Читать интересную книгу Тайный советник вождя - Владимир Успенский

В отличие от всех последовавших за ним руководителей, эгоистичных прагматиков, Иосиф Виссарионович, при всем своем рационализме и жестокости, сберег в глубине души некий романтизм, идеализм, еще теплившиеся в российском обществе после своего расцвета в девятнадцатом веке. Мы знаем о женском батальоне, который в часы Октябрьского восстания до последней возможности охранял Зимний дворец. Не изменив присяге. А ведь создавался-то этот батальон по другому поводу, для другой цели. После отречения царя, после февральского буржуазного переворота, вылезли из щелей, понаехали из-за границы разношерстные, клопообразные визгуны-политиканы, схлестнувшиеся в борьбе за власть, за рынки, сходясь лишь на одном принципе: чем слабее государство, чем слабее армия и правоохранительные органы, чем ближе полное разложение и анархия, тем лучше. Для кого? Для беспринципных грабителей. Отечественных и зарубежных бизнесменов. Очернили, охаяли предатели нашу историю, наш народ. С грязью смешали нас зарубежные выскочки. Фронт против немцев тогда еле держался. И чтобы выказать свое презрение к тем мужчинам, которые не способны охранить границы великой державы, женщины-патриотки решили создать свои воинские формирования. Так возник в Петрограде из добровольцев первый женский ударный батальон. Вступили в него и заводские работницы, и служащие, и курсистки, и аристократки. Молодые, красивые, самоотверженные, объединенные святой идеей. Трудностей перенесли они не меньше воинов-мужчин. На передовую брошен был этот батальон и сражался так, что угасли гнусные усмешки, застряли скабрезные словечки у трусоватых, глумливых выродков.

На куски разрывали немецкие снаряды-«чемоданы» женские тела, пронзали их пули, калечили осколки. И устыдились тогда российские офицеры, сами пошли в окопы, а отважный женский ударный батальон был отведен назад, в Питер. Как-то забылось все это, но Сталин знал и даже рассказывал однажды шутливо, что такие привлекательные были там девицы и дамы, такие видные, что он готов был пойти в батальон хотя бы каптенармусом — опыт по этой части обрел в Красноярске, в запасном сибирском полку. Я, помнится, подумал, что не ему бы туда, к ударницам, в его возрасте, с его не самым привлекательным обличьем. Но как знать, как знать: ведь именно тогда влюбилась в него, сорокалетнего, юная гимназистка Надя Аллилуева… Эвон куда завели меня рассуждения об ударниках-то!

Знал Сталин и о том, что после революции на Балтике и особенно на Черном море создавались для защиты флотов от различных посягательств отряды добровольцев-ударников. Особенно на Черноморском флоте, до которого нашлось в ту пору много охотников. И Крым защищали лихие севастопольцы, и Ростов-на-Дону, и носило их в эшелонах аж до Харькова и Белгорода. Беспощадно громили ударники всякую в их понимании сволочь: кайзеровских оккупантов, петлюровцев, анархистов, местную контру… Ну и последнее. Много раз, как известно, смотрел Иосиф Виссарионович кинофильм «Чапаев», особенно любовался кадрами, где идут в психическую атаку белогвардейские ударные офицерские батальоны: уверенно, бесстрашно, красиво! Иначе, проще воспринимал термин Борис Михайлович Шапошников. Да и я тоже. В российской армии в разные войны и для разных целей (для штурмов, для прорыва во вражеский тыл и т. д.) создавались ударные группы, отряды, основой которых служил умелый батальон, полк, а то и дивизия. Наименование определяло суть временного формирования — на срок выполнения задачи. Но разве подобное формирование с таким названием не могло быть постоянным? До окончания сражения или даже до завершения войны? Все когда-нибудь делается, возникает впервые. Армию, которая создавалась для контрудара под Москвой, в разговорах все чаще называли ударной. А когда дело дошло до официального наименования, ее и посчитали 1-й ударной. За ней потом появились и другие ударные армии, по замыслу предназначавшиеся для наступательных действий (3-я ударная армия, кстати, штурмом возьмет рейхстаг и поставит последнюю точку в войне с гитлеровцами).

