за торговцами (легальными и нелегальными) и местной полицией, отслеживающей их перемещения, – эти процессы Чиу называет перформансом с чрезвычайно впечатляющей хореографией. Опираясь на сформулированную у Ирвинга Гофмана теорию социального взаимодействия как управления впечатлениями35, Чиу исследовал сложную игру перемещений и социальных контактов, включая способы, при помощи которых торговцы становились «невидимыми» или, наоборот, «видимыми» для своих покупателей, полиции и друг друга. При помощи картографирования пространств рынка, отслеживания циркуляции товаров и людей и фиксации присутствия или отсутствия торговцев Чиу смог задокументировать, каким образом эти повседневные практики формировали динамичное пространство и определяли привлекательность рынка. Еще один аспект его полевой работы предполагал поиск в муниципальных архивах градостроительных документов и исторических карт центральной части Тайбэя. Работа с градостроителями и проектировщиками, заинтересованными в том, чтобы модернизировать ночные рынки и при этом обойтись без их уничтожения, позволила Чиу поучаствовать в конференциях и других мероприятиях, посвященных судьбе этих пространств.
Вместо «больших нарративов» производства пространства в результате изменений экономических и политических трендов в этнографическом исследовании Чиу социальное производство предстает как процесс взаимодействия между акторами, участвующими в регулировании и сохранении коммерческих и общественных пространств рынка. Муниципальные власти поддерживают контроль над использованием открытых пространств улиц и зданий при помощи полиции, градостроительных и планировочных практик, которые регулируют городскую среду и воздействуют на строительство и ремонт инфраструктуры, оборот товаров и функционирование ночного рынка. У частных компаний есть возможность сдавать в аренду и субаренду коммерческие площади снаружи и внутри их помещений таким образом, что это зачастую противоречит правилам и нормативам муниципалитета. В результате полиция сталкивается с парадоксальной ситуацией: она несет ответственность за то, чтобы по улицам могли ходить пешеходы и ездить машины, для чего требуется удалять нелегальных торговцев, но в то же время правоохранителей подталкивают к терпимому отношению к нелегальной торговле, которая способствует оживлению экономики36.
В ответ на эти формы регулирования и контроля уличные торговцы кооперируются друг с другом, а владельцы магазинов, у которых они во избежание проблем с полицией арендуют помещения, тем самым становятся агентами иной разновидности социального производства пространства, в отличие от исторических притязаний, гегемонии элиты и дискурсивных практик, которые мы наблюдали на примере парка Сентраль в Сан-Хосе. Напротив, на рынке Шилинь уличные торговцы присваивают и общественные, и частные объекты, взаимодействуя с муниципалитетом и местными компаниями при помощи правовых, внеправовых и неправовых практик. Все это порождает, по определению Чиу, «текучее врéменное присутствие» (fluid occupancy) – стратегию, результатом которой становится динамичная и постоянно меняющаяся конфигурация городского пространства (Chiu 2013: 335).
История и городской контекст
Рынок Шилинь развивался благодаря деятельности китайских иммигрантов, которые поначалу жили в южной части одноименного района Тайбэя и построили храм Цзычэнь на участке в центре города, окруженном четырьмя магистральными улицами (ил. 3.14). Эта территория приобрела известность благодаря оптовой торговле рыбой, овощами и фруктами, поскольку она расположена поблизости от реки Килун: еще в 1909 году японские колониальные власти построили здесь два крытых рынка, чтобы разместить торговцев фруктами и овощами (Yu 1995, цит. в: Chiu 2013). В 1950‐х годах пространство напротив храма Цзычэнь стало популярным дневным рынком, а к следующему десятилетию появилось множество регулярных ночных торговцев, которые продавали традиционную тайваньскую еду студентам трех расположенных неподалеку университетов. Этим торговцам, располагавшимся за пределами оптовых рынков, повезло, когда значительную часть спроса на рыбу, овощи и фрукты перехватили розничные рынки. В 1970 году в связи с увеличением количества продавцов еды и их местных покупателей был основан ночной рынок Шилинь (Chiu 2013).
Ил. 3.14. Карта Тайваня, Тайбэя и рынка Шилинь (Эрин Лилли)
В дальнейшем регулирование ночной торговли стало проблемой для местного сообщества. Хотя изначально торговцы занимали площадь перед храмом, они вторгались и в само его здание, досаждая храмовому управляющему (Chiu 2013). Сначала муниципалитет выделил торговцам открытую площадку позади храма со всем необходимым, а за пользование этим местом взималась арендная плата. Однако многие продолжали торговать напротив храма, что в конечном итоге вынудило муниципалитет сделать над этой площадкой крышу и открыть два оптовых рынка, которые могли работать ночью. Места в пределах крытых пространств распределялись по жребию, после чего 535 торговцев получили лицензии, за которые нужно было платить ежемесячно, а для использования постоянных мест торговли требовалось регистрироваться в администрации рынка (Chiu 2013).
В то же время оставались и «различные формы внеправовых – нелицензированных и незарегистрированных – групп торговцев» (Chiu 2013: 341), у которых не было доступа к лоткам и точкам, находившимся под управлением муниципалитета. Такая ситуация была в особенности характерна после 1990 года, когда власти перестали легализовывать торговцев, и эти находившиеся вне правового поля продавцы находили иные способы решить проблему со своим рабочим местом. Одни арендовали арочные фасадные витрины у владельцев местных магазинов, а другие создавали «саморегулируемые сообщества, которые завладели центром улицы Дадун» (там же: 341). Эти различные стратегии торговцев – легализация с постоянными прилавками и точками, саморегулируемые сообщества вне правового поля и квазилегальная аренда частных помещений у владельцев магазинов – сосуществовали в рамках экономики туризма конца 1990‐х годов.
Социальное производство неформальности
Данная конфигурация правового, внеправового и неправового статусов торговцев оказалась под пристальным надзором с превращением Тайбэя в глобальный город, ставший одним из брендов современного международного бизнеса и туризма. Изначально представлялась многообещающей идея переселить торговцев в большие многоэтажные здания, однако предпринятые попытки показали, что такие помещения не обладают энергией и оживленностью традиционных мест уличной торговли. Кроме того, в Тайбэе уличная торговля всегда давала возможность занятости для городской бедноты и безработных, и отнюдь не в интересах города было отсекать этот сегмент неформальной экономики. В то же время уличные торговцы могли обеспечивать значительную политическую поддержку политикам, поэтому многие избранные чиновники не испытывали склонности противодействовать даже нелегальным торговцам, закрывая рынки или вытесняя их в неудобные для них крытые помещения (Chiu 2013). В результате возникла сложная экосистема уличной торговли, благодаря которой происходили успешное производство и развитие рыночного пространства, а одновременно сохранялось внешнее впечатление, что муниципалитет и полиция активно расчищают дороги и удаляют нелегальных торговцев, следуя муниципальному законодательству о здравоохранении и безопасности.
Это производство неформального рыночного пространства опирается на множество различных взаимодействий и стратегий. Например, некоторые нелицензированные и работающие без регистрации торговцы арендуют помещения в фасадных арках у владельцев магазинов, но при этом другие местные влиятельные лица притязают на установление правил пользования примыкающими тротуарами и улицами (ил. 3.15). В результате торговцам для того, чтобы использовать витрины и арочные пространства, приходится платить