– Да, – ответил я, не понимая назначения вопроса.
– У вас на Фурманном эти соки называют биополями. Но это не поля, у них природа соков. Если я передам тебе сок дерева, ты почувствуешь дерево, если передам сок существа, для восприятия которого у тебя нет органов чувств, ты почувствуешь это существо. Нам был передан сок некоторых существ, позволяющий их воспринимать. Но это не потусторонние сущности.
– А Троллидор – это такое же существо?
– Нет, Змей живет в сознании отдельных существ, а Троллидор выше любого существа во Вселенной. Троллидор создает соки и снабжает ими деревья, животных, кристаллы и тех существ, для которых у тебя нет названия. То, что питается соками, становится видимым. Как ты почувствовал дерево? Я передал тебе его сок. Упырь передал тебе свой сок, и ты метнул нож.
– А кто, все-таки, был тот мужик, что передал соки?
– Да говорю я тебе, не было никакого мужика, была линия передачи. Некоторые соки движутся по линиям, которые протянуты между немногими людьми. Если твое тело подключается к линии, оно получает сок. Вот ты получил сок дерева и можешь почувствовать его снова уже без моей помощи. И вся наша линия – это передача соков. А соки извлекаются из тел и вливаются в тела.
– Хорошо, но Змей живет в сознании, и его восприятие не является результатом передачи соков?
– Нет, конечно. Манипуляции с сознанием – это особая форма работы. Более того, она может выделиться в совершенно отдельную линию, но тогда она утратит жизненность.
Дальше наша беседа пошла по кругу. То ли я не до конца понимал Толстяка, то ли он не хотел говорить что-то существенное.
Но соотношение передачи телесных соков и форм сознания я так для себя и не уяснил. В конце концов я поблагодарил Толстяка за беседу и отправился к Черногорцу.
Черногорец был для меня сплошной загадкой. Вся интрига со Светящимся Змеем началось с его карт.
Я вкратце напомнил ему всю свою историю от моих медитаций над картами до встречи с Троллидором.
– В твоем сознании есть семена, готовые прорасти. Но их нужно подтолкнуть. Карта нарисована так, что она подталкивает только одно семя. Карта – это семя, превратившееся в рисунок. Поэтому рисунок очень точен. Он – живое существо, застывшее на карте и пробуждающее семя. У меня набор из 256 карт. Это наше число, число нашей линии. На самом деле карт бесконечно много. Есть карты для других линий. Но нас интересуют только наши карты.
Пробуждение семени вначале проявляется в желании смотреть на карту. Затем оно набухает, и в этот момент ты видишь живую сцену в своем воображении. Сцена – это набухание семени. Но если семя не прорастет, оно начнет загнивать. Нужно, чтобы семя соприкоснулось с третьим элементом, живущим в реальности. Тогда оно начинает прорастать в сознании и принимает свою истинную форму – так ты увидел Змея.
– А потом семя притянется к четвертому элементу и разовьется в Троллидор, – продолжил Черногорец. – Троллидор – это твое проросшее семя, которое получило толчок от элемента, живущего в сверхреальности. В реальности, которая сверху. Тебе нужно теперь заняться только одним – обнаружить все четыре элемента такими, каковыми они есть на самом деле, то есть не отраженными в семени, стадии прорастания которого ты видел.
Теперь смотри, как это было с тобой. Карта пробудила первый элемент – семя. Второй элемент – живая сцена. Сцена должна соприкоснуться с другой картой – Голубым Каньоном. И ты соприкоснулся с третьим элементом – Змей проник в твое сознание. Третий элемент должен соприкоснуться с новой картой – это и есть картинка, которая выбросила тебя в Троллидор.
Черногорец пристально посмотрел на меня и продолжил:
– Троллидор – это твое проросшее семя, соответствующее четвертому элементу. У этого элемента нет формы в твоем понимании.
– Но ведь мы все видели одно и то же, – засомневался я.
– Мы отбираем в группу лишь тех, у кого прорастают семена, ведущие к Троллидору. Поэтому и его вид одинаков для всех. Остальные могут попасть в другие группы, к Рыцарю, например. Мы с ними обмениваемся иногда семенами.
