спецназа, прыгал в полном снаряжении, определяя на слух, все ли хорошо закреплено. Ирэн, как тень, была где-то рядом с ним, но я старался не смотреть на нее. Марго пялилась на дисплей мобильного телефона, тыкала пальчиком по клавишам.
– Не ловит, – сказал она мне, пряча телефон в кожаный футляр, висящий у нее на шее. – Хотела ребятам в Австралию позвонить, там сейчас утро…
Я встал на сидение коленом и прильнул к иллюминатору. Полный мрак. Ничего не видно, кроме крыла и проблескового маячка… Приставил ладони к вискам, чтобы плафоны отсека не отражались в стекле. На какое-то мгновение я увидел под крылом, в плотном матовом облаке, слабый всполох.
– Ребятки! Давайте! Не выливать же!
Я обернулся. Кардиолог протягивала мне и Марго стаканчики с водкой. Марго воинственно пискнула, вскинула вверх кулак и залпом выпила. На потолке вспыхнула и часто замигала красная лампочка. Я почувствовал, как самолет начал сбавлять скорость и проседать. Помощники засуетились и стали расставлять спасателей в том порядке, в каком они должны будут прыгать. Первой у люка поставили Ирэн. Щёлк – и карабин вытяжного фала пристегнут к тросу.
– Вацура!! Мать вашу!! – донесся до меня крик ведущего. Оказывается, я должен прыгать вторым, после Ирэн.
– Удачи! – звонко крикнула мне в ухо Марго и, едва я проглотил водку, прижалась своим ртом к моим горьким губам.
Я встал за спиной Ирэн. Меня пристегнули к тросу. Я был так близко от нее, что улавливал запах яблочного шампуня. Мы уже миллион лет не были так близко, как сейчас. Ирэн убрала волосы наверх, туго стянув хвостик лентой. Я рассматривал ее шею, маленькую родинку, похожую на жучка. Она должна была чувствовать мое дыхание. Догадывалась ли она, что я стою за ней, что я так близко, что можно расслышать лихорадочный стук моего сердца?.. Самолет плавно качнулся, и я невольно прижался рюкзаком, который висел на моей груди, к парашютному ранцу Ирэн. Она не обернулась. Но она обязательно обернулась бы – чисто машинально – если бы не знала, что это я. Значит, она знает, она чувствует… Я с трудом подавил в себе желание протянуть руку и дотронуться до ее шеи. Ирэн излучала какие-то невообразимые флюиды, которые парализовали мою волю и мысли, и я снова испытывал мучительное чувство вины перед ней.
– Ку-ку! Привет!
За мной поставили Марго. Ее жвачка оглушительно лопнула у моего уха. Ослепительный свет видеокамеры брызнул мне в глаза. Ведущий что-то орал в микрофон. Кто-то из экипажа распахнул створку люка, и ураганный ледяной ветер ворвался в отсек. Ирэн невольно отступила от края пропасти. Помощник с рацией, перекрикивая рев ветра, начал отсчет для Ирэн.
– По моей команде прыгаешь! Девять! Восемь! Семь!..
Где-то впереди, в соседнем отсеке, у распахнутого люка так же стоял Крот и тоже готовился к прыжку. На меня вдруг накатило странное чувство, чем-то похожее на панику. Сейчас Ирэн сделает шаг вперед, и ночной мрак поглотит ее навеки. И я никогда ее больше не увижу. Я никогда не скажу ей того, что уже столько лет собираюсь ей сказать… Неужели я не в силах что-либо изменить? Неужели мы стали заложниками судьбы, и она неумолимо ведет нас с Ирэн к катастрофе?
Я схватил ее за плечи.
– Ирэн!!
Она повернула голову.
– Ирэн, не прыгай! – твердо и с полным осознанием смысла этих слов, крикнул я.
Ее брови выгнулись, в милых глазах застыл вопрос.
– Шесть… Пять… Четыре… – считал помощник.
– Не прыгай, Ирэн! Не делай этого! Нам надо остаться и поговорить.
Я торопился. Я физически чувствовал, как летит время, как оно хлещет, будто кровь из глубокой раны.
– Я был не прав! – выкрикнул я ей в лицо. – Ты нужна мне…
– Кирилл! – произнесла Ирэн, как мне показалось с отчаянием.
– Два… Один… Приготовились! – крикнул помощник.
Камера слепила нас. Ветер срывал с губ слова.
– Кирилл, – повторила Ирэн и слегка подала корпус вперед. – Я тебя… я тебя… – И тут она с жаром, с веселым озорством выпалила: – Я тебя на дух не переношу! Я видеть тебя не могу! Понял?
И нырнула в бездну. Карабин, звякая, скользнул по тросу. Ремень змеей взвился в потоке ураганного ветра…
Помощник, оттеснив меня от края проема, захлопнул дверь.
– Готовность две минуты! – крикнул он, размахивая перед моим лицом растопыренными пальцами.
У меня было такое чувство, словно с меня сорвало ветром какую-то очень ценную деталь то ли моего снаряжения, то ли тела, и я теперь не смогу полноценно жить, я буду убогим, нищим, инвалидом.
– Крепись! – приободрила меня из-за спины Марго.
Ноги едва держали меня. В голове была пустота. Я не мог сосредоточиться и осмыслить то, что услышал от Ирэн. Я тупел и слабел. Мне было безразлично, через какое время меня выкинут из самолета, и выкинут ли вообще. Помощник, прижав радиостанцию к уху, что-то кричал. Марго, утыкаясь носом мне в затылок, о чем-то неразборчиво бормотала. Самолет ревел моторами… Я заткнул уши, чтобы не сойти с ума. Где я? Что со мной делают? Зачем это всё?
Дверь снова распахнулась. Ледяной мрак ворвался в отсек, подобно щупальцу гигантского осьминога, опутал меня и сдавил мое дыхание.
– Пять… Четыре… Три… – орал у меня над ухом помощник.
Гладкая и теплая ладонь Марго коснулась моей щеки. Помощник взмахнул рукой и легко хлопнул меня по спине. Я пружинисто оттолкнул от себя самолет, эту железное корыто, набитое грохотом моторов и незнакомыми людьми, вместе с их глупыми проблемами, лысинами, кудряшками и пластиковыми стаканчиками. Я падал прямо в черную пасть осьминога, туда, где двумя минутами раньше исчезла Ирэн. Шум моторов вытеснил свист ветра. Чувство пустоты в животе невольно заставило меня сжаться в комок, как бывает при ожидании неминуемого удара. Я даже не заметил, как раскрылся надо мной парашют. Последние слова Ирэн, крик помощника, ладонь Марго и свободное падение в бездну спрессовались до размеров мгновения и затерялись в далеком прошлом, где-то среди обрывков моего сознания.
Глава девятая. Пюре с мясом индейки
Я был уже в другом мире, где всё было иным. Покачиваясь на стропах, я погружался в сырой душный туман, который время от времени вспыхивал, словно испорченная неоновая лампа, и раскатисто громыхал; я видел вокруг себя округлые комковатые тучи, похожие на горы трупов каких-то тяжеловесных животных. Порывы ветра раскачивали меня, как амулет на шнурке, по лицу хлестал дождь. Я смотрел вниз, но землю не видел; казалось, я буду висеть в этой бездонной парной вечно. Парашют, намокая, тяжелел, и я чувствовал, что