— Они, конечно, как все евреи, тоже хотят унять арабское восстание. Но большие надежды на переговоры не возлагают. У меня сложилось впечатление, что сионистское руководство попросту не желает отдать нам единоличное право осуществлять политику по отношению с арабами.
— И что Черток предлагает?
— Он и его коллеги пока лишь критикуют слабые моменты нашей инициативы. Ты это знаешь. Мы с тобой о них говорили.
— Я думаю, не нужно ждать их благословения. У меня есть один приличный араб на примете.
— Возьми его на себя, Лейб.
— Хорошо, Пинхас.
Магнес ушёл, оставив Рутенберга наедине со своими невесёлыми мыслями. Он сразу подумал, что его участие в переговорах с арабами весьма желательно. Ни у кого из его друзей-инициаторов нет такого опыта общения с арабами, как у него. Если что-нибудь пойдёт не так, ему придётся укорять только себя. Он позвонил Магнесу и сообщил о том, что хочет участвовать в беседах.
Через два дня начались встречи с представителями арабского населения. Важным собеседником был Муса Алеми, который, по мнению судьи Фрумкина, обладал достаточным влиянием в арабском лагере, чтобы установить в нём порядок и закон. В первый день обсуждали еврейско-арабское противостояние. На следующих встречах говорили о соглашении.
— Не будет никакой договорённости, если евреи не пойдут на сокращение размеров алии. — заявил Муса. — Для нас это самый болезненный вопрос.
— Еврейское руководство согласно с Вашим требованием, — убедительно произнёс Рутенберг. — Но первое, что Вы должны сделать — это остановить восстание и успокоить Ваш народ.
— Я передам ваши пожелания Верховному комитету, — кивнул Алеми.
— Муфтий в силу своего социального статуса должен сотрудничать с британской властью, — произнёс Фрумкин. — Но отряды восставших нападают не только на евреев, но и на британцев. Почему он, стоящий во главе Верховного арабского комитета, не остановит подчинённых ему людей.
— Комитет, да и сам Хадж Амином эль-Хусейни, к моему сожалению, не обладает полным авторитетом в среде восставших. К руководству пришли молодые люди, не склонные к компромиссам.
— Хотелось бы встретиться с одним из них, — предложил Рутенберг.
— Я не знаю ни одного из этих людей, — вздохнул Муса. — Поговорю с Амином эль-Хусейни. Он, конечно, знает.
— Хочу ещё раз напомнить муфтию, что мы стремимся закончить переговоры и оформить совместный документ, который будет принят обеими сторонами, — сказал Магнес. — После этого соглашение утвердит руководство Сохнута — единственный еврейский орган, обладающий полномочиями.
— А у нас решение примет Верховный комитет, — произнёс Муса Алеми.
Он встал с кресла и, церемонно поклонившись, покинул зал. Молодого боевика на беседу он так и не привёл.
Через месяц интенсивных контактов между ними и арабскими собеседниками, встречи прекратились. Рутенберга снова охватило горькое разочарование. Он сознавал, что они так и не сумели найти для переговоров арабов, которые представляли подавляющее большинство населения и обладали в нём реальной властью. Но он видел также, что руководство Сохнута преднамеренно затягивает переговоры. Он явился в Еврейское агентство и обвинил Бен-Гуриона, Чертока и Усышкина в их срыве. А сам опять убедился в том, что его вера в способность нескольких даже весьма знаменитых людей ишува, не обладающих партийной поддержкой, навязать сионистскому руководству и правительству своё мнение иллюзорна и ошибочна.
Он возвращался на север по знакомой ему до мелочей дороге, по которой проехал уже не один раз. В Хайфе его ждали привычные дела электрической компании, брат Авраам и любимая женщина.
Соглашение с Абдаллой
Окна его нового кабинета на станции выходили в сторону залива. Над городом простёрлась упорная июльская жара, а здесь было прохладно и уютно. Сегодня море немного штормило, и белые барашки волн причудливо заигрывали с солнечными лучами. Судно медленно двигалось в порт, который окружала уходящая по склону вверх Хайфа. Он только что провёл заседание, и начальники служб разошлись по своим делам. Он ещё стоял у окна, когда телефонный звонок прервал течение его мыслей. Он подошёл к письменному столу и поднял трубку.
— Господин Рутенберг?
— Да.
— С Вами желает поговорить глава правительства Трансиордании.
— Соедините с ним, — попросил он.
В трубке что-то щёлкнуло, и Рутенберг услышал знакомый голос.
— Хелло, мистер Рутенберг. Это Хасан Халед Паша.
Он многие годы жил в Великобритании и говорил на хорошем английском языке.
— Рад с Вами поговорить, господин премьер-министр.
— Эмир Абдалла предложил мне с моими людьми обсудить с Вами с глазу на глаз очень важный вопрос.
— О чём пойдёт речь?
— О Вашем проекте развития эмирата.
— Где бы Вы пожелали встретиться? — спросил Рутенберг.
— У Вас. Мы приедем в Хайфу по железной дороге.
— Прекрасно, господин премьер-министр. Жду Вас с нетерпением.
Ещё не улеглась в его душе обида за провал инициативы Магнеса, и Пинхас стремился усмирить её работой. Но неожиданный телефонный разговор внушал надежду. Как у владельца концессии у него были с эмиратами разветвлённые коммерческие и политические связи. Шесть лет назад в бытность президентом Национального комитета он обсуждал с Абдаллой вопрос о поселении евреев на землях Трансиодании. А при посещении Эрец-Исраэль лордом Редингом Рутенберг встретился с ним во дворце Верховного комиссара в Иерусалиме. Тогда он предложил эмиру план ускоренного экономического развития Трансиордании и укрепление сотрудничества с еврейским ишувом. По своему осторожному и уклончивому обыкновению эмир воздержался тогда от обязательного ответа на предложение. Он обусловил