привычные практики и нарративы, относящиеся к нахождению в этом месте, у «латиноамериканцев», «пенсионеров» и «натуралистов» – трех групп, которым в других районах города зачастую отведено маргинальное положение, – проявляют неожиданные формы процесса создания этого места и придания ему смыслов. Пенсионеры нашли там заброшенную торговую палатку, где они каждый день встречаются, чтобы поболтать, попить кофе и повспоминать друзей, чьи фотографии прикреплены к стенам. Они называют это место своим «клубом», считая его домом вне дома. Для латиноамериканцев летом проводятся концерты с сальсой, семьи собираются в близком кругу и празднуют дни рождения под тентами на пляже или под тенистыми деревьями в зонах для пикника. Друзья и семьи приносят гамаки для сиесты, столы для игры в домино и переносные жаровни для приготовления курицы и чоризо. Натуралисты, правда, не обозначают собственного присутствия при помощи таких способов формирования места, как исполнение музыки или изменение окружающей среды, – их «автографом» в присвоении пространства парка выступают ежедневные походы вдоль пляжа, экскурсии в лес и занятия «охотой и собирательством». Эти разные стратегии формирования смыслов подчеркивают множественность способов, при помощи которых отдельные люди и группы осуществляют социальное конструирование пространства и придание ему значений/ценности.
В основе социального конструирования пространства всегда лежат такие факторы, как властные отношения, встроенные в расовое, классовое и гендерное неравенство; спорные притязания на историю, наследие и коллективную память; ограниченный доступ к территории и ресурсам, а также другие конфликтные социальные процессы. Считается, что пространству – равно как и процессам его упорядочивания и распределения – свойственна прозрачность, но на практике это качество проявляется редко. Напротив, критическое рассмотрение социального конструирования пространства и порождаемых им структур и отношений позволяет особенно рельефно разглядеть такие неосознаваемые феномены, как предвзятость, стереотипы и неравенство.
Лаконичное обобщение социально-конструктивистского подхода дано в утверждении Майкла Питера Смита о том, что
социальные теории преимущественно являются основополагающими для наблюдаемой нами реальности, рассказывают о ней истории и воздействуют на нее (Smith 2001: 8).
Кроме того, структуры, как и их создатели, представляют собой
социально сконструированные способы понимания того, как функционирует мир… порождаемый отдельно взятыми историческими дискурсами и практиками, помещенными в разные «субъектные позиции» (Smith 2001: 8–9).
Таким образом, анализ социального конструирования пространства раскрывает как явные, так и скрытые допущения о мире при помощи тщательного наблюдения за материальными свидетельствами и дискурсивными практиками социальных акторов (Lussault 2007). Этнографические описания социального конструирования пространства подвергают расшифровке и деконструкции конфликты, споры и властные механизмы, лежащие в основе существующих социальных и пространственных отношений.
В последующих разделах этой главы мы рассмотрим ряд теоретических подходов к социальному конструированию пространства. Демонстрация разнообразных точек зрения и этнографических методологий в рамках этого подхода будет сконцентрирована на трех областях исследований: оспаривание и конфликты; память, наследие и привязанность (attachment); социальное конструирование расы, класса и гендера. В конце главы приведены два детальных этнографических примера. В первом из них дается резюме социально ориентированного антропологического проекта, посвященного опыту афроамериканцев и ощущению стирания истории на материале Национального исторического парка Независимости в Филадельфии (Low, Taplin and Scheld 2005, Fanelli 2014). В этом примере иллюстрируется значимость символической репрезентации для продолжения использования и сохранения смысла пространства. Во втором примере на базе ряда исследований (Sawalha 2010, Sharp and Panetta 2016, Monroe 2016) дается этнографическая оценка деятельности ливанской компании Solidere, занимавшейся благоустройством и реконструкцией центра столицы Ливана Бейрута, и попыток местных жителей противостоять уничтожению имевших историческую значимость зданий и мест.
Теоретические подходы к социальному конструированию
Конструктивизм и социальное конструирование
В ответ на позитивизм и сциентизм 1950‐х годов, предполагавшие объективный и полностью «внешний» характер реальности, конструктивисты постулировали, что более адекватным является понимание реальности как порождения человеческих практик и намерений – следовательно, реальность субъективна и зависима от языка и символов, используемых для ее передачи. Начиная с 1960‐х годов и все в большей степени в 1980–1990‐х эта эпистемологическая позиция стала господствующей – вплоть до того, что любое проявление культуры, усвоенное путем социализации или аккультурации, считалось неотъемлемо сконструированным. Данная система объяснения реальности и теперь повсеместна в социальных науках.
Впервые этот подход задействовал американский ботаник, палеонтолог и социолог Лестер Уорд (Ward 1905), рассматривавший эволюцию социальной структуры как
нечто сконструированное. Таким образом, изучение социальной структуры есть изучение процесса и продукта этого процесса. Поэтому наша задача заключается… в том, чтобы рассмотреть методы социального конструирования (цит. по: Best 2008: 41).
Эта первая формулировка концепции социального конструктивизма была примечательно прозорливой – во многом благодаря признанию того, что социальная структура как феномен, созданный процессами социального конструирования, требует социологического анализа для выявления лежащих в ее основе формы и значения (Best 2008).
Джеймс Фобион и Джордж Маркус считают, что антропологический конструктивизм включает четыре разновидности анализа: 1) функционалистское рассмотрение практических последствий, 2) семиотическое формирование значения, 3) риторическое использование речи и 4) герменевтический процесс интерпретации (Faubion and Marcus 2008). Далее Фобион и Маркус применяют данные методологические подходы к трем отдельным группам конструктивистской теории. Первая из них восходит к работам Эмиля Дюркгейма, который считал, что форма и содержание социальной организации отвечают за моральные и когнитивные модели организованного взаимодействия: «Именно общество пополняет сведениями наши умы и сердца, помогает приспосабливаться к институтам, выражающим это общество» (Durkheim 1982: 73 / Дюркгейм 2021: 350). Как у Дюркгейма, так и в работах Виктора Тернера (Turner 1968) и Мэри Дуглас (Douglas 1970) значение конструируется посредством ритуальных событий и символов. Ключевыми для второго направления конструктивизма являются исследования Пьера Бурдьё (Bourdieu 1977, 1984), посвященные власти и социокультурному воспроизводству, а также конструированию значения посредством повседневных практик. К третьему направлению Фобион и Маркус в попытке разобраться со множеством разновидностей структурной семиотики относят микроанализ коммуникативного взаимодействия, символическую антропологию и антропологию перформанса. Обращаясь к семиотике, они делают акцент на двух хорошо известных, но противостоящих друг другу теориях конструктивизма: бинарных оппозициях структурализма Клода Леви-Стросса, в котором биологический разум навязывает опыту социальные категории, и культурном релятивизме Клиффорда Гирца, где «человек [sic] – это животное, висящее на сотканной им самим паутине смыслов» (Geertz 1973: 5 / Гирц 2004: 11)38.
Существуют, конечно же, и другие возможности для понимания повсеместного распространения теории социального конструктивизма. В модели социального конструирования реальности Питера Бергера и Томаса Лукмана (Berger and Luckmann 1967 / Бергер и Лукман 1995) взаимодействие лицом к лицу представляет собой основу, посредством которой субъективность другого легко воспринимается при помощи выразительных действий. В этой глубоко личной ситуации люди совместно воспринимают реальность повседневной жизни как континуум «типизаций»