Читать интересную книгу Тайный советник вождя - Владимир Успенский

Тем, на кого надеются, в ком уверены, всегда бывает трудно. Вот и на этот раз: после боев за Клин, который освободили вместе Лелюшенко и Кузнецов, 30-я армия Лелюшенко была передана в Калининский фронт, а ее полосу приказано было принять 1-й ударной армии. Войска растянулись в ниточку, подкреплений не прибывало. А сопротивление немцев, естественно, возросло. Не только, впрочем, у Кузнецова, но и на участках соседних армий. Враг начал чаще контратаковать, некоторые населенные пункты несколько раз переходили из рук в руки.

4

20-я армия генерала А. А. Власова.

Да-да, того самого Андрея Андреевича Власова… Об этой армии мало рассказано, мало написано, хотя сделала она в декабре сорок первого не меньше других. После того как стало известно, что генерал Власов переметнулся к немцам, журналисты и историки избегали упоминать об успехах этой армии в Московской битве. А зря: воины-то в чем виноваты?!

До курьезов доходило. В сообщении «В последний час», известившем о контрнаступлении под Москвой, перечислялись отличившиеся армии. Без указания номеров, а по фамилиям командармов. Одинаково. По пунктам. Например: «Войска генерала Кузнецова, захватив г. Яхрому, преследуют отходящие 6-ю, 7-ю танковые, и 23-ю пехотную дивизии противника и вышли юго-западнее Клина». Следующий пункт сообщения таков: «Войска генерала Власова, преследуя 2-ю танковую и 106-ю пехотную дивизии противника, заняли г. Солнечногорск». Документ этот из истории не выкинешь, он цитировался много раз. А как же с предателем Власовым? Наши мудрецы в 1942 году придумали такой ход: вместо Власова поставили фамилию начальника штаба армии Сандалова и несколько изменили формулировку пункта: «Войска под руководством генерала Сандалова» — и далее по тексту. Внимательного читателя или слушателя такая формулировка, отличавшаяся от других пунктов, заставляла задуматься. Такой она осталась и до сих пор. А уважаемый Леонид Михайлович Сандалов нисколько не повинен в том, что ему приписали чужие заслуги. К тому же он действительно внес изрядную лепту в успехи 20-й армии.

Я мало знал Власова. Он не принадлежал к когорте участников первой мировой и гражданской войн, к той когорте, которая была хорошо известна, близка и Сталину и мне. Власов — из новой поросли. В тридцатых годах у нас много выдвинулось молодых генералов, я просто не успевал близко знакомиться с ними. Было известно, что Власова ценит маршал Тимошенко, считая его командиром исполнительным и в то же время инициативным. Кроме того, запомнился мне такой случай. Раза два-три в год, перед большими праздниками, Сталин просматривал списки военных, представленных к наградам, присвоению генеральских званий, к повышению по службе. Все было соответствующим образом оформлено, прошло все положенные инстанции, Иосиф Виссарионович лишь знакомился с бумагами, ставил свою подпись, если это требовалось. Мое присутствие было обязательным и, не скрою, приятным. Хорошо, когда людей поощряют, доставляют им радость. Так было и в феврале 1941 года, накануне Дня Красной Армии. После обеда мы сидели вдвоем в кабинете Сталина на Ближней даче. Иосиф Виссарионович отдыхал, откинувшись на спинку дивана, потягивал свою трубку. Я просматривал наградные листы, выписки из личных дел, передавал Сталину с краткими комментариями или предложениями. Некоторые документы (на хорошо знакомых товарищей) он даже не читал, иные пробегал взглядом и лишь некоторые бумаги изучал внимательно, от первой строки до последней. В руках у меня «Наградной лист на командира 99-й стрелковой дивизии генерал-майора Власова А. А.», подписанный командиром 8-го стрелкового корпуса. Представлен за успехи в службе к ордену Красной Звезды. Совсем недавно, в прошлом году получил генеральское звание, теперь вот орден. Быстро растет…

Просмотрел автобиографию. Написана грамотно. Четкий почерк. Из крестьян Нижегородской губернии. Окончил духовное училище в 1917 году. Затем два года в духовной семинарии, год в университете. В 1920 году мобилизован в Красную Армию. Через десять лет вступил в партию. Учился на Высших стрелково-тактических курсах «Выстрел», где традиционно хорошо была поставлена подготовка. Назначен начальником учебного отдела курсов военных переводников (это уже по линии Главного разведывательного управления). Потом командировка в Китай, получил там боевой опыт.

Привлекла мое внимание аттестация, подписанная командующим войсками Киевского Особого военного округа генералом армии Жуковым 26 ноября 1940 года. Известно, что Жуков скуповат был на похвалу, а в аттестации одно слово лучше другого. За короткий срок Власов вывел свою дивизию в передовые… Про эту аттестацию я и сказал Сталину. Тот заинтересовался, начал читать, с удовольствием попыхивая трубкой, делая какие-то пометки. Потом о мраморную пепельницу выбил трубку, отложил подальше, позвал меня. Я сел рядом.

