Сара распахнула окна, чтобы впустить свежий воздух. И продолжала:
— Я тебя знаю. Вижу, что злобы нет никакой. Ты ещё не успела отдохнуть как следует и познакомиться с сыном. Дай себе время.
Сара встала посреди комнаты, глядела заторможенно на Еву.
— Я раньше думала как ты.
Ева подняла голову, отвлеклась от малыша.
— Тоже с дочкой почти не общалась, — призналась Сара, — она умерла от болезни в детстве. А я ее и не знала будто.
Мальчик наелся, с чмоканьем отлепился от матери. Сара поспешила забрать ребенка и удалиться. Дать Еве самой поесть.
Но у двери дворецкая задержалась, обернулась.
— Пока есть возможность, проводи с сыном время. Потом его может не быть.
Галка бегала по поместью. Сперла из кухни что-то и пряча под рубахой босоногая пронеслась мимо Сары.
Дворецкая удивилась. Пошла за девушкой следом.
А они на пару с Мерином у пруда дурачились.
— У тебя которое?
— Шестое ещё.
— Значит, тебе уже шесть лет. Хозяин, вроде так говорил.
— А ты уже который раз празднуешь?
— Сорок третий, — важно подбоченилась Галка и выставила перед другом пирожок с воткнутой лучинкой. Только приготовилась зажечь, как Сара ее схватила за шкирку.
— Это что такое? — грозно поинтересовалась дворецкая.
— Ничего. Мы просто так, мы ничего не делали, — затараторила Галка.
— Мы мой день рождения празднуем, — спокойно отозвался Мерин, — мне шесть лет.
Сара удивлённо глянула на огромного взрослого русалку. Вскинула брови недоверчиво.
— И как давно ты дни рождения празднуешь?
— За сегодня или в целом? — уточнил Мерин.
Дворецкая засмеялась.
Пришлось объяснять этим двоим бестолочам как возраст считается, и как дни рождения празднуются.
— Один день в году. Один, когда вас мама в мир привела. Понимаете теперь?
Уроды синхронно кивнули.
— Пойдем, — сказала Сара, вынуждая Галку последовать за ней. — Ещё гостиную надо прибрать. И из подвала украшения достать.
— Сара?
— А?
— Саровна, — будто невзначай задумчиво произнесла Галка.
— Чего это ты говоришь?
— Златова Галина Саровна, — просмаковала девушка. За что получила подзатыльник.
— Нашла как пошутить.
И Галка рассмеялась.
— Сама сказала, мама приносит нас в этот мир. А помнишь, ты меня из этого пруда вытащила когда-то, — указывая назад скалила зубы Гала.
— Так родить надо, а не из пруда вытащить. Чучело, хохочет еще.
— Ты говорила, вода — мир потусторонний, чужой, смертельный.
— Все, хватит дурачиться, — Сара отмахнулась, а сама поглядела на Галку тепло. Будто на дочь свою родную.
— Великая поленница Златова Галина Саровна всемогущая завоевательница.
— Тьфу ты.
Казалось, все успокоилось, стало нормальным, привычным. Больше не было ни проблем, ни тревоги, ни забот.
Все стало хорошо, как прежде. Каждое утро завтракали вместе, громко общались, смеялись без конца. Днём работали, каждый любимым делом занят. Вечером ужинали у пруда, играли.
Галка словно воротилась назад во времени, когда никаких забот не было. Когда единственный страх был, что выгонят.
А сейчас Галка и этого не боялась.
Если решить проблему потепления, не нужны они будут Владу. Ну и пускай.
Ее это больше не заботило.
Остановить великий жар казалось важнее, значимее.
Только почему у них опять не осталось никаких зацепок? Ни единого знания или понимания, что делать.
А на что они надеялись, освободив Жару? Чего хотели добиться? И зачем вообще Елену пошли вызволять?
Галка смотрела сейчас на всех и пыталась понять, что же делать.
Света, как и подобает стрекозе, у воды брызги поднимала. Мерина утомляла играми своими.
Влад только в сторонке сына баюкал и глядел настороженно.
Ева разлеглась рядом, заложив руки за голову, вела светские беседы с Еленой.
— Это что, спица? — возмущённо закричал Влад, следя за Светой.
