Читать интересную книгу Песня - Людмила Зыкина

Я тогда заканчивала гастроли в Риге, выступала с оркестром Осипова. А за несколько дней до отъезда из Москвы мы встретились с Волковым в редакции газеты «Красная звезда». С ее неизменным главным редактором Николаем Ивановичем Макеевым, душевным и чутким человеком, меня связывают давние добрые отношения. Именно в этой газете были опубликованы первые очерки о моих выступлениях перед благодарной солдатской аудиторией, что придало силы и уверенность на начальных этапах моего нелегкого пути к Песне…

Много говорили, шутили (я знала Владислава, еще когда он работал инженером). Так весело мы и расстались — я улетела в Прибалтику, а Владислав — на Байконур.

30 нюня… Трудно забыть этот день. Ко мне в номер пришли руководители филармонии. Из концертного зала «Дзинтари» намечалась прямая передача по радио и телевидению, и отложить ее было никак нельзя.

Мне пришлось перестроить всю программу. Веселые, шуточные песни я «упрятала» подальше, да и звучали они у меня в тот вечер с налетом грусти, словно им кто-то подрезал крылья. Горьким был привкус у этого концерта. Переживали вместе со мной и оркестранты. В голове острой болью проносилась только одна мысль — выдержать, не сорваться.

Верная моя подруга во всех концертных странствиях костюмерша Лена Бадалова, охраняющая мое спокойствие, — ох, и непросто ей! — в короткие паузы между песнями давала мне отхлебнуть из термоса глоток горячего чая. А я твердила лишь одно: «Ведь это я им пою, им…»

Допела. Вышла на поклон, будто в забытьи приняла цветы. На бисирование сил уже не хватило.

Меня часто спрашивают, в чем заключается секрет воздействия моих песен на слушателя. Должна сказать, что никакого секрета в моем пении не было и нет. Просто с самого детства я не принимала «открытый» звук, столь характерный для традиционной фольклорной манеры пения. Я предпочитаю более прикрытое, мягкое звучание. В русском пении мне дороги именно «украшения», когда одна нотка нанизывается на другую.

«Никогда ты не поешь, как написано!» — полушутя-полусерьезно говорил мне художественный руководитель Хора русской песни радио Николай Кутузов. А дело было в том, что в работе над песней я старалась находить свойственные только мне одной вокальные краски, добавочные нотки — форшлаги, мелизмы. Скажем, поют песню, как плетут где-нибудь в глубинной России знаменитые русские кружева; вся артель плетет одинаковый узор, а у одной из кружевниц лепесток выпуклей да изящней — вот и получается кружево рельефнее, а в этом красота-то какая! Здесь и чудо-птица, и чудо-цветы. Настоящая поэзия!

Кроме того, я вносила в уже готовую песню элементы импровизации, которая испокон веков была основой народного пения, придавая песне неизменную свежесть, наполняя ее животворными соками.

Мой излюбленный вокальный прием — контрастное сопоставление на одном дыхании громкого и тихого, как бы засурдиненного, звучания с незаметными переходами. Владение им помогает выделить мелодические «светотени», усилить соответствующие акценты. Для меня это не вокальный эффект, а средство выражения бесконечно разнообразных человеческих переживаний в их непрерывном движении.

Такая манера пения утверждалась в процессе моего творческого содружества с разными музыкантами, и прежде всего с моими многолетними партнерами Анатолием Шалаевым и Николаем Крыловым.

Когда в детстве Толе Шалаеву ставили баян на колени, его едва было видно из-за инструмента. Шестилетний мальчуган запомнился многим по кинокомедии «Волга-Волга», где он гордо и важно объявляет: «Музыка — ваша, обработка — моя!»

В армейском ансамбле Шалаев повстречался с Николаем Крыловым. Так возник известный дуэт баянистов. Музыка соединила их прочными узами, сгладила разницу в характерах, подчинила их душевные порывы одной цели — творчеству.

Инструментальный дуэт помог глубже раскрыть суть каждого музыканта. Любопытно, что, разучивая песню или инструментальную пьесу, они не расписывают партий. Шалаев «ведет» мелодию, а подыгрывающий Крылов словно вторит ему.

Анатолий Шалаев — разносторонний музыкант. Он — автор многих переложений моих песен.

Анатолий Шалаев и Николай Крылов были для меня не просто партнерами-аккомпаниаторами, а настоящими единомышленниками. Мы сообща работали над песней, а на сцене даже «дышали» вместе. Я всегда чувствовала за спиной их поддержку, а они в свою очередь точно улавливали малейшие колебания моего голоса.

