Читать интересную книгу Тайный советник вождя - Владимир Успенский

Я, повторяю, ничего дурного не хочу сказать об Иване Ивановиче как о человеке, но отсутствие боевого опыта было бедой не только для него, но и для его подчиненных, и для начальников, в данном случае для Конева.

Об Иване Степановиче Коневе в моей докладной было сказано еще вот что. Сравнивая командующих двумя соседними фронтами, я писал, что Жуков повернут лицом к противнику, а спиной к начальству, он воюет самостоятельно, сообразуясь с обстановкой, все подчиняя разгрому врага. А Конев вертит головой туда-сюда. Впечатление такое, что его волнует не только ход операций, но и в не меньшей степени то, о чем говорят, о чем думают в Ставке, в Генштабе. Не выбиться бы из струи.

— Та крайность нехороша, но и другая тоже, — сказал на это Иосиф Виссарионович. Мне известно о недостатках Конева. Более того, были предложения заменить его другим генералом. Называли Рокоссовского и Ватутина. Но Рокоссовский без году неделя командует армией, не надо срывать его. Товарищ Ватутин опытнее, но он нужен на своем месте. А Жуков вообще у нас только один. И не вижу веских причин менять Конева. Вы же сами, Николай Алексеевич, утверждаете, что он ошибается, но учится, как учимся все мы. Не так ли?

— Конева не за что хвалить. Но, с другой стороны, он не допустил ни одного такого срыва, за которым отстранение обязательно. А вообще, во время операций, тем более успешных, командующих не меняют. Это плохо действует на войска.

— Время покажет, — рассудил Иосиф Виссарионович.

3

Теперь о событиях на Западном, основном тогда фронте, которым командовал, как мы знаем, генерал армии Георгий Константинович Жуков. Фронт этот был настолько огромен и разнообразен, что я излагал свое мнение по каждой входившей в него армии, руководствуясь все тем же принципом: справа налево, с севера на юг.

30-я армия генерала Д. Д. Лелюшенко (он возглавил ее, поправившись после ранения, полученного в октябре под Можайском). Армия эта к 6 декабря насчитывала дюжину дивизий и бригад, но особых надежд Ставка с ней не связывала. Большие потери эта армия понесла, обороняясь южнее Волжского водохранилища в широкой полосе (до 80 километров, это много), в той же полосе должна была и наступать (для сравнения — соседние армии имели полосу наступления до 30 километров). А враг противостоял сильный, с большим количеством танков. Армия Лелюшенко считалась своего рода промежуточным звеном между Калининским и Западным фронтом. Но ведь известно, что на войне, с ее многообразными слагаемыми, даже самые тщательные расчеты оправдываются далеко не всегда, причем не обязательно в худшую сторону.

В отличие от соседа справа, генерала Масленникова, о котором мы только что говорили, Лелюшенко принял простое, грамотное решение. Не распыляясь по всей полосе, он создал две ударные группы, включив в них свои наиболее боеспособные силы. Два кулака. Участки для ударов были неширокие, цели конкретные. Обе группы сразу же начали успешно продвигаться вперед, одна из них через двое суток заняла крупный населенный пункт Рогачево. Достижение тактическое, предполагавшееся. А вот вторая ударная группа, состоявшая из стрелковой дивизии и двух танковых бригад, отличилась более основательно. Прорвав немецкую оборону, она стремительно пошла по вражеским тылам. Без отдыха, не ввязываясь в затяжные бои. И к концу дня 8 декабря, преодолев значительное расстояние по скверным зимним дорогам, захватила населенный пункт Ямуга в пяти километрах северо-западнее Клина, перерезав таким образом важную артерию — Ленинградское шоссе. Это отличилась в смелом броске 8-я танковая бригада П. А. Ротмистрова. И, закрепив успех, повела наступление на Клин с севера.

Вот судьба. Над Ротмистровым прежде иронизировали, называли «интеллигентом» — наверное, за щепетильную аккуратность. Но Сталин не забывал тех, кто находился с ним в трудные дни. Он ценил не внешнюю сторону, а дела. Ротмистров хорошо воевал и к концу Отечественной был уже маршалом бронетанковых войск.

