Не знаю, кому из нас сейчас тяжелее. На этого парня, сидящего на командно-диспетчерском пункте, давление очень серьёзное в данную минуту. Со всех сторон, наверняка, набежали советчики и начальники, которые не дают руководителю принять взвешенное решение.
— 088й, жёлтый-зелёный, слева 15 метров. Жёлтый-зелёный, слева 20. Не уходи влево! — ведёт меня РВП.
Исправляю положение. Ветер поменялся. Стал сильнее и, как назло, падает видимость. Ну, как же не вовремя погода начала портиться!
— 088й, красный-зелёный, справа 5.
Слишком перебрал с поправкой. Всё, что тренировал в предыдущих заходах, испортила погода. Но есть ещё возможность исправить.
— Зелёный, справа 5.
До полосы 4 километра. Пора выпускать гак.
— 088й, зелёный на курсе.
Полоса всё ближе. Угрожающе нарастает край пятнадцати метровой кормы. Выдерживаю самолёт в «напряжённом» режиме снижения. Самолёт уже просится сесть на палубу.
Чувствую, как начинаю уставать. Глаза напрягаются, сосредоточенно следя за оптической системой посадки.
— Зелёный, на курсе. Зелёный… зелёный, гак наблюдаю. Готовность к посадке.
— Готов, полосу вижу! — доложил я, опустив большую часть доклада.
Снова поменялся ветер. Теперь он справа — со стороны высокой надстройки авианосца. В момент посадки будет правый крен, поскольку этот «монумент» оказывает влияние на заключительном участке перед касанием палубы.
— Зелёный, на курсе, — докладывает РВП.
Рефлекторными движениями органов управления парирую крен. Невидимая сила продолжает «засасывать» и тянет на надстройку. Тяжело удержаться на глиссаде, но это нужно сделать. И, получается!
Всё внимание на полосу. Рука в готовности толкнуть рычаг управления двигателями вперёд.
Мы сейчас сядем. Только нужно разрешение. Но его всё нет.
— Саламандра, готов к посадке, — повторяю я.
— Зелёный, на курсе.
— Готов к посадке!
Разрешения нет. Край полосы уже рядом. На решение времени мало. Что ещё нам нужно сделать, чтобы сесть на эту палубу⁈ Сколько ещё пройти согласований⁈
— Проход! Проход! — командует руководитель полётами.
— Да, твою мать! — нервничает Байрамов.
Обороты двигателей на максимал. Ручку управления самолётом на себя и перевожу его в набор. В эфир что-то говорит руководитель полётами, но делает это одновременно с Вигучевым. В ушах стоит бульканье.
Не получается злиться, поскольку надо переводить дыхание и готовиться к следующему заходу.
— 088й, повторный заход, как приняли? — повторил руководитель полётами.
— Понял. На повторный.
Причину ухода на второй круг узнавать нет смысла. В очередной раз не дают добро на посадку большие чины.
— Сергей, топливо, — говорит уставший Сагит.
Керосина у нас и на один заход не хватит. Нужно возвращаться на землю. Иначе недотянем. Только есть проблема. Доложу о малом остатке, и на сушу отправят без разговоров. Рисковать не будут.
— Если промолчим, попадём в непростую ситуацию, — сказал я.
— А если скажем, ситуация станет совсем безнадёжной. Если невыполним посадку сегодня, то уже никогда не сядем.
Мы рискуем самолётом в любом случае. На возврате с минимальным остатком и на посадке. Вот только на «Леониде Брежневе» есть топливо для нашей заправки.
— Продолжаем, — принял я решение.
— Работаем, Сергей.
Проходим траверз корабля. Су-27К уже на посадочном курсе. Интересно, смогут ли к моменту его посадки решить вопрос с разрешением.
— 017й продолжаю заход, — доложил Вигучев.
И как назло, улучшилась видимость. Су-27К идёт к палубе. Остался километр. Жаль, что нам пришлось выполнить приказ об уходе на второй круг.
— Серёга, это всё. Первое место нам не светит, — сказал Сагит.
— Значит, будем первые, кто взлетит, — ответил я.
Вигучев плавно заходит. Подошёл к палубе. Виден штырь выпущенного гака. Он всё ближе.
— Разрешил посадку, — произносит в эфир руководитель полётами.
Нужно порадоваться за него и конструкторское бюро Сухого. Они заслужили это право быть на корабле первыми.
