помочь брату осуществить его желание. Он сумел добиться возможности проникнуть сюда, и теперь надо было постараться и использовать ее как можно эффективнее.
Кейву страшно повезло, что здесь оказался Фред Киле: возможно, судьба все-таки играет на его стороне. Это может оказаться очень кстати: сегодня утром ступеньки крыльца опять вымазали кровью. Все тотчас вымыли, но такая настойчивость беспокоила. Что последует дальше?
Дариен прошелся по комнатам, отвечая на кивки и короткие фразы тех, кто пожелал его заметить, но нашел это чертовски утомительным. На рауте у него была поддержка четы Вандейменов — самого Джорджа и его замечательной жены Марии. Это была их идея, и они расплатились за нее полностью, когда их стали игнорировать. Каким-то непостижимым образом — не иначе алхимия! — им удалось создать иллюзию, что они втроем составляют самый центр раута, а все остальные так, сбоку припека.
Поначалу они собирались отправиться в театр, куда мог попасть любой, кто способен оплатить билет. Он бы так и сделал, но тут увидел леди Теодосию, а потом услышал, куда она намерена отправиться дальше, и поступил по наитию. Опять!
Теперь же его защита сходит на нет, и очень скоро изоляция, в которой он оказался, станет очевидной. Цепляться за герцога и герцогиню было удобно, они оказали ему огромную услугу, но требовалась поддержка и с другой стороны.
Словно откликаясь на призыв Дариена, кто-то окликнул его:
— Канем, что ты делаешь в Лондоне?
Голос был ему незнаком, хотя и звучал вполне дружелюбно.
Дариен обернулся и спустя мгновение распознал в высоком темноволосом интеллигентном мужчине в вечернем элегантном костюме майора Джорджа Хокинвилла. На его руку опиралась улыбающаяся рыжеволосая красавица в роскошных драгоценностях. Интересно! Последний раз, когда они виделись, Хокинвилл жил, как и он сам, всего лишь на офицерское жалованье.
— Ничего большей частью, — ответил Дариен, словно они были старыми друзьями. Но что происходит, черт возьми? Он виделся с Соколом, как все называли Хокинвилла, раза четыре за все время, и то лишь потому, что тот был другом Вандеймена.
Ага! Значит, Ван поднял по тревоге войска?
Хокинвилл засмеялся:
— Не удивлен. — Потом обратился к жене: — Позволь представить тебе, дорогая: это виконт Дариен.
Он поклонился леди, которая присела в реверансе, и, продолжая улыбаться, сказал Хокинвиллу:
— Значит, ты тоже уволился.
— Как только с Наполеоном покончили, смысла оставаться не было. Кроме того, ждали дела дома, как и, полагаю, у тебя.
— Да, ты прав.
— Удивительно! Я всегда считал, что армия для тебя на всю жизнь, — с искренним недоумением произнес Хокинвилл.
— Так бы и было, останься отец и старший брат в живых.
— А, да: «Гнев Божий».
Он сказал это так легко!
— Та карикатура наверняка многим запала в память. — Дариен услышал в своих словах неожиданную горечь.
Хокинвилл наверняка начал бы извиняться, и от этого стало бы намного хуже, но тут к ним подошла еще одна пара. Полковник Летбридж, который по-прежнему носил форму, был в сопровождении жены, стройной, модно одетой дамы средних лет. Она улыбалась, но словно через силу, мучительно, а Летбридж не имел никакого отношения к Вандеймену, это Дариен знал точно.
Краем глаза он заметил синюю форму, и через минуту к ним присоединился капитан гусарского полка Мэт Фокстолл, провозгласив с кривой улыбкой:
— Не слишком веселая эта хоровая музыка, да?
Нижняя челюсть вояки казалась свернутой вправо, даже громадные усы не могли скрыть изъяна.
Какого рожна он делает на этом вечере и вообще в Лондоне?
Четыре года Мэт Фокстолл проходил в одном звании с Кейвом: капитанском, — они не были друзьями, но армейскими товарищами — возможно. У них кое в чем совпадали вкусы, они вполне доверяли друг другу и могли воевать спина к спине, но какое-то время назад их товарищеские отношения разладились. Сначала Дариен получил звание майора, потом унаследовал титул, и Фокстолл негодовал как по одному поводу, так и по другому. Все усложняло то, что в мирное время продвинуться без денег было чрезвычайно трудно: более высокое звание приходилось покупать, — а у Фокстолла денег не было.
Последний раз Дариен видел его в Ланкашире, когда уходил из полка, и понял тогда, что его товарищ — настоящий бочонок с порохом. Кровавые акции стали так же необходимы Фокстоллу, как еда и вода, и если они не происходили естественным образом, то он устраивал их сам.
После представлений Дариен спросил его:
— Значит, полк выдвигается на юг?
— Пока нет, но у нас уже есть приказ передислоцироваться в Индию. Я здесь для того, чтобы ускорить решение кое-каких административных вопросов.
— Индия, да? — присоединился к их разговору Летбридж. — Страна возможностей. Был там вместе с Веллингтоном, потом с Уэлсли, разумеется.
— Абсолютно нездоровый климат, — заметила его жена. — Я не смогла сопровождать туда мужа.
— Как жалко! — сказала молодая жена Хока. — Такие традиции, такое искусство! У герцогини Сент-Рейвен есть несколько потрясающих индийских произведений искусства, а ее родители и вовсе вернулись туда.
Разговор крутился вокруг Индии, пока Хокинвилл и Летбридж с супругами не двинулись дальше.
— Как ты пробрался через эти священные врата? — спросил Дариен прежнего товарища.
— Встретился с Киле и выудил приглашение. А ты?
Вот так легко, если ты не Кейв.
— Герцогиня Йовил.
— Высоко взлетел. Это хорошо, но не важно для положения в обществе.
— Я не удивлен. А ты-то почему здесь? Вот уж не думал, что ты любитель музыки.
— «Попробуй блюдо: вдруг будет вкусно», — процитировал Фокстолл. — Не ожидал, что тут будет выступать хор мальчиков и все их станут слушать, но уж если заплатили за волынщика, надо получать удовольствие.
Дариен двинулся вместе с ним дальше, но Фокстолл явно был помехой. Его здесь принимали, но у тех офицеров, в поддержке которых Дариен нуждался, могли возникнуть к нему разного рода вопросы. Фокстолл, несмотря на военные подвиги, был не тем, кого вы захотели бы представить чувствительным леди. Даже со столь неординарной внешностью он привлекал их и бессовестно пользовался ими.
Они вошли в столовую, где уже был накрыт стол. На огромных блюдах лежали запеченные целиком рыбины, жареная дичь, пироги и пирожки, сыры, кексы, при виде которых текли слюнки, стояли вазы с разными желе и фруктами.
— Вспомни о тех временах, когда мы воровали овощи и радовались косточке с мясом, — сказал Фокстолл и схватил кусок пирога с телятиной. — Поэтому ешь, пей и радуйся.
— Потому что завтра умрем?
Фокстолл ответил громовым хохотом.
Три молодых офицера оглянулись на них с другого конца стола, а потом воскликнули почти в унисон:
— Канем!
— Прошу вас, сэр, — обратился к нему ясноглазый Клаудиус Дебенхейм, — окажите честь