Галка взметнулась к Свете живо, собрала те немногие вещи, что у них были и вывела малышку и ее маму к помещику.
— Вот, глядите, — вручила хозяину трепетно кулек со спящей уродкой. Он взял ее в изгиб локтя. Приподнял уголок пеленки, взглянул в лицо детки. — Света назвали. Она стрекозочка. Правда ей крылья вырвали. Но иначе бы она лежать не могла спокойно. Правда ее еще раскаленной кочергой хотели прижечь. Такой, с кругом на конце, якобы чтобы Жара очистила. Но я не позволила. Сказала, что все здесь спалю, если ее еще тронут.
Влад бестолково кивал, зачарованно глядя в лицо малышки.
— Возьмем ее?
Как он мог сказать "нет"?
Взял. Взял, как миленький.
Влад посадил Галу боком перед собой, пока ехали до имения. Девушка баюкала младенца. А Влад будто держал их обеих в своих руках. Лошади медленно и беззвучно к конюшням подошли. А там уже карета подготовлена.
Даже странно. Неужели Лада Идавна распорядилась? Организовала возможность уехать домой, в поместье.
Галка помнила лицо этой строгой женщины. Обветренное и морщинистое, оно всегда было недовольным и надменным. Но порой, чудилось Гале, что та смотрит с уважением.
Казалось, конечно.
Но все эти поиски, предоставленный экипаж… Яровая извинялась? Или просто потакала желаниям старшего сына? А может, это ее тайный план, как уничтожить Галу? Ага, странно-странно. Тут не угадаешь.
Галке помогли спуститься.
Влад сел в карету, взял Свету, ее маму. А Галка по-хозяйски на козлы взобралась, потеснив кучерку. Только руку занесла с поводьями, как из имения мягкой походкой показалась Лада.
Сурово колола взглядом из-под высокого лба. Склонила голову. Показала руки.
Как это делают мужчины. Подчиненные, молодые. Показала жест слабого.
Гала была удивлена, тронута. Отзеркалила. Продемонстрировала руку в нижней позиции. И шлепнула лошадь, подгоняя. Очень хотелось домой.
Ещё подъезжая к поместью, Галка чувствовала: что-то неуловимое поменялось. И кажется, это была она.
А дом все такой же привычный стоял истуканом. И земли все вокруг будто такие же, но нарисованы чужой рукой.
Как если глядеть всю жизнь на статуэтку с одной стороны, а потом невзначай ее повернуть.
Все такое понятное, родное.
У воды все также душисто пахнет илом и торфом. А у конюшен сперто несёт лошадиным потом и грязью.
Сам воздух пропах особым запахом дома.
На пороге едва уловимые витают ароматы стряпни поварихи. И шум в ушах стоит привычный. Так шелестят в пролеске побеспокоенные листочки деревьев.
У Яровой таких звуков не уловить, ее деревья будто налаченные, шелохнуться не смеют.
А в поместье не так.
Все живёт, прямо пышит жизнью.
И встречают их близкие весело, дурашливо. Кричат что-то приветственно, подгоняя.
Улыбки шальные и счастливые не сходят с лиц. Щеки трескаются.
Галка подвела лошадь к конюшням и остановила. Вверила поводья дворецкой.
Стала выискивать глазами Еву, и остолбенела от шока, как ее увидала.
Влад только показался из кареты, как тоже замер в изумлении.
— Вот это пузо… — не выбирая выражения присвистнула Галка.
Ева была беременна. Живот выпирал ещё не слишком сильно, но уже ощутимо.
— Ты-то чего удивляешься, — засмеялась Ева, щёлкнув Галку по носу, — тебе я хотя бы сказала, что ребенка жду.
— Правда? Когда?
— Когда сказала, что у меня кровь не идёт уже пару месяцев. Ты чем слушала?
— Когда кровь не идёт, значит беременна? — Галка с ужасом округлила глаза. Одной рукой схватила собственный живот, вторую зачем-то положила на пузо Еве.
— Я знаю это лицо, — засмеялась Ева, — что ты опять напридумывала?
— У меня уже три дня как мрачные дни не идут. У меня тоже ребенок будет?
— Галя…
Ева устало поглядела на подругу. Она даже не знала с чего начать, чтобы объяснить, как женский организм работает.