— Не вижу полосу. Проход, — докладывает в эфир Вигучев.
Не может этого быть! Корабль виден сейчас хорошо. Что-то не так у него на борту.
Тут же идут запросы о состоянии техники у Вигучева. Он не подтвердил неисправность. Тогда зачем он так сделал?
— 088й, ответь 017му, — запросил меня наш коллега Вигучев.
— Ответил.
— Пропускаю. Как сядешь, на палубе не задерживайся, — весело произнёс он в эфир.
Он это сделал специально. Зачем только? К чему подобное благородство или вежливость. Думать об этом времени нет. И хороводы достало крутить.
— 088й, заход, — доложил я.
— Выполняйте. Посадочный 275.
— Вас понял.
Сам в очередной раз проверяю необходимую сигнализацию и включение притяга плечевых ремней. До полосы 4 километра. Видимость опять начала плыть. Не критично.
Однако, я опять отступаю от системы предыдущих заходов. Надо вновь «нащупать» золотую середину.
Где-то чуть не успел, что-то чуть-чуть не учёл, и сразу рушится вся стройная система зависимостей.
Вышли на посадочный. Глубокий вдох.
— Сагит, ты готов? — спросил я у своего товарища.
— Я ещё на стоянке ремни притянул. А готов был очень давно.
Продолжаю заход. Внимание и все действия с органами управления идут по отработанной схеме.
— Обороты, скорость, угол планирования, зелёный, — шепчу я.
— 088й, зелёный, не проваливайся. Зелёный, зелёный… хорошо!
— Понял. 088й, шасси выпустил, гак, притяг, к посадке готов! — доложил я.
Время начало течь совсем иначе. Дыхание участилось. Расслабиться не выходит. Внутри я как сжавшаяся пружина в ожидании ослабления. Для этого нужна команда руководителя полётами.
— Готов к посадке!
Пауза. Перед кормой только одна мысль — не провалиться. Неважно, какой будет трос, и что потом скажут. Самолёт на корабле. К этой цели мы шли очень долго.
— Посадку подтвердил, — слышу я долгожданную команду.
И стоило услышать её, как внутренняя пружина разжалась. Время ускорилось. Второе дыхание появилось.
Палуба подо мной. Ручку управления отклоняю от себя. Удар колёсами о палубу.
Мгновения в ожидании рывка в момент захвата гаком троса растягиваются. Тебя словно невидимая клешня хватает и говорит: — «иди сюда!».
Рука вместе с рычагом управления двигателями самопроизвольно выбрасывается вперёд. Голова резко пошла вперёд, а глаза широко распахнулись.
Резкое торможение, тем не менее, не останавливает самолёт полностью. Он медленно приближается к краю палубы. Ещё и ещё. Чем больше вытягивается трос, тем сильнее он наращивает усилия по удержанию самолёта.
Перегрузка растёт. Усилий притяга плечевых ремней едва хватает, чтобы я не оказался на приборной доске. Совсем немного, и авиагоризонт оставил бы мне отметину на шлеме.
Продолжается борьба. Будто невидимый богатырь изо всех сил старается удержать МиГ. А самолёт, словно взбесившийся конь, несёт тебя к водам за кормой.
— Обороты! Убрать гак, — прозвучала команда от руководителя полётами.
Те самые мгновения посадки закончены. Самолёт немного качнулся назад. Пытаюсь осознать произошедшее. В этот мир меня возвращает радостный смех и крики Сагита: — «Ура!».
Остановились мы недалеко от конца палубы. Сквозь лобовое стекло вижу одни лишь волны бескрайнего моря.
— Серёга, ты как? Чего молчишь?
— 088й, крыло складывайте. Разворот на 180 и подруливаем на 4ю стоянку. Там будет встречающий, — даёт мне указание руководитель полётами.
Я медленно поворачиваю голову вправо. Вижу серый, размытый горизонт. Взгляд вниз, а подомной твёрдая поверхность палубы. Только сейчас понимаю, насколько сильно колотится сердце.
— Там сзади 017й, — сказал я в эфир, складывая крыло.
— Да. Поэтому не задерживаемся. Трос убран.
Медленно проруливаю вперёд и разворачиваюсь. Пока ещё слабо осознаю, что я в море и на борту огромного корабля. Когда едешь по его палубе, он не кажется таким огромным. Боишься что-то зацепить или вообще съехать и свалиться в воду.