— С чего же они тогда гиксосам кланяются? — усмехнулся Усач.
Вояка рассердился не на шутку.
— Нубийцы гиксосам наподдадут в два счета, вот увидишь! Они настоящие воины, не то что мы. Ни один египтянин не вернется из нынешнего похода.
— Если ты так боишься нубийцев, беги отсюда, пока не поздно, — посоветовал Афганец. — Возвращайся домой. Кто заранее смирился с поражением, тот наверняка погибнет.
— Ты что, иноземец, считаешь меня трусом?
— Нет, просто прошу поступить разумно.
— Да ты никак издеваться вздумал?
Усач уже приготовился разнимать драку, но тут все разом смолкли.
Царица Яххотеп обратилась к воинам:
— Нам с вами предстоит тяжкое испытание. Мы встретимся лицом к лицу с могучим противником. Нубийцы воевать умеют, это известно всем. Но, прежде чем вступить в Нубию, нам следует взять штурмом один из самых важных оплотов власти Апопи — крепость Гебелен. Иначе нубийцев не одолеть, ведь гиксосы пришлют им подкрепление! Так что разрушить крепость — крайне важно. Гиксосы захватили нашу землю, присвоили все ее богатства, а нас, исконных жителей, превратили в рабов. Пришло время доказать, что мы свободные люди и не потерпим притеснения! Свободолюбие — вот наша главная опора. Пируйте, веселитесь, чувствуйте себя хозяевами Египта!
Вояка взял себе еще мяса и налил побольше крепкого пива. Речь царицы его успокоила. Взять штурмом Гебелен — дело невозможное. Армия освобождения быстро вернется восвояси, осада крепости ни к чему не приведет. О походе в Нубию не будет и речи.
Тетишери уже много дней не вставала с постели. Яххотеп почтительно поцеловала руку матери.
— Камос отправится в поход без меня, — объявила она. — Я останусь тут и буду ухаживать за тобой.
— Нет, дочь моя. Твой долг — помогать сыну, быть рядом с фараоном. Он молод, не знает жизни. Без твоего совета Камос совершит непоправимые ошибки.
— Мой долг — выходить тебя. Ты больна. Без тебя, дорогая матушка, я бы ни за что не решилась продолжать борьбу.
— Нельзя поставить под угрозу судьбу Египта из-за какой-то больной старухи. Подумай о будущем, Яххотеп, сражайся за наше счастье, а мне предоставь самой сражаться с недугами.
— Покинуть больную мать недостойно царицы.
— Не поймешь, кто из нас упрямей. Помоги-ка мне подняться.
— Старший лекарь не велел тебе вставать с постели!
— Не волнуйся, я не собираюсь умирать. По крайней мере, дождусь твоего возвращения. У меня ведь полно дел. Ты поручила мне следить за порядком в Фивах в твое отсутствие и собрать со всего нома ополчение в случае, если на нас нападут гиксосы.
Хрупкая, маленькая, едва живая Тетишери вышла из своих покоев. Яххотеп все боялась, что та упадет, но старая царица ступала твердо, радовалась жаркому солнышку и, подозвав младшего внука, сказала ласково:
— Не беспокойся обо мне, Яххотеп, спокойно плыви на юг. Не беда, что я приболела. Яхмос обо мне позаботится. Правда, Яхмос?
Усач натирал рукояти ножей и бритв смолой, перемешанной с истертым в порошок известняком. Этот состав придавал дереву прочность. Афганец натачивал клинки и осматривал наконечники стрел.
Управитель царского дома Карис поспевал повсюду, добросовестно вникал во все мелочи. Заглянул в трюм каждого судна, заботливо ощупал каждый ящик и кувшин, поговорил с каждым кормчим. Назавтра египтяне тронутся в путь, важно проследить, всего ли в достатке и все ли на месте.
Хирей был озабочен совсем другим.
— Царица, я всех опросил, но никто не заметил лучника, стрелявшего в царя. Пока что розыски тщетны. Само собой, я удвоил число телохранителей, отобрав достойнейших. Все меры безопасности соблюдаются с особым усердием.
— Фараон полагает, что это было не покушение, а предупреждение. Кто-то не хочет, чтобы мы отправлялись на север и в Нубию.
— Прав государь или нет, наше дело — защищать его от тайных врагов. Если подсыл гиксосов останется в Фивах, в ближайшее время фараону не грозит удар в спину. Но если предатель среди его свиты, то в походе возможно еще одно покушение.
— Не беспокойся, Хирей. Я позабочусь о своем сыне.
Осел Северный Ветер первым поднялся на передовое судно. Ему постелили на палубе новенькую циновку под навесом. Рядом вскоре улегся Весельчак Младший.
На судно торжественно взошел фараон с серповидным мечом Амона в руках, за ним длинной вереницей потянулись воины, свита, гребцы.
Для поднятия боевого духа отплывающих Афганец принялся отбивать четкий ритм на странном инструменте, дотоле неизвестном Усачу.
— Что это за штуковина? Ты сам ее выдумал?
— Нет, не сам. Это барабан. Звук барабана вселяет в сердца храбрость. Ты скоро в этом убедишься.
Афганец оказался прав. Непривычный ритмичный звук отогнал тревогу и подбодрил молодых воинов.
Яххотеп поцеловала маленького Яхмоса и наказала ему ухаживать за бабушкой. Теперь она смотрела, как отважные люди, готовые пожертвовать жизнью ради свободы Египта, всходят на барки. Многие не вернутся домой из похода, и только она одна будет виновата в их гибели.
Супруга бога думала о своем муже, уплывшем в далекое царство правогласных. Утрата с каждым днем тяготила ее все больше. Твердя про себя слова прославляющей молитвы, что поддерживала память о Секненра на земле и вечную жизнь его духа на небе, царица также черпала в них силы не отчаиваться и продолжать борьбу. Молитва помогала ей ощутить присутствие мужа, его сочувствие и помощь.
В безоблачной вышине засиял серебряный диск луны.
21
— Милостивые боги! До чего же прекрасна моя родина! — восторженно изумился Усач.
— Трудно с тобой не согласиться, — подхватил Афганец. — Египет — красивая страна, хотя мне здесь не хватает высоких гор с заснеженными вершинами.
— С какими вершинами?
— Покрытыми снегом. Снег — это небесная вода, загустевшая, ледяная, падающая на землю дивными, белоснежными хлопьями.
— Ледяная небесная вода?
— Невероятно холодная. Ее холод обжигает, если притронешься.
— Жуть какая! Нашел о чем тосковать! Забудь эту ужасную белую воду и полюбуйся лучше зелеными берегами Нила.
Передовой корабль плыл на юг. Люди на его борту наслаждались покоем и умиротворением. Какое счастье, что нет пока ни сражений, ни опасностей, ни врагов, ни тревог! Лишь тихая речная гладь, а над ней кружат ибисы и цапли.
Высокий пожилой капитан, худой и мускулистый, стоя на носу барки, промерял глубину длинным шестом с вилообразным наконечником. Исследование дна было важнейшим делом, ведь кормчий вел судно, избегая мелей и мелководья.