– А можно ли прорастить семя без карт?
– Толчок все равно должен быть. Карты ведь не только в моей стопке. Они рассеяны повсюду. Кто-то взбирается в горы. Вид, открывшийся перед ним, подтолкнет его семя. Кто-то увидит карту в пустыне, а кто-то – в музее. Почти все гениальные картины – карты. Потому их выделяют из всей массы. Ведь они ничем не лучше других. Но у некоторых людей они пробуждают их семена. У большинства толчок ни к чему не приводит, они не сталкиваются с другими элементами, их семена загнивают и не прорастают больше никогда. Но некоторым везет, и те, кто доходит до четвертого элемента, начинают путь. Либо как мы – к волевой Вселенной, либо в другие края. Кое-кто из пробудивших семена создает свои линии. Но это бывает редко, раз в двести лет.
– А если бы я не пошел в Каньон и не увидел Змея?
– Тогда бы ты уехал с остальными. И опять бы приехал. И снова глазел бы на точки и рисунки. И растворял бы восприятие. А потом бы тебе все это надоело, и ты опять стал бы обычным человеком. А может, ты стал бы союзником Локки.
Он помолчал.
– А знаешь, почему ты не с Локкой?
– Почему?
– Локка устроен так, что он все время спрашивает: «А что, если я ошибусь?» Для него ошибка – катастрофа. Страх ошибки – то, что отбрасывает очень многих от нашего пути. У тебя ведь нет уверенности, что все, чему тебя учат, – правда, а не ложь. Но ты идешь по сомнительному пути, не обращая внимания на то, что все может быть и иначе. Ты не боишься ошибки лишь потому, что у тебя нет препятствия – органа под названием «бы». В словаре деев нет фразы «что было бы, если бы…». И нет даже вопроса «что будет». У деев только один орган: «Я это сделаю». И ты такой же. В глубине души ты знаешь, что за все, что ты делаешь, отвечаешь только ты сам, и никто не виноват в твоих ошибках. Тебе некого винить. Поэтому ты с нами.
Скандинав огорошил меня словами:
– Расскажи сначала, как ты какаешь.
Потом он стал расспрашивать о подробностях моей сексуальной жизни, окончательно вогнав меня в краску.
– Вот смотри, – сказал он наконец, – ты краснеешь, когда рассказываешь, как подтираешь свою попу, а хочешь, чтобы тебе рассказали о самой интимной вещи в космосе. Если ты будешь настаивать, тебе расскажут о Троллидоре холодными словами, которые помогут подменить понимание иллюзией. Ты вспомни восторг, который тебя охватил, когда ты увидел его, улови тонкие составляющие своего восторга и через него ты начнешь его понимать. А схемы вроде «Управитель Вселенной» тебе ничего не дадут. Управители у тебя в университете, а тут другое – вселенский кайф. И что такое Змей не поймешь, если тебе скажут, что он обслуживает Троллидора. Змея ты можешь понять только ужасом. Восторг и ужас создают растяжку, которая помогает ощутить Реальность.
– Ты сейчас в восторге или в ужасе? – спросил он после некоторого молчания.
Я был не в восторге и не в ужасе. Я одновременно был и возбужден, и находился в отупении.
– Ну, тогда ты поймешь слова, но не поймешь реальность, – поставил диагноз Скандинав.
Аудиенция закончилась.
Барбаросса как всегда был изыскан в выражениях.
– Троллидор – это мировое дерево, но вы увидели его снизу, с корней. Кобра увидела его со стороны листьев.
– А Змей?
– Змей – это омела на дереве.
Я вздрогнул. Слова Локки о любимом образе Барбароссы сбывались с поразительной быстротой. Я отметил, что предсказания Локки в отношении поведения инструкторов сбываются буквально через несколько часов.
– Вы обратили внимание на то, что Змей вел вас к Троллидору? В этом вся тайна. Змей – не часть Троллидора, а лишь омела на его ветвях. Я хочу быть такой же омелой на теле Вселенной.