у его отца, к счастью, был повод отвлечься от мрачных мыслей, помимо заботы об организации судебной защиты Мана.
18.26
Хотя выборы в Законодательное собрание Махеш Капур проиграл, ему пришлось опять участвовать в его работе. В штате еще не проводились дополнительные, непрямые выборы в верхнюю палату собрания, Законодательный совет – и, таким образом, состав Законодательного собрания был еще не полным. По закону же законодательный орган должен был собираться не реже, чем раз в шесть месяцев, и поэтому пришлось созывать сессию собрания в старом составе. К тому же надо было утверждать бюджет, и, хотя было бы логично, если бы этим занимались новоизбранные законодатели, колеса финансово-экономической машины не могли останавливаться, дожидаясь их. С апреля по июль 1952 года, то есть в течение первой трети нового финансового года, старый состав Законодательного собрания работал над так называемым вотированием бюджета.
В начале марта обе палаты Законодательного собрания проводили совместную сессию, на которой должен был выступить с обращением губернатор штата. Выслушав его речь, законодатели вынесли ему вотум благодарности, после чего развернулась ожесточенная полемика о политике правительства, состоявшего из членов Конгресса, и о том, как были организованы выборы. Наиболее воинственно были настроены главным образом те, кто проиграл предвыборную гонку и для кого выступление в этих стенах было последним – по крайней мере, в ближайшие пять лет. Поскольку губернатор был скорее номинальным, нежели фактическим главой штата, текст его речи был написан в основном главным министром С. С. Шармой.
В речи губернатора кратко затрагивались события последнего времени, достижения правительства и планы на будущее. Партия Конгресс получила три четверти мест в нижней палате и благодаря системе непрямых выборов должна была добиться подавляющего большинства также и в верхней. Говоря о прошедших выборах, губернатор мимоходом заметил: «Я уверен, что вы, как и я сам, рады тому факту, что почти все министры прежнего кабинета вернулись к своим обязанностям». Многие в зале посмотрели при этом на Махеша Капура.
Губернатор также выразил сожаление в связи с тем, что правительство все еще не может провести в жизнь закон об отмене феодально-помещичьего землевладения, который до сих пор не был утвержден Верховным судом.
– Могу только заверить вас, – добавил он, – что мы незамедлительно приступим к воплощению закона в жизнь, как только суд его одобрит.
В ходе последовавших дебатов бегум Абида Хан темпераментно выложила все, что думает по поводу того и другого вопроса. Всем известно, заявила она, что правительство прибегало в ходе предвыборной кампании к незаконным действиям – в частности, предоставляло своему кандидату государственные автомобили для разъездов, и, несмотря на это, министр, наиболее тесно связанный в общественном мнении с лишением заминдаров их собственности, вполне заслуженно проиграл выборы. Сама Абида Хан была избрана в Законодательное собрание, но большинство