ватой, прыгал на заднем сиденье, встряхивая медведя, и беспрерывно болтал. К счастью, больше не возникало внезапных вопросов о возрасте и состоянии здоровья, поэтому Мохито без происшествий добрался до КПП.
Часовой заспорил, сначала вообще отказывался впустить Йонаша в часть, потом согласился, что тот пройдет вместе с Мохито к Светозару – за временным пропуском. Плац пересекли бегом – солнце палило так, что не позволяло задерживаться на открытом месте. В главном здании кипела работа. Двери были открыты, старые рамы сложены возле дорожки. Голоса гулко отдавались в пустых комнатах, и Мохито подумал, что надо будет зайти, поздороваться с Вероникой, если та появляется на стройке – висица перестала заглядывать к ним в гости. Жаль. Она без стеснительности тормошила всех – и Мохито, и Зорьяна, и Вартушу. Сейчас словно искорка в домашнем очаге погасла. И Зорьян почему-то как взбесился.
В приемной Светозара скучал дежурный прапорщик. Мохито выяснил, что Светозар изволит вкушать кофе с блинами, взвесил все положительные и отрицательные стороны нарушения командирской трапезы и решился постучать. Доев, Светозар мог умотать куда угодно, а пропуск для Йонаша без его одобрения не получить.
– Здравия желаю! – проговорил Мохито, заглянув в кабинет.
Светозар с тоской посмотрел на недоеденный блин, потом на Мохито и изобразил готовность слушать.
– Мне бы пропуск получить. На ребенка.
– Хотелось бы напомнить, что у нас тут воинская часть, а не детский сад, – откладывая блин, сказал Светозар. – Не знаю, кто научил тебя пользоваться моим добросердечием, но…
– Здравствуйте, дядя Светозар! – заскучавший Йонаш заглянул в приоткрытую дверь. – А мы с Мохито привезли сахарную вату и плюшевого медведя.
– О, привет! Как там папа? У Кати уже все зубы прорезались? А то мне Анджей какие-то ужасы рассказывал.
– Почти. Она вчера превратилась и укусила соседского кота. Ханна ходила извиняться перед квартирантами.
– Весело живете. Блинчик хочешь?
– Нет, спасибо. Я на завтрак плов доел.
– Ему бы пропуск на два дня. А то часовой на воротах ругается, – влез в кулинарную беседу Мохито. – Йоша только переночует, и я его завтра домой отвезу. Детский лагерь закрыли. Карантин по кори. Шольту отпуск не дали, а Йоше надо сменить обстановку.
– Слушай, Мохито, – помрачнел Светозар. – Почему ты мне все время голову морочишь? Начинаешь словесные кружева плести про какого-то ребенка. Пришел, доложил, что нужен пропуск для Йонаша. Я дал распоряжение, пропуск выписали. Зачем все усложнять?
Победив канцелярскую волокиту, Мохито припарковал машину поближе к огороженным статуям Камула и Хлебодарной, нагреб полные руки пакетов, вручил Йонашу медведя и повел к дому. С Тишей они столкнулись на дорожке – тот шел на ногах, поправляя сползающую лямку летнего комбинезона и вороша траву палкой. Мохито замер – каждый раз казалось, что Тиша его испугается. Но тот, как и Йоша, не обращал внимания на его шрамы – дети принимали изуродованное лицо как данность.
И медведь, и Йонаш Тише понравились. Он рассмеялся, потрогал блестящую бочку с надписью «Мед», ухватился за протянутую руку волчонка. Вартуша тут же выглянула из окна – на звук. Мохито напомнил себе, что не делает ничего такого, что можно было бы истолковать двусмысленно, расправил плечи, тряхнул связкой воздушных шариков и сообщил:
– Это Йонаш, мой названный сын. Он тут поживет пару дней.
– Здравствуйте!
– Здравствуй! Рада знакомству.
