Рис почесал в затылке и пробормотал:
— Но какая мне выгода от строительства твоего нового крыла? Или это жест доброй воли?
— Ох, разве не понимаешь? Местные жители боятся, думают, что ты собираешься испортить им жизнь своими планами перестройки Нетермур-Холла, а потом покинешь их в еще более стесненных обстоятельствах, чем прежде. Но если они увидят, что гостиницу расширяют, то не станут так уж беспокоиться. Они поймут, что бы ни случилось с тобой и с твоим домом, Бакли-ин-зе-Мур получит больше денег. А если мы станем работать вместе, то они перестанут сражаться с тобой на каждом шагу.
— Они?.. — Рис оглядел ее с головы до ног. — Итак, я должен сделать это, чтобы они не волновались, да? Или мы говорим о тебе и твоих собственных тревогах?
Мередит пожала плечами:
— Ну… не знаю. Вероятно, и о том и о другом. А это так важно?
— Может быть, и нет.
— Пожалуйста, Рис… — Ветер закинул ей в рот прядь волос, и она, поморщившись, откинула ее. — Рис, так или иначе, но у тебя слишком много времени уйдет на постройку коттеджа. Но если ты позволишь, то я попробую убедить местных жителей, и Гидеона тоже…
— Ты действительно считаешь, что они согласятся работать со мной?
— Если я попрошу — да, согласятся. В этой деревне живут не только болваны, которые каждую ночь проводят в кабачке. Есть и такие, кто тяжким трудом зарабатывает на хлеб для своей семьи. Многие из них жили здесь еще во времена твоего отца. Они будут рады любой работе, если представить все дело в благоприятном свете.
Рис со вздохом кивнул:
— Хорошо, ты меня убедила. Итак, мы партнеры.
— Деловые партнеры.
Он не ответил, но с улыбкой протянул ей свою сильную руку.
Мередит сделала то же самое, и они обменялись рукопожатиями. Но после этого долго не могли расцепить пальцы.
— Погуляй со мной, — попросила она вдруг с мольбой в голосе. — Рис взглянул на нее с удивлением, а Мередит, выпустив его руку, продолжала: — Я позабочусь о том, чтобы завтра собрать рабочих, а сегодня… Почему бы тебе не отдохнуть? Пойдем со мной в деревню. Мы пойдем дальним путем, вдоль ручья. Прекрасный день для прогулки, и мы сможем поговорить. О строительстве, — поспешно добавила Мередит.
— А пони?
— Позже я пошлю за ними Деррила. Они никуда не денутся.
Немного поколебавшись, Рис вытер руки о штаны и поднял свою куртку. Перекинув ее через локоть, кивнул:
— Тогда идем. Показывай дорогу.
Мередит неспешно пошла к вершине холма, и он последовал за ней.
— Только смотри, куда ступаешь, — предупредила она, зашагав вдоль болота. Рис так долго отсутствовал, что мог забыть дорогу.
На первый взгляд это место казалось островком сырой земли, поросшей низкими кустиками вереска. Но на самом деле внизу находился исток ручейка, бежавшего по склонам холмов прямо через центр деревни. Грязь и торф толщиной в два ярда прикрывали воду — и горе тому неосторожному, кто имел несчастье сюда ступить и завязнуть в трясине.
По мере того как они спускались по склону, воды вокруг них собиралось все больше, но зато теперь тропинка стала более твердой и более безопасной, так что они могли идти рядом вдоль вьющейся ленты ручья.
Вскоре Мередит почувствовала, что гневное напряжение отпустило Риса и он начал успокаиваться. Что ж, вот и хорошо. А то на вершине он был так зол, что она даже боялась за него…
— Я много лет не ходила этой дорогой, — заметила она. — Но кажется, ничего не изменилось. Как по-твоему?
— Пейзаж? Нет, не изменился. — Он лукаво улыбнулся и добавил: — Но моя спутница стала куда прелестнее, чем раньше.
Щеки Мередит вспыхнули таким жаром, что даже ветерок, дувший от ручья, не мог их охладить. Да, в юности она была довольно неуклюжей, и оказалось, что Рис это помнил.
— Ох, знаю… Тогда я была вся покрыта веснушками и гремела костями, — пробормотала Мередит.
— Так и было, — рассмеялся Рис. — Но я не это имел в виду. Даже веснушчатая и костлявая, ты была красавицей. Гораздо красивее моей лошади.
Мередит тоже рассмеялась. Пытаясь скрыть смущение, она проговорила:
— Мой отец все еще бредит твоим жеребцом. Говорит, что лучшего коня в жизни не видел!
Рис не ответил, и Мередит облегченно вздохнула. Похоже, ее тайна не раскрыта. В детстве она следовала за ним по этому маршруту много раз, всегда стараясь оставаться незамеченной. Это было не слишком трудно. Она действительно была маленькой, тощей и в стареньком выцветшем платьишке, так что скорее всего просто растворялась в кустах утесника.
Даже сейчас она отмечала места, за которыми когда-то пряталась. Вот булыжник, лежавший все на том же месте… А вот ямка в виде чаши — тут река делала крутой поворот. И еще — скрюченное деревце боярышника в окружении цветущего вереска.
А в небе все так же летали стрижи.
Чем дольше они шли, тем ближе подбирались к месту, знакомому обоим, к водопаду, низвергавшемуся в глубокую пропасть, где вода собиралась в уединенное озеро.
Здесь на берегу Рис часто сиживал в юности, когда в школе начинались каникулы. Мередит тоже часто сюда приходила, хотя Рис об этом не знал.
Она часто кралась за ним, наблюдая, как он раздевается и ныряет в прохладную чистую воду. Тогда ее влекли детская любовь и простое любопытство. Но теперь она выросла и испытывала настоящее желание…
— Довольно обо мне. Расскажи о себе, — попросил Рис.
Когда-то он, энергичный молодой парень, вряд ли заинтересовался бы неловкой худенькой девочкой. Но теперь Рис заметил ее. И стал расспрашивать об отце, о гостинице, о жизни в последние четырнадцать лет.
Мередит не привыкла говорить о себе, напротив, всегда слушала истории клиентов. Она думала, что рассказывать почти нечего, но так нервничала, что язык развязался сам собой, и вскоре она уже без умолку трещала. Рис шел рядом и внимательно слушал, но не забывал заботиться о ней — отбрасывал камни в сторону и помогал идти по крутому берегу.
— А Мэддокс? — неожиданно спросил он.
— Ты о чем?
Он пинком отбросил с тропки маленький камешек.
— Как это случилось?
— Как я вышла за него замуж?
Он кивнул.
— Ну, после… — Мередит помолчала, но потом решила, что нет смысла ходить вокруг да около. — После пожара отец долго болел. Несколько лет твои родственники платили ему пенсию. Я ухаживала за ним, и мы жили, не зная нужды. Но потом деньги перестали приходить — примерно в то же время, когда и викарий лишился жалованья. Мне было восемнадцать, и я с ума сходила, не зная, как быть. Но я понимала, что если не найду выхода, то мы умрем от голода.
Мередит не любила вспоминать те страшные времена. На глазах у нее выступили слезы, а к горлу подкатил ком, похожий вкусом на ту застывшую овсянку, что они ели. Иногда — дважды в день.