— Успокойся, у тебя не будет ребенка.
И из кареты неловко высунулась кормилица с маленькой Светой.
Они по привычке сели ужинать все вместе. Галка безмятежно расположилась во главе стола, Ева села рядом и без конца буравила подругу взглядом.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})
Влад же сел с краешку, покачивая Свету на руках. И пребывал в таком удивлении, что попросту выпал из реальности. Глядел в одну точку и покачивался тихонечко.
— Чего ты так злишься, — удивлялась Галка, — ты же сама хотела ребенка.
— Да сдался просто ребенок, — шипела еле слышно Ева, — его нужно непременно родить. И именно что от хозяина.
— Не вижу проблемы, — скуксилась Галка, сгорбилась показательно, демонстрируя свою усталость.
— Как же, не видишь, вон лежит, — метая взгляд на Свету, не унималась Ева.
А Гала все равно не понимала:
— Ребенок, как ребенок. Какая разница, кто родил и от кого?
— Дитя нужно родить, чтобы тебя не выгнали.
Страх, что от тебя избавятся, показался Галке таким далёким. И таким глупым.
Она вдруг вспомнила, как боялась раньше, что ее вышвырнут.
Помнила о собаке несчастной и преданной, которую использовали и растоптали. Помнила чувство, что от нее отвернулись, избавились. Теперь, когда это случилось, то больше не вызвало ни страха, ни тревоги.
Галка смирилась.
Она также помнила, как хозяин пришел за ней.
Искал, нашел и забрал.
И теперь все эти страхи казались такими нелепыми и эфемерными.
Галка пожала плечами.
— Зачем ему выгонять? Мы же семья?
Ева удивилась, нахмурилась. Глянула тяжело на Свету.
— Мы не семья. Мы уроды.
Трапеза прошла в гнетущей тишине. По окончанию Галка молча забрала ребенка и поднялась наверх уложить спать. А внутри нее клокотала злость.
Роженица блаженная будто перемен в настроении не замечала, крутилась вокруг задорно.
— Если же ей глазки выколоть, — она бесхитростно заглядывала через плечо Галки на ребенка в люльке, — то совсем как нормальная будет.
Гала развернулась резко. Глянула зло. Внутри все ещё агрессия теплилась.
Она стянула с головы платок, обнажая свои уши собачьи.
Вскрик шока, и кормилица упала спиной, попятилась. Попыталась скрыться, испуганная. Но Галка была возмущена, разъярена, подошла вплотную, схватила девушку за грудки и подняла. Казалось, вот сейчас ударит или что похуже.
Но сама удивилась своей реакции, отпустила. Плечи ее обмякли. Брови скорбно сложились домиком. И вся она будто извинялась своим видом, только голос был строг:
— Вы сами уродов и плодите, — сказала Гала. И кормилица вздрогнула, схватилась за свой живот, будто ударили слова в самое нежное место. А Галка продолжала, — только самое большое уродство человека не уши или хвост. А жестокость. И плодите вы ее своей нелюбовью.
Галка глядела на кормилицу и не находила в ее лице ничего. Ни понимания, ни осознания, ни смысла.
Вернулась к малышке и раскачивать стала с такой силой и усердием, что ребенок поторопился мигом уснуть. Видимо, чтобы под горячую руку не попасть.
Или Света просто утомилась с дороги.
Похоже, что всем им нужен был сон и отдых.
Только Галке не спалось. И посреди ночи Мрак раздражающе прямо в глаза бил, не давал уснуть.
Гала покрутилась у малышки, принюхалась. Вроде снова легла в постель, но тут же вскочила снова.
Сна ни в одном глазу.
Решила сходить к Еве.
Только вышла из комнаты, как поторопилась вернуться. Постояла, потупила. Взяла Свету и побрела в покои подруги.
Ещё из коридора свет из ее комнаты виднелся.
Ева была не одна. Сидела у изголовья, а рядом на краю кровати примостился тихонечко хозяин.
Он трепетно водил рукой по животу девушки.
— Галя, — ничуть не удивилась и не смутилась Ева. Подозвала подругу сесть рядом.
Галку дважды просить не надо. Она довольная вручила ляльку Владу и взгромоздилась на перину. Прижалась ухом к животу, потыкала пальцем.