военную выправку.
— Заходи, Пинхас, — сказал он, пропуская гостя. — Я как раз заварил прекрасный цейлонский чай.
— Не откажусь, Джеймс. Я был рад узнать, что ты в стране, и сразу поспешил встретиться с тобой.
— Я здесь по делам Палестинского колонизационного общества. Хотя сейчас не самое лучшее для поездки время. Арабские террористы совсем распоясались.
Они сели в салоне за большой овальный стол, на котором стоял пышущий жаром чайник, фарфоровый сервиз и блюдо с галетами и мармеладом. Терпкий запах свежего чая наполнил комнату.
— Ну, рассказывай, Пинхас, что побудило тебя примчаться в Иерусалим. Наверно, не одно желание напиться чаю.
— Наклёвывается особое соглашение с эмиром, Джеймс. Абдалла сам вытащил его из своих анналов. Я предложил ему этот план шесть лет назад.
— Напомни мне, о чём речь, — попросил Ротшильд.
— Эмир предоставляет нам земли на своей территории для поселения евреев и арабов. Развитием Трансиордании займётся экономическая компания, которую мы создадим.
— Да-да, теперь я вспомнил, — произнёс Джеймс. — Но это, конечно, не причина твоего вояжа.
— Эмиру срочно потребовались деньги.
— Удивительный он человек. В нём сочетается государственная мудрость и банальное жульничество.
— Это верно, Джеймс. Но ради такого соглашения ему, я думаю, стоит заплатить. На счету электрической компании деньги найдутся. Требуется лишь разрешение совета директоров. И очень быстро, пока правительство Британии не опомнилось и у него есть желание подписать договор.
— Пока я доберусь до Альбиона, пройдёт целый месяц, — рассудил Ротшильд. — Я, пожалуй, возьму грех на себя. О какой сумме идёт речь?
— Тысяч десять.
— Бери эти деньги под мою ответственность. Для хорошего дела не жалко.
— Я тебе очень благодарен, Джеймс.
Они поговорили о положении в стране и еврейской алие и расстались. Рутенберг поспешил в Еврейское агентство. В тайну новой инициативы он решил посвятить только Бен-Гуриона. Они условились, что тот не расскажет об этом ни одному человеку и даже своим друзьям в руководстве Сохнута, а особенно Вейцману. Бен-Гурион принял все требования Рутенберга. Он был заинтересован в соглашении с Абдаллой.
Инициатива Сэмюэла
Беспорядки в стране зачастую не позволяли электрической компании выполнять запланированные ею работы. Да и сама давняя мечта Рутенберга примирить в Эрец-Исраэль две общины и объединить их единой целью вместе строить и развивать страну, так и не была достигнута. Он писал недавно назначенному председателем совета директоров Сэмюэлу о создавшемся положении и связанных с ним трудностях. Но такая переписка не давала возможность что-либо изменить. Он всё больше убеждался в необходимости серьёзного разговора с глазу на глаз. В конце августа он поднялся в хайфском порту на борт идущего в Лондон корабля.
По прибытии он устроился в гостинице, в которой в последнее время всегда останавливался, и отправился в канцелярию совета директоров. Сэмюэл находился в своём кабинете и что-то писал.
— А, Пинхас. Не ожидал увидеть тебя в Лондоне. Только несколько дней назад получил твоё письмо.
— Нужно поговорить, Герберт. У меня возникла идея, которую не решился выразить на бумаге.
Сэмюэл пристально взглянул на Рутенберга. Он дружил с ним многие годы: с начала прошлого десятилетия, когда Сэмюэл получил назначение Верховным комиссаром Палестины. Но сегодня он прочёл в его глазах какую-то сокровенную тайну. Герберт ценил его идеи и взгляды и считал умнейшим человеком.
— Конечно, поговорим. Я думаю, ты не откажешься от предложения со мной поужинать. Приезжай ко мне сегодня часов в семь вечера.
— С удовольствием, Герберт.
Особняк Сэмюэла находился в богатом районе Лондона. Рутенберг знал, что его отец и дядя возглавляли в своё время одну из крупнейших британских финансовых компаний Samuel and Montegu и приходились родственниками баронам Ротшильдам. Возле гостиницы Рутенберг поймал такси и, назвав водителю адрес, погрузился в размышления. В очередной раз он пробежался по цепочке своих мыслей. «Это может оказаться успешным», — подумал он и, расплатившись с таксистом, направился к хорошо знакомому входу в дом. Сэмюэл приветствовал его и провёл в комнату, заставленную множеством книжных шкафов. Рутенберг прошёлся вдоль них и увидел на одной из полок книгу с заглавием «Либерализм», автором которой являлся хозяин дома.
— Недавно я увидел её на стеллаже у букинистов. Был немного удивлён, увидев на ней твоё имя, купил и прочёл, — сказал Рутенберг. — Понравилась. Не могу сказать, что согласен со всеми твоими идеями. Государство не обязано обеспечивать всем гражданам благополучную жизнь. Но оно должно поддерживать существование свободного рынка, вести прогрессивную налоговую политику и помогать бедным.
— Я написал её ещё в 1902 году. Время идёт и развеивает прежние мифы и представления. Но тогда моя книга позволила сформировать программу либеральной партии, и я стал членом парламента. Конечно, с тех пор мой взгляд на современное общество тоже изменился. Хотя в целом он таким и остался.
Они сели на удобные кожаные кресла, стоящие возле журнального столика. Вошла молодая женщина и поставила на столик графин с апельсиновым соком и два бокала.
— Эти апельсины, Пинхас, выращивают в Эрец-Исраэль. Я всегда прошу хозяйку покупать их в супермаркете.
— Да, очень вкусно, — признал Рутенберг. — Я пью время от времени. Но предпочитаю апельсины всё же есть. Говорят, это полезней.
— Пожалуй, Пинхас, так и надо. Ну, рассказывай, что ты надумал.
— Правительство не предпринимает серьёзных мер против зачинщиков беспорядков. Арабские волнения нарастают и принимают всё более жестокие формы. Нужно что-то предпринять. У меня появился план, который хочу с тобой обсудить.