которыми были унизаны пальцы ее тонких аристократических рук. После беглого осмотра я ответил:
— По-моему, убийство произошло часа два тому назад.
— Я поддерживаю мнение моего коллеги, — сказал полицейский врач.
— Чем, господа, распорот живот? — спросил судебный следователь.
— Остро отточенной бритвой.
— Бритвой? Почему именно бритвой? — спросил Путилин.
— Трудно допустить, что у убийцы имелся ланцет, а только от бритвы или ланцета может получиться столь ровный разрез. Нож все же рвет, кинжал — также. Тут же — поразительная точность разреза.
Глава 2
ПЕРВОНАЧАЛЬНЫЙ ДОПРОС
Заподозренный
Швейцар, бравый средних лет человек с окладистой бородкой, стоял ни жив ни мертв.
— Когда ты увидел это? — показывая на труп, спросил следователь.
— Около трех часов ночи, ваше высокородие. Не спалось мне что-то. Вышел я на лестницу, как взглянул — аж волосы на голове поднялись. Хочу сотворить крестное знамение, не могу. Опомнился, наконец, побежал к управляющему, к старшему дворнику.
— Скажи... Как тебя зовут, кстати?
— Осип Лаврентьев.
— Так скажи, Осип Лаврентьев, парадная дверь была заперта?
— Так точно!
— Ты никогда не видел этой дамы?
— Никогда.
— Всех своих жильцов ты, конечно, хорошо знаешь?
— Помилуйте, ваше высокородие, как не знать... Всех в лицо.
— Кто живет по этой лестнице?
Швейцар стал перечислять: генерал такой-то, граф такой-то, инженер такой-то...
— А свободная квартира есть?
— Так точно. В бельэтаже.
— Дай мне ключ, хочу ее посмотреть. Я скоро вернусь, господа.
— На что вам пустая квартира, Иван Дмитриевич? — тихо спросил товарищ прокурора.
— Просто так, хочу полюбопытствовать. . — уклончиво ответил Путилин и быстро поднялся по лестнице.
Вдруг следователь повернулся к швейцару.
— Скажи, что это у тебя с рукой?
Тот поглядел на свою руку и побледнел.
— Обрезал ее малость.
— Когда?
— Вчера-с.
— Чем?
— Ножом. Хлеб резал... Нож сорвался.
Следователь многозначительно переглянулся с товарищем прокурора.
— Надо произвести у него обыск, — по-французски бросил товарищ прокурора следователю.
— Безусловно. Ну-ка, любезный, веди нас в твою комнату. Нам надо пошарить у тебя. Господин пристав, прошу следовать за нами.
— Ваше превосходительство.. Господи... Да неужто вы что худое про меня думаете по этому злодеянию?! Вот как перед Истинным...
— Не разговаривай! — грозно прервал его пристав.
Мы с трудом вошли в небольшую швейцарскую. Вдруг следователь, наступив, очевидно, на что-то, быстро нагнулся.
— Ого! Смотрите, господа’
В руке он держал кольцо с бриллиантом.
— Это что же такое, любезный? — повернулся он к Осипу Лаврентьеву.
Швейцар стал белее полотна, глаза его широко раскрылись, в них был непередаваемый ужас.
— Господи... Ей-Богу... Что это?.. Не знаю... Наваждение...
— Нет, любезный, это не наваждение, а кольцо. Как оно могло к тебе попасть?
— Не знаю, видит Бог, не знаю!
— Что у вас происходит, господа? — раздался спокойный голос Путилина.
— Не угодно ли, Иван Дмитриевич, — следователь подал Путилину кольцо.
— Где вы нашли его, Вадим Петрович?
— Вот здесь, Иван Дмитриевич.
— Теперь, конечно, вы произведете тщательный обыск?
— О, разумеется!
Обыск начался. Путилин подошел к швейцару, пристально поглядел на него.
— Покажи руку.
Швейцар, как автомат, исполнил приказание.
— Доктор, пойди сюда, посмотри его рану и скажи, чем она нанесена? Ножом? А может быть, бритвой?
— Не знаю, Иван Дмитриевич. Медицина в данном случае бессильна помочь правосудию.
— Конечно, ты не знаешь, как попало к тебе это кольцо, Лаврентьев?
— Видит Бог, не знаю, ваше превосходительство. Только не повинен я ни в чем худом.
— Ты спишь с открытой или закрытой дверью?
— На ключ не запираю.
— Отчего?
— Чтобы скорее выйти на звонок, дверь парадную раскрыть.
Обыск не дал никаких результатов. Но две грозные улики против швейцара были налицо — подозрительный порез и, главное, найденное в его каморке бриллиантовое кольцо.
— Именем закона я арестую тебя, Осип Лаврентьев, — сурово произнес судебный следователь.
— За что-с?
— По подозрению в убийстве этой женщины.
Глава 3
ЧТО БЫЛО ДАЛЬШЕ
Весть о таинственном страшном преступлении с быстротой молнии разнеслась по столице. Какой-то страх и суеверный ужас нагнало оно на жителей Петербурга. Это было как раз в то время, когда на улицах Лондона свирепствовал знаменитый Джек-потрошитель, и по Петербургу пронесся зловещий слух: «Лондонский человек-зверь появился на улицах Северной Пальмиры!» Бульварные газеты, по обыкновению, подливали масла в огонь, немилосердно привирая с три короба, запугивая обывателя еще больше.
Путилин был спокоен, но как-то загадочно хмур.
— Что ты думаешь об этом, Иван Дмитриевич? — спрашивал я своего друга.
— Да что же вам еще надо? Убийцу следователь обнаружил с феерической быстротой.
Еле заметная улыбка трогала концы его губ.
— Держу пари, Иван Дмитриевич, что ты другого мнения о виновнике злодеяния.
Путилин рассмеялся.
— Смотри не проиграй пари! Против Осипа Лаврентьева действительно есть грозная улика.
Прошло два дня. Я сидел у моего друга, когда к нему без доклада ворвался страшно взволнованный почтенный седой барин.
— О, какой ужас, какой ужас! Это моя жена! Я только что от нее... Какой ужас, какой ужас... Я — Аргунин...
Путилин чрезвычайно ласково стал его успокаивать:
— Возьмите себя в руки, дорогой мой. Что же делать... Уже не вернешь... Вы расскажите лучше все, что знаете об исчезновении вашей жены.
— Моя жена сказала, что поедет в театр.
— В какой?
— В Большой. Прошла ночь, она не явилась. По правде, я не очень был удивлен и взволнован этим. Частенько случалось, что она после спектакля уезжала ночевать с нашими знакомыми Авериными. Но когда настал вечер, а ее все не было, я смутился и поехал к Авериным. Оказалось, что они не были в театре и жены моей не видели. Тут вдруг я узнал о страшном злодеянии на Николаевской улице... Бросился к властям... И узнал мою жену.
— Скажите, господин Аргунин... вы простите меня, но между вами большая разница в летах... Я поэтому и задаю этот вопрос: она любила вас?
— Несмотря на это, она меня любила. Но...
По-видимому, он хотел в чем-то признаться, но не мог.
— Для пользы дела я попросил бы вас быть со мной вполне откровенным.
— Вот... Вот записка, которую я нашел вчера в будуаре моей жены, — хрипло проговорил