Заметный след в моих творческих поисках оставила работа с оркестром народных инструментов под управлением Владимира Федосеева. Помню, как Володя Федосеев был у нас в оркестре радио баянистом. И как приятно, что некоторое время спустя он взял в руки дирижерскую палочку.

Федосеевский оркестр запоминается своим легким, прозрачным, неповторимым звучанием; его тщательно «выписанные» музыкальные «акварели» во время недавних гастролей оркестра в Мадриде восхищенные зрители слушали стоя.

Многие мои записи на радио и на пластинках сделаны с оркестром Федосеева. Вспоминаю, как нелегко они нам давались. По нескольку раз в процессе записи одной и той же песни менялись ритмы, сдвигались акценты. Нередко композитор представлял себе песню как веселую, задорную, а в результате получалась широкая, эпическая. И это был не произвол дирижера и певца, а закономерный итог глубокого проникновения в словесно-музыкальную ткань произведения.

Иногда выступала я с федосеевским оркестром и в публичных концертах, которые всегда становились для меня строгим экзаменом на чистоту и эмоциональную наполненность исполнения. Федосеев никогда не ограничивает певца жесткими рамками клавира, поощряя тем самым его порыв к импровизации. И тогда прямо на глазах у зрителей совершается чудо — нерасторжимое слияние голоса и сопровождения.

Выступления на радио, по телевидению, в огромных дворцах спорта и маленьких клубах… Концерты, концерты… В их бесконечной веренице одни чем-то оставляют свой след в памяти, другие вроде бы проходят незаметно. Мне, например, сложнее выступать с двумя-тремя песнями в рядовом «сборном» концерте, чем в сольном из двух отделений, — там легче распределить силы, соответственно выстраивая репертуар. Песни протяжные стараюсь перемежать темповыми, однотемные песни не должны стоять рядом, чтобы не притупить внимание слушателя; профессионал непременно отметит соседствующие в программе песни в одной и той же тональности, из-за чего в какие-то моменты прорвется заунывная однообразность.

Конечно, концерт на концерт не приходится, и не всегда зрителю видны все наши актерские переживания. Но себя-то не обманешь: сегодня вышла на сцену вроде бы пустая, поэтому и эмоциональной отдачи не получилось, глубины в пении не было.

Как важно для актера настроиться на выступление, подчинить свою волю, мысли, настроение встрече со зрителем!

М. П. Мусоргский писал, что искусство есть средство для беседы с людьми, а не цель. Поэтому каждый выход актера на сцену — не обыденное дело, он должен быть продиктован чувством ответственности за эту «беседу».Как-то в концерте я получила такую записку: «Тов. Зыкина! Я неотрывно следил за вами все два с половиной часа, пока шел концерт. Разглядывая вас в бинокль, заметил на вашем лице капельки пота. Неужели вы, такой многолетний профессионал, до сих пор волнуетесь на сцене? Ответьте, если сочтете нужным. Инженер из Кокчетава Н. Александров».

К сожалению, я не смогла ответить на этот вопрос, так как прочла записку уже после концерта, дома. Признаться, я искренне завидую тем, кто не волнуется, не переживает за успех дела, за своих родных и близких. Но, наверное, таких людей просто-напросто нет в природе. «Актер, который, входя в театр, не чувствует трепета от того, что где-то здесь, рядом сцена, никогда не станет подлинным актером», — говорил К. С. Станиславский. Не волнуется, как и не ошибается, только тот, кто ничего не делает. А как же не волноваться артисту, человеку творческому! Ведь певец — художник — не пластинка, каждый раз бесстрастно повторяющая свой «номер».

Расщепляя комплекс психологического состояния актера, Станиславский говорил: «Есть волнение творческое, а есть — паническое. Творческим — дорожите, паническое — учитесь побеждать. Победить его можно сосредоточенностью. Если умеете на чем-либо сосредоточить свое внимание в нужный вам момент, значит, научились им управлять».

Некоторые певцы очень боятся, когда к ним на концерт приходят их коллеги по искусству. А я, наоборот, люблю, если в зале актеры, друзья. Тогда у меня появляется какой-то профессиональный азарт. Ведь за каждым моим движением следят зоркие, все знающие и понимающие глаза. А это помогает собраться, взять себя в руки. Мне даже как-то радостно становится на душе, если знаю, что в зале есть хотя бы один такой человек, и я мысленно адресую ему свои песни.