— Порядочный человек этот Власов, — сказал Иосиф Виссарионович. — У нас есть хитрецы, которые выпячивают в своих биографиях то, что им выгодно, и затеняют то, что может повредить им. А вот Власов, смотрите, пишет слово «духовная» с большой буквы, подчеркивая свое отношение и уважение. Так может поступить только порядочный человек, который ничего о себе не скрывает…

Я не возражал. Я знал вот о чем. С нелегкой руки Троцкого и его сторонников, преследовавших, искоренявших, преследовавших, искоренявших у нас православие, принадлежность к касте церковнослужителей считалась большим минусом. Выходцам из «поповской породы» надобно было преодолевать в службе, в работе препятствия, а то и гонения, чинимые отделами кадров, рьяными политическими дельцами. А Сталин, сам бывший семинарист, испытывал определенную симпатию к этим людям, ценил их образованность, доверял им. Тому же Микояну, тому же Василевскому.

— Жуков аттестует Власова наилучшим образом. Дивизию он поднял, стала передовой, — продолжал Иосиф Виссарионович. — Командир корпуса его хвалит. Надо поощрять таких людей… Почему орден Красной Звезды? Это хороший орден, но товарищ Власов достоин более высокой награды.

Вот так, совершенно неожиданно для всех, в том числе и для самого виновника торжества, генерал-майор Власов получил орден Ленина. И вскоре — повышение в должности.

В самом начале Отечественной войны 4-й механизированный корпус, которым командовал Власов, неплохо сражался под Перемышлем, затормозил продвижение немцев, но и сам лег костьми почти полностью. А Власов сделал еще один шаг вверх — был назначен командующим 37-й армией, которая защищала Киев. Действовала армия не хуже других, вместе со всеми оказалась во вражеском кольце, некоторые ее части дрались до последней возможности. Из окружения выходили небольшие группы, одиночки. Власов пробился, вывел ядро армейского комсостава, генералов и офицеров — это было тоже оценено по достоинству, как свидетельство мужества, преданности, мастерства. Власову поручили сформировать 20-ю армию, предназначавшуюся для защиты Москвы.

Начало у 20-й было почти таким же, как у 1-й ударной армии. Обе вступили в бой передовыми частями с ходу и раньше намеченного срока. Их бросили на самый опасный участок, прикрывать который у Рокоссовского уже не было сил, — в район Белого Раста и Красной Поляны, где немцы ближе всего подошли к Москве и продолжали атаковать (напомню, до нашей столицы оставалось лишь 25 километров). Фашисты были остановлены совместными контрударами этих двух армий. С этого рубежа они и начали гнать противника.

По составу 20-я армия была невелика, скорее усиленный корпус: две стрелковые дивизии, три стрелковые бригады и две таковые, в том числе 31-я, уже показавшая себя в боях. Около 60 танков имел Власов, а это уже кое-что, особенно по сравнению с Кузнецовым, у которого вообще не было бронированной техники. С этой точки зрения 20-й армии надо было бы называться ударной. Ну и, конечно, повезло Власову с 64-й бригадой: она была не просто стрелковой, а морской стрелковой бригадой. Костяк ее составляли моряки-добровольцы, посланцы Тихого океана, отважные ребята, спаянные флотской дружбой, флотскими традициями, не боявшиеся ни бога, ни черта и уж тем более каких-то там дерьмовых фашистов. В первых же боях под Белым Растом моряки покрыли себя неувядаемой славой. Сбрасывали перед атакой шинели, ватники, шапки, оставаясь в черных бушлатах, в летней форме с голубыми воротничками-гюйсами, надевали бескозырки с названием своих кораблей. И — только вперед, только напором, чтобы добраться до рукопашной, до вражеского горла. Страшны были моряки в своей ярости, особенно после первых потерь, после первых похорон своих товарищей. Потери у них, у отчаянных, были большие, но и на немцев они навели такой страх, что фашисты ужас испытывали при виде «черных дьяволов».

Дело не только в мужестве, в спаянности, в физической силе моряков. Среди немцев тоже немало было вояк и смелых, и крепких, к тому же более опытных. Тут еще и психика играла роль. Немцы не привыкли сходиться грудь на грудь, опасались и даже боялись рукопашного боя. Они привыкли воевать металлом, уничтожая противника издалека пулями, снарядами, минами. Потери при этом у гитлеровцев были, естественно, гораздо меньше, чем у другой стороны. А рукопашный бой — это не размеренная работа, это вспышка ярости, это штык, нож, кулак, пальцы на глотке, наверняка гибель или увечье. В понимании немцев это война не по правилам, это драка. Они осознают, что это тоже война, когда бои развернутся на их территории, когда они будут защищать свои города, свои семьи.