Конечно, теми небольшими силами, которыми располагал Лелюшенко, трудно, а скорее всего и невозможно было захватить город Клин, обороняемый танковыми и моторизованными соединениями гитлеровцев, но обстановка в том районе благодаря 30-й армии резко изменилась. Быстрее пошли вперед соседи — войска 1-й ударной армии, возникла реальная возможность окружения Клина. А ведь это узел дорог, очень нужный врагу для отвода своих сил с дмитровского и солнечногорского направлений. Эх, как зашевелился вражеский муравейник! Опасаясь окружения, немцы начали отводить с передовой 1, 2, 6 и 7-ю танковые дивизии — такую махину! Для укрепления позиций в район Клина перебрасывались полки 5-й и 10-й танковых дивизий — последняя вообще оказалась «раздерганной», на колесах. Фашистская авиация использовала каждый час летной погоды, чтобы нанести бомбовые удары, но дни были короткие, часто снегопадные, да и наши летчики не дремали. Ничего не значил вроде бы тот факт, что на Ленинградском шоссе между Калинином и Клином появилось еще одно вражеское соединение — прибыла 900-я моторизованная бригада. Я вот не придал значения, а в штабе Западного фронта сей факт вызвал оживление. Соколовский потом рассказывал: как только пришло сообщение, он сразу сам пошел к Жукову, который занимал небольшой домик штабного городка в Перхушкове. Георгий Константинович был все еще нездоров. У него как раз находилась военфельдшер Л. Игнатюк, молодая стройная женщина. Расспросив подробно Соколовского, Жуков отложил лечебную процедуру на следующий день и связался по телефону с Верховным Главнокомандующим:

— У Лелюшенко севернее Решетниково отмечены части 900-й моторизованной бригады противника.

— А что это значит? — спросил Сталин.

Обычно докладывал Жуков суховато, без эмоций, а тут прорвало, не сдержал своего торжества:

— Это значит, что командование группы армий «Центр» задействовало свой последний резерв, еще не участвовавший в боях! Самый последний резерв!

Сталин долго молчал, дыша в трубку, обдумывал новость. Поинтересовался:

— Не навредит ли нам эта свежая моторизованная бригада?

— Здесь у меня Соколовский, мы примем меры…

Напряженный бой за Клин беспрерывно продолжался потом еще несколько суток на подступах, а затем на окраинах города. Лишь в ночь на 15 декабря части 30-й армии, наступавшие с северо-востока, и части 1-й ударной армии, атаковавшие с юго-востока, прорвались в центр города и добили там сопротивлявшегося неприятеля.

С окончанием этой славной операции, весьма способствовавшей, кстати сказать, и освобождению Калинина, завершилось пребывание 30-й армии в составе Западного фронта. Она была возвращена Калининскому фронту, откуда ее взяли в ноябре. Возвращение армии соответствовало укреплявшемуся в Ставке замыслу об охвате с севера основных вражеских сил, действовавших на московском направлении.

Для самого Лелюшенко Клинская операция имела очень большое значение. «Надежный командарм», — сказал тогда Сталин о Лелюшенко. Были потом у генерала ошибки, серьезные неудачи, но слова Иосифа Виссарионовича служили для него надежным щитом.

1-я ударная армия моего давнего знакомою, бывшего офицера царской службы генерал-лейтенанта В. И. Кузнецова. Армия, создававшаяся в глубоком тылу для контрудара именно под Москвой. Отсюда и целеустремленно-определяющее название. Оно, это название — ударная, возникло в разговорах между Сталиным и Шапошниковым, а затем обрело официальный статус. И тому, и другому нравилось это слово, это определение, хотя воспринимали они его неодинаково. Сталин, можно сказать, разнообразно, диалектически. Первоосновой сего распространенного определения (это подмечено по мной, об этом говорится в литературе) послужил довольно узкий технический термин. Боек, ударник — одно из важнейших и самая подвижная динамичная деталь огнестрельного оружия. Удар, выстрел, достижение цели — такие вот ассоциации. В мирной жизни, в труде для Сталина это молотобоец, шахтер, машинист — человек, полный энергии, пробивающий путь вперед, увлекающий за собой массы.

Такие люди, ударники труда, нужны были государству в двадцатые-тридцатые годы, когда требовалось в короткий срок преодолеть экономический разрыв, образовавшийся между нами и другими ведущими государствами, но пострадавшими в ходе мировой войны. Наоборот, обогатившимися, насосавшимися чужой крови. К 1920 году национальный доход нашей полуразрушенной страны составлял лишь 4 (четыре!) процента, если брать за сто процентов доход разжиревших на заокеанских войнах американцев. Полуколония, база сырья — такими хотели видеть нас иностранцы. Но вот чудо! К началу второй мировой войны соотношение изменилось разительно: 60 к 100! Невероятно, да? И ведь мы сами, не торгуя ни честью, ни средствами, подняли себя, хотите того или не хотите, но не под руководством троцкистских болтунов, а под твердым руководством Сталина. И большая заслуга в этом тех добросовестных тружеников, которые считались передовиками, ударниками.