Название-то кузнецовской армии дали хорошее, почетное, но своему давнему знакомому Василию Ивановичу Кузнецову я бы не позавидовал. В трудном положении он оказался. Задание армии дано ответственное, а вот насчет ударности сомнений хоть отбавляй. Скорее не ударным, а пестрым можно было считать это объединение. Вот каков состав: две стрелковые дивизии, одна кавалерийская дивизия, восемь стрелковых бригад и двенадцать отдельных лыжных батальонов — это уж совсем дробинки для армейского-то подчинения. А основной ударной силы как раз и не имелось. Артиллерии мало, танков совсем нет. Ни одной бронированной машины, хотя действовать Кузнецову предстояло против танковых дивизий противника. Я обратил внимание Сталина на такой парадокс. Оказывается, он уже обсуждал это с Жуковым. Нет танков, нечем усилить «ударную». Жуков заверил, что первое время Кузнецов обойдется и без брони. Он должен наступать между Клином и Солнечногорском в полосе, где нет хороших дорог. По сугробам. Для этого ему и добавили лыжников. А когда выйдет на Ленинградское шоссе, получит, возможно, и танки. Разъяснение логичное, хотя утешение слабое.

Были у Кузнецова и другие сложности. Армия ввязалась в бои 1 декабря, не завершив сосредоточения, прямо с колес. Обстановка заставила — чтобы закрыть оголенный участок фронта, чтобы выручить часть войск 16-й армии, оказавшихся в окружении. А люди-то необстрелянные, новички. Формировались в тылу, на взвод приходилось по два-три фронтовика, направленных из госпиталей. Комсостав — либо призванный из запаса, либо прошедших трех- четырехмесячную подготовку. Доучиваться предстояло на практике. И вот тут как раз и требовался такой человек, как Кузнецов, умудренный возрастом и разнообразным опытом: самостоятельный, спокойный, рассудительный, не бросавшийся выполнять приказы очертя голову, а всегда успевавший подумать, позаботиться о том, чтобы и дело было сделано, и людей пострадало как можно меньше. Я ведь уже упоминал о том, что Василий Иванович отличился в первые дни войны, выведя из уготованного врагами кольца значительную часть своих войск.

Настоящие профессионалы, мастера, в том числе и военные, обычно не гонятся за внешним успехом. Кузнецов старался «работать» добросовестно, с малыми затратами. Его основательность иногда воспринималась Жуковым как чрезмерная осторожность, неоправданная медлительность. Характеры уж больно разные. Вот и тогда, в декабре, Жуков чаще других поторапливал 1-ю ударную, хотя темп ее наступления был примерно таким же, как у соседей. (Хотел написать «подстегивал», но рука не поднялась. Кузнецов не из тех, кого можно было подстегивать. Жуков был вежлив с ним, очень ценил его, всегда стремился перетянуть в тот фронт, которым доводилось командовать.) А Кузнецов откладывал директивные жуковские бумажки для штабного архива и продолжал действовать так, как считал нужным. В разрезе общих указаний, в общих интересах, но по-своему.

Сосредоточившись на главном, Кузнецов уже 7 декабря взял Яхрому. Бои были очень напряженные, переломные, и на подступах, и в самом городе. Командарм сознательно использовал там значительную часть своих войск, больше, чем требовалось, дабы одержать убедительную победу, чтобы люди не только обстрелялись, но почувствовали уверенность. Этого он и добился.

Потеряв важный узел сопротивления, немцы начали отходить в сторону Федоровки — крупного населенного пункта. Дорога единственная среди заснеженных полей, маневра нет. И дорога эта, и сама Федоровка были буквально забиты вражеской техникой. Лезть на нее — значит нести большие потери. А не взяв Федоровку, не выйдешь к Ленинградскому шоссе, к Клину. И что же сделал в таких условиях Кузнецов? Его пехота давила вдоль дороги, держа немцев в напряжении: наступают русские! Но успех Кузнецов искал не там. Он послал свои лыжные батальоны правее и левее дороги. По сугробам, по полям и лесам обошел, почти окружил Федоровку. Медленно, но верно. Очередная грозная директива из штаба фронта не заставила командарма изменить замысел. Немцы сами почувствовали, что еще несколько часов — и они окажутся в мешке. И побежали, бросая технику. А лыжники и пехота преследовали их.

Тем, на кого надеются, в ком уверены, всегда бывает трудно. Вот и на этот раз: после боев за Клин, который освободили вместе Лелюшенко и Кузнецов, 30-я армия Лелюшенко была передана в Калининский фронт, а ее полосу приказано было принять 1-й ударной армии. Войска растянулись в ниточку, подкреплений не прибывало. А сопротивление немцев, естественно, возросло. Не только, впрочем, у Кузнецова, но и на участках соседних армий. Враг начал чаще контратаковать, некоторые населенные пункты несколько раз переходили из рук в руки.

4

20-я армия генерала А. А. Власова.

Да-да, того самого Андрея Андреевича Власова… Об этой армии мало рассказано, мало написано, хотя сделала она в декабре сорок первого не меньше других. После того как стало известно, что генерал Власов переметнулся к немцам, журналисты и историки избегали упоминать об успехах этой армии в Московской битве. А зря: воины-то в чем виноваты?!