— Эй, — обиделся Мерин, забирая у ребенка железку, — это моя спица.
Девочка заливисто захохотала, завредничала. Не стала отдавать спицу, махала ею из стороны в сторону. Хитрая постаралась от воды отползти, чтобы Мерин не поймал.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})
Влад окончательно разозлился, положил сына в корзинку у Евы, и взметнулся к пруду.
— Если она его пырнет, — беззаботно отозвалась Ева, — спасайте без меня.
И продолжила болтать с Леной.
Они мирно обсуждали праздные темы.
Только когда мальчик с интересом загулил, Ева обратила внимание на него. И тут же как ошпаренная подпрыгнула. Выхватила из рук сына деревянную игрушку лошади:
— Это женская игрушка, Светина, — и будто удивляясь своей же эмоциональности, уже тише добавила, — поиграй лучше с мальчишескими какими вещами.
Ева нахмурилась, подобралась, не могла глядеть на испуганного, замершего малыша, пристыдилась. Наощупь цветочек крохотный сорвала и в корзинку положила.
Мальчик не стал играть, огорчился, умолк. А Ева глядела хмуро на растение.
Сама себе поражалась.
— Чего ты, — поинтересовалась Елена, — и что, если кони — это девичьи игрушки? Ты же сама любишь цветы изучать, а это вроде как для мальчиков.
— Не знаю, — Ева сама уже расстроилась. Поспешила мальчика на руки взять, обнять, успокоить.
К этому времени уже Влад подошёл. Злой, недовольный, мокрый. Свету принес, положил в одеяла, обтереть и согреть.
И дети развеселились, над папой смеяться стали. Языки показывать, как Гала научила. Одеяла передёргивать. Игрушку коня делить.
Галка глядела на детей, улыбалась. И вдруг вспомнила.
Да так вспомнила, что перепугала всех своим вскриком.
— Старуха! Деревенская сумасшедшая, которая мне видение передала! Она же тогда ещё сказала, что жар остановится, только если маленькую уродку и урода в жертву принести.
— Что ещё за старуха, — без интереса Ева закатила глаза.
— Ну, такая, вся в лохмотьях черных и с ожогами по всему телу…
— Это Фата, — Елена перебила, только чтобы махнуть рукой успокаивающе.
— Чего?
— Я её знаю, это же она всех надоумила, что меня надо сжечь. Не обращай внимания, она всегда такая, — Елена говорила это будто невзначай, но сама призадумалась.
Это же сколько этой старухе тогда лет?
— Она так и сказала: убейте своих детей с уродствами? — недоверчиво поинтересовался Влад, глядя на Галу.
— Нет, — девушка надыбила хвост, — сказала сжечь ещё юных, не познавших жизни, дочь Жары и сына Мрака. Вот так.
Елена Настасьевна напряглась вся, села прямо. Но никто кроме Мерина этого не заметил.
— Мы не будем убивать своих сына и дочку, только потому что так сказала какая-то бабушка, — непреклонно заявил Влад.
— Я понимаю, звучит странно, но, Влад… — Галка сама была не рада этой идее, — Вы подумайте: от потепления зависит благополучие всеобщее. Не Вы ли всегда искали решение, от которого сразу всем будет лучше?
Но Владимир, который обычно не знает, что и делать, здесь даже не раздумывал:
— Я сказал нет.
Ева же, наоборот, в мыслях потерялась.
Только Галка не верила, что подруга ее поддержит или поймет.
Если уж Ева так долго хотела ребенка, то не позволит даже думать о жертвоприношении.
Но она лишь поджала губы и отвернулась. Поглядела на малышей.
— Кому как не женщине, породившей человека, дозволено лишить жизни?
Вопрос был риторический, и никто не нашелся с ответом.
— Спать пора, — отрезала Ева.
И они просто собрались и вернулись в дом.
Всё.
Ничего не обсуждали, не переговаривались. Как в воду опущенные, все недовольные, напряжённые, молчаливые.
Только в воздухе повисла эта недосказанность.
И весь дом теперь тонул в мыслях, в словах, в решениях, которые озвучить невозможно.
И привычный теплый домашний уют стал пеклом душащим.
Все, что раньше нежность вызывало, теперь не даёт на себя взглянуть спокойно. Заставляет задуматься только об одном.