и расплакалась. Савита вытерла ей слезы носовым платком.
Вина сразу стала петь песню о женщине с нежными руками и о том, что она не могла брать воду из общего колодца. Она была любимицей своего свекра; тот жалел ее и вырыл ей персональный колодец в саду. Старший брат мужа также любил ее и подарил ей шелковую веревку для ведра. Муж обожал ее и нанял для нее двух водоносов. Но свекровь и ее дочь ревновали мужчин к ней и однажды тайком засыпали колодец.
В другой песне ревнивая свекровь ложилась спать возле молодой жены сына, чтобы тот не мог прийти к ней ночью. Госпоже Рупе Мере эти песни нравились ничуть не меньше обычного – возможно, потому, что она не могла представить себя в подобной роли.
Малати вместе с матерью, неожиданно объявившейся в Брахмпуре, спела песню «Приготовьте обильную приправу, и мы поедим!».
Каколи стала бурно аплодировать, хотя хна на ее руках еще не высохла, и размазала рисунок. Ее музыкальным вкладом была переделка песенки «Роли Поли мистер Коли», которую она в отсутствие своей матери спела на мотив песни Тагора:
Коли, кланяясь привычно,
на второй бредет этаж.
Миссис Коли, как обычно,
начинает «абордаж».
Коли вроде всем доволен,
смотрит, полный тайных чувств,
как святая миссис Коли
прикрывает пышный бюст.
19.10
Еще засветло гости начали собираться под звуки шахная на лужайке.
Их встречали у ворот мужчины – близкие родственники невесты. Арун и Варун были одеты в белые накрахмаленные курты-паджамы с вышивкой чикан. На Пране был тот же белый шервани из «акульей кожи», который он надевал и на свою свадьбу. Правда, тогда была зима.
Из Мадраса приехал брат Рупы Меры. Однако он опоздал на церемонию браслетов, в которой должен был участвовать. Он не знал практически никого из тех, с кем здоровался, и лишь некоторые лица казались ему знакомыми – очевидно, со свадьбы Савиты. Тем не менее он церемонно приветствовал всех прибывавших в дом. А доктор Кишен Чанд Сет в крайне тесном и плотном черном ачкане очень скоро утомился от бесконечных приветствий, накричал на своего сына, которого не видел больше года, и, расстегнув несколько верхних пуговиц ачкана, отправился что-то проверять. Он отказался заменить своего умершего зятя в проводившихся церемониях на том основании, что долгое сидение и выслушивание речей священнослужителей нарушат его кровообращение и душевное равновесие.
Госпожа Рупа Мера надела бежевое шифоновое сари с прекрасной золотистой отделкой – подарок ее невестки, за который той был прощен грех с лаковой шкатулкой. Рупа Мера чувствовала: Он не стал бы требовать, чтобы она носила вдовье облачение в день свадьбы младшей дочери.
Жених со своими гостями опаздывал уже на пятнадцать минут. Госпожа Рупа Мера умирала от голода. Она не имела права есть что-либо, пока ее дочь не воссоединится с женихом, и радовалась только, что астрологи указали восемь часов как оптимальное время для бракосочетания, а, скажем, не одиннадцать.
– Где же они? – спросила она стоявшего рядом с ней Мана, который высматривал в толпе прибывающих гостей Фироза.
– Простите, ма… Кого вы имеете в виду?
– Бараат, разумеется.
– О да, бараат… Наверное, они вот-вот прибудут. А разве их еще нет?
– Нет, – ответила Рупа Мера, кипевшая от нетерпения и тревоги, подобно юнге на горящей палубе[269]. – Хотя уже давно должны быть.
Наконец бараат появился на горизонте, и все столпились у ворот. Подъехал большой, украшенный цветами «шевроле» темно-бордового цвета. Он едва не поцарапал серый «бьюик» доктора Сета, отчасти загораживавший подъезд. Из автомобиля вышел Хареш, а за ним его родители и братья. Его сопровождала также разношерстная толпа друзей по колледжу. Арун и Варун проводили Хареша до веранды, где навстречу ему вышла Лата с опущенными, как подобает невесте, глазами. Они обменялись гирляндами цветов, Сунил Патвардхан стал громко выкрикивать приветствия, а фотограф – щелкать затвором.