Некоторые дни, казалось, не закончатся никогда. 24 мая, когда с момента посещения последней деревни индейцев тавахка прошла почти неделя, Морде почувствовал нарастающее ощущение оторванности от всего мира. Ему казалось, что воздух джунглей сводит его с ума, потому что временами он никак не мог избавиться от навязчивых мыслей о боге-обезьяне. Однажды он пошел на охоту и подстрелил на мясо гондурасского ревуна (одного из потомков расы «волосатых людей»), но когда мужчины начали грузить добычу в лодку, Морде, по его признанию, охватило чувство вины и стыда. Что-то в лице убитой обезьяны наводило его на мысли о погибшем родственнике, а глаза ее, которые никак не хотели закрываться, казалось, «смотрели прямо в душу». В результате он опустил мохнатое тело обезьяны в речные воды.
* * *
Время от временипутешественники думали о своем скрытном спутнике Берке. За что он убил того человека? Сможет ли он сделать такое еще раз? Но ему никто никаких вопросов не задавал. Чем дальше они уходили в джунгли, тем правильнее казалось им решение взять Берка с собой. «Мы набирались смелости, когда видели, как он босиком уходит в кишащий змеями зеленый ад, – размышлял Морде в одной из дневниковых записей. – Конечно, у нас не хватало отваги поступать так же, но, по крайней мере, мы учились не бояться джунглей».
В какие-то моменты им казалось, что джунгли осознанно вставляют им палки в колеса. В одну ночь на лагерь напала целая колония огненных муравьев, как-то днем группа из дюжины обезьян, прыгая по нависающим над рекой деревьям, забросала ветками проплывающую под ними лодку. В другой раз, когда мужчины отправились на разведку в густые заросли, на них напало стадо из нескольких сотен диких свиней, известных под названием «вари».
Исследователь Езекия Баттерворт, примерно в тот же период времени путешествовавший по Никарагуа, как-то заметил, что приближающиеся «вари» выдают себя «бешеным зубовным скрежетом», а в процессе движения «раскачиваются туда-сюда, будто подвешенные на тросах». Эти свиньи перемещаются с места на место большими группами, чтобы защититься от ягуаров, а при первых признаках опасности бросаются в атаку.
В один из дней мужчинам удалось убить шесть «вари». Распространившийся в раскаленном воздухе запах крови, по словам Морде, «терзал душу».
«Мы устали, мы голодны, мы с ног до головы покрыты ссадинами и синяками», – написал Морде по завершении одного особенно тяжелого дня. К этому моменту у них уже не осталось ни виски, ни табака, и по вечерам путешественники взялись курить сырые табачные листья: «Для поднятия духа мы стали разговаривать о клубничных пирожных и мороженом».
В скором времени Исидарио и Хулио начали поговаривать о возвращении в деревню. Экспедиция почти достигла границы так называемого запретного региона. Путешественники свернули с Патуки на один из ее небольших притоков, холодную горную реку Куйямель, несущую свои воды через глубокие каньоны с вздымающимися высоко в небо отвесными стенами.
Ближе к концу мая, когда с начала экспедиции прошло около семи недель, исследователи прибыли в район слияния рек Куйямель и Бланко. Теперь они находились в трех с лишним сотнях километров от побережья, на остающейся белым пятном на всех картах территории, о которой ничего не рассказывал даже Капитан Мюррей. «Так далеко вверх по реке не забирался еще ни один белый человек», – сказал мужчинам Берк. Этот факт обнадеживал и вместе с тем сильно беспокоил путешественников. Индейцы уже не скрывали своей паники, постоянно говорили о злых духах, предупреждали, что в эти места соваться опасно, но Морде и Браун сдаваться не собирались. Они попрощались с проводниками и сказали, что зайдут в деревню на обратном пути. «За шесть часов индейцы соорудили плот из стволов пробкового дерева и отправились вниз по течению, оставив нас изучать Страну Улаков и познавать все грозящие в ней опасности самостоятельно», – вспоминал Морде.
