Иджес разжал объятия.
— Ты смотри, не опоздай, — он кивнул на часы. Утренний «хелед» на юг уходил сегодня в восемь, инспекция на проходной «Налвэна» собиралась к семи; сарматы уже поднялись, и Гедимин зашёл попрощаться.
— В мае вернёмся, — пообещал Эркенгер, с тревогой глядя на сармата. — Не в начале, так к середине. Ну да не от меня зависит — я не геолог и не строитель. Моё дело — чтоб никто лишнего не сожрал. А вот ты… ты явно собираешься это и сделать.
Гедимин мигнул.
— По реакторам полезешь? Живая точка, всё такое? — Эркенгер выразительно сощурился и достал из кармана горсть ампул. — Флоний. Полдозы после каждого… открывания шлема где не надо. Будь я тут, я бы насильно вколол, — ты ж нахватаешься. Но местные медики… им всё до орбиты Сатурна, пока кости не торчат, или слизь не хлещет. Так что следи сам. Открыл шлем в реакторе — на выходе полдозы флония. «Сигма» там, не «сигма», действует — не действует… Потом за целые мозги сам «спасибо» скажешь!
— Спасибо, — пробормотал Гедимин, высыпая ампулы в карман. Что-то его цепляло — и уже на полпути к ИЭС он понял, что. «Кто ему рассказал про открывание шлема в реакторах? Иджес? Маккензи? При нём-то я даже на станции не работал…»
…На проходной, сразу за турникетами, уже стояли шестеро в лёгкой радиозащитной броне; среди «профессиональных» «нашивок» Гедимин заметил новые полоски с красной надписью «Инспекция».
— Гедимин Кет? — седьмой, ожидающий перед турникетами, смерил сармата подозрительным взглядом. — Прямо сразу в тяжёлой броне? Ну, не так у нас там всё плохо… Ладно, держи нашлёпку. Механик широкого профиля, допуск к ядерному оборудованию, работал в ремонтных бригадах… Раньше в инспекциях бывал?
07 января 07 года. Земля, Северный Атлантис, Ураниум-Сити
— Чего их вообще вперёд пустили⁈ Они что, атомщики? Ликвидаторы?
— Вот без этого добра мы на станции точно обошлись бы! — поддержал кто-то с «нашивками» атомщика на гражданской одежде. — Особенно без вон того амбала…
Последний сармат из инспекции под недовольное ворчание очереди вышел из медчасти. Командир «отряда», разогнув ещё один палец, махнул рукой в сторону станции.
— Ну что, никто из нас не мутант? Тогда сегодня проверяем машзал первого блока.
Всех, кроме Гедимина, передёрнуло.
— В скафандры — и к первому блоку! — скомандовал главный инспектор. Всех снова передёрнуло. Гедимин в недоумении пожал плечами. «Они тут что, тяжёлую защиту впервые видят?»
…В машзале и вспомогательных помещениях говорить пришлось жестами — броню так закупорили, что оборвалась любая связь. Даже Гедимин решил височные пластины пока не трогать — командир и так нервничал, а вылететь из комиссии до первого захода в активную зону реактора было бы глупо. Так что замеченную неполадку обсуждали уже снаружи, за санпропускником, над голографической схемой сборки-энергоприёмника.
— «Если так будет дальше, через два года колонна даст крен…», — пробормотал, повторяя — не вполне точно — слова Гедимина, один из инспекторов. — Это что, как с теми гермоворотами? Всё в порядке, но когда-нибудь… после землетрясения в Ураниум-Сити…
Гедимин сердито фыркнул.
— Тебе что, не просчитать, что куда движется? Видишь? Тут зубцы уже истёрлись…
— На полмикрона, — вполголоса заметил другой инспектор.
— А ты заметишь, когда их вовсе стешет? — Гедимин недобро сощурился. — Через два года сборка накренится, и её начнёт заклинивать. Тогда посрезает и остальные зубцы — и она встанет намертво. Ну? Неужели не видно?
Главный инспектор что-то пробормотал себе в респиратор и сделал на голограмме размашистую пометку.
— Это к дежурным ремонтникам. Если администрация захочет обоснований — к тебе пришлю. А теперь следующий вопрос. Кто идёт в активную зону?
Вокруг загромыхали тяжёлые скафандры — сарматов передёрнуло вместе с ними. Гедимин мигнул. «Нас же тут всего кучка. Можно было набрать без радиофобии?»
— Я пойду, — буркнул он. Инспектор, просветлев лицом, сделал в журнале пометку.
— Реактор не заглушен, учти. «Живая точка» пойдёт тебе в зачёт.
Гедимин, не дожидаясь, пока остальные сарматы «насладятся» радиофобией, двинулся назад к санпропускнику. «Чего мылись⁈ Только мею зря перевели…»
…Височные щитки он сдвинул ещё в санпропускнике — и сразу за гермоворотами почувствовал робкие волокна, сперва на лбу, потом на макушке.
— Давно не виделись, — прошептал он с кривой ухмылкой, чувствуя, как они нагреваются и расползаются от затылка вдоль хребта. — И Айзек уехал… Это я, Гедимин, — помнишь меня ещё?
«Уррхм?» — послышалось внутри черепа, и щупальца плотно обвили грудь сармата. Тот уже отодвигал линзы-«заслонки» в коридоре оттока; сейчас, когда из отсека управления никто не вмешивался, можно было поднять их полностью и пройти почти свободно. «Уррхми-ин?»
— Тихо, от меня вреда не будет, — сармат выпрямился по ту сторону коридора и остановился перед сияющими колоннами топливных сборок. Сердце забилось чаще. «Он пытался произнести имя! А ведь я с ним год не общался…»
Он обошёл активную зону по кругу, спиной к тёмно-синей выстилке-накопителю. Датчики ещё не успели выгореть, механизмы подъёма и спуска сборок были исправны — и в свечении твэлов сармат тоже не заметил ничего подозрительного. Щупальца как обвили его у входа в коридор оттока, так и не отпускали, но хранитель был спокоен — дрогнул и потеплел, лишь когда Гедимин дотронулся до твэлов.
— Тихо, операторов не пугай, — прошептал сармат, гладя сборки. Он старался, чтобы его пальцы не попали между ними и не «отразились» в расчёте реактивности. «Джуурхмииин,» — проурчало внутри черепа, и сармат мигнул. «Новые звуки! „Дж“ у него точно не было… и „урр“ — это „Вайтрок“ так говорил! У него научился? Они общаются⁈»
Перед открытыми глазами вместо активной зоны на секунду встал пятнистый туман, пронизанный серебристыми лучами. Ими обменивались четыре структуры, сияющие зеленью; узнать в них станции даже Гедимину удалось не сразу.
— Хорошо, что общаетесь, — прошептал он, гладя твэлы. — Как он там, с новыми сарматами?
Как