Вартуша улыбнулась так открыто и светло, что Мохито в сотый раз стало обидно: почему всем остальным достается капелька этого тепла, а ему – нет? Вот и сейчас Вартуша скользнула по нему взглядом и потупилась.
«Хоть наизнанку вывернись, а я ей противен».
Мохито прицепил связку шариков к двери подъезда и сказал:
– Йоша, я пойду наверх, чайник поставлю. Потом, когда тебе будет удобно, принеси оставшиеся пакеты. И помой руки, если будешь что-то есть.
Окно в доме напротив было распахнуто – Зорьян скучал на кухне, созерцая дерево черешни. Как будто решал, можно ли как-то приспособить к делу листья. Мохито помахал ему упаковкой разноцветной сахарной ваты. Волк обрел интерес к жизни, начал расспрашивать, где продают такую красоту. Договорились быстро – сегодня решили поделить на всех то, что купил Мохито, а завтра отправить Зорьяна за добавкой. Планирование прервал громкий комплимент.
– Ого, какой красавец! И цветом в точности как Ватрушка, только глаза черные.
Появившаяся возле лавочки Вероника – легка на помине – познакомилась с Йонашем и медведем, похвалила шарики, а узнав, что где-то в заначке имеется надувной жираф, оживилась и закричала:
– Мохито! Быстро иди сюда! В твоем возрасте стыдно прятать жирафа в спальне и ни с кем не делиться. Неси, надувай, будем играть.
Спустившись вниз с мячом и жирафом, Мохито убедился, что между Зорьяном и Вероникой случился какой-то конфликт. Он заметил натужность в общении – Зорьян отворачивался, Вероника слишком лучезарно улыбалась. Вартуша посматривала на них с опаской, как будто что-то знала, и Мохито окончательно расстроился. Наверное, Зорьян не сдержался, попытался приударить за смешливой висицей, получил отказ и каким-то образом напугал Вартушу – вероятно, та услышала ссору, и решила, что попала в общество похотливых альф, не научившихся держаться в рамках приличий.
Жираф в надутом виде имел успех. Вероника с Вартушей отобрали его у детей, устроили возню, перебрасывались, хохотали, перешептывались и снова хохотали. Зорьян ел сахарную вату с видом мученика, получившего паек из можжевеловых ягод. Дети тоже ели сахарную вату. Не помыв руки. И никого, кроме Мохито, это не огорчало. И увещевания никто не слушал.
В разгар сахарно-жирафовых развлечений у Мохито завибрировал телефон. Позвонил следователь, сообщивший, что все изъятые с хутора бумаги разобраны, документов Вартуши в них не нашлось.
– Ты же понимаешь, что такой колодец до донышка не вычерпаешь. Надо избы по бревну разметать и дворы проборонить, чтобы все заначки вывернуть, а у нас была задача нелегальную продукцию обнаружить. Наверняка паспорт где-то припрятан, но не отдадут же. Придется отправлять запросы, пытаться удостоверить ее личность. Искать свидетелей – не здесь, здесь правды не добьешься, утерю документов никто не подтвердит. По идее, надо домой писать. Дома-то знают, куда она уехала? И что у нее ребенок?
– Сомневаюсь, – вздохнул Мохито. – Она ничего не говорила, но домой не рвется. Можно как-то по-другому сделать?
– В принципе, можно, – следователь зашуршал бумагами. – Так, что у меня тут?.. Она мне давала данные продавщицы с рынка, говорила, что ту тоже удерживали на хуторе. Личность мы установили, связались, эта Наиля ничего не подтверждает, давать показания не хочет. Вышла замуж, не собирается ворошить прошлое, и будет жаловаться, если ее начнут вызывать на допросы. Спроси, с кем-то еще она в столице на заработках общалась? Кто-нибудь с рынка может ее опознать? Бывший работодатель посодействует?
– Спрошу.
– Только не затягивай. Пошевелиться надо. Без документов долго не проживешь. Понадобится мелкому в больницу – и как тогда?
– Сейчас и спрошу, – пообещал Мохито.
Вартуша,