Морде, Браун и Берк нашли участок земли, возвышающийся над впадающим в Рио-Бланко ручьем, и за три дня упорного труда разбили на нем постоянный лагерь. Это было очень разумное решение – остановиться именно здесь, почти в центре запретного для индейцев региона, то есть края, где, как надеялись путешественники, и находится знаменитый потерянный город. Они вырубили своими мачете небольшую поляну и построили на ней три маленьких домика – в одном они спали, в другом стоял рабочий стол, а в третьем была кухня с очагом. Судя по фотографиям, это были примитивные, но на совесть сработанные хижины, а весь лагерь производил идиллическое впечатление и казался иллюстрацией к «Робинзону Крузо». Домики размером шесть на три метра были построены из веток деревьев, связанных между собою лианами и полосками коры, и пальмовых листьев.
В честь «волосатых людей» Морде назвал Улаком и лагерь, и ручей, на котором он стоял. Именно отсюда участники экспедиции наконец начнут выходить на поиски руин и золотых месторождений.
К этому моменту путешественники похудели килограммов на десять каждый и сильно мучились от того, что длинные бороды чесались в жару и воняли в дождь. «Вообще, нам повезло друг с другом», – писал Морде. По вечерам мужчины пели под губную гармошку, играли в бридж и нередко обсуждали маячившую гигантским вопросительным знаком «возможность найти золото».
«Психованные»
Несколько следующих днейя помню плохо.
В пять утра мы были уже на ногах. Выйдя в Катакамас, купили и заточили четыре мачете, а потом втиснулись в помятый желто-черный автобус. Обутый в грязевую резину, оборудованный бамперами и дугами безопасности из стальных труб, бывший школьный автобус, казалось, был подготовлен для съемок в «Безумном Максе» [10]. Он повез нас на юго-запад, к Рио-Бланко, где мы планировали разыскать построенный Морде лагерь Улак. Над чернявой головой водителя висел список «правил поведения в автобусе», из которых мне особенно полюбилось такое: «Будьте добры, соблюдайте чистоту в салоне. Мусор выбрасывайте в окна».
Прямо передо мной сидела девочка, на вид совсем еще подросток, и держала на руках завернутого в одеяло маленького ребенка. Крис сказал мне, что она приезжала в Катакамас рожать и теперь возвращалась из больницы домой.
Почти всю дорогу я продремал. Периодически мы останавливались в местах, где вокруг вроде бы не было ничего, кроме леса, но и там выходили и входили пассажиры. Радио в автобусе было настроено на станцию, передающую американскую кантри-музыку. Когда закончилась главная дорога, мы продолжили путь по узким, грязным проселкам, и в окна автобуса время от времени начали стучать ветви деревьев.
В конце концов мы слезли с автобуса и загрузились в кузов ржавого пикапа, где уже сидело около двадцати смуглолицых пассажиров. Я присел на борт грузовичка рядом со стариком с масляными волосами и зеркальными солнцезащитным очками и мускулистым парнем в белой майке-алкоголичке. Мы на безумной скорости понеслись через заросшие густым лесом холмы, а потом спустились в заливные луга, где паслись стада скота. В ответ на мой вопрос, далеко ли нам до джунглей, Крис коротко ответил: «Еще прилично…» Пока мы ехали через обжитые сельские районы. Грузовик постоянно цеплялся элементами подвески за кочки или камни и не меньше десяти раз садился на брюхо. Волосы мои покрылись толстой коркой дорожной пыли, а поручень, за который я держался, натер на ладонях мозоли. Спустя пять часов езды и после многочисленных остановок на военных блок-постах грузовик наконец-то остановился, и водитель объявил конечную остановку. Дальше двигаться придется только на своих двоих.
Расстелив на траве карту, мы не смогли обнаружить на ней место, где в данный момент находились. Крис вытащил свой GPS-навигатор, но и он показал, что мы стоим посреди не имеющего никакого названия пространства, равномерно выкрашенного в зеленый цвет. Насколько нам удалось понять, мы оказались километрах в двадцати к северу от Рио-Бланко, но никакие дороги в ее направлении не шли. Между нами и рекой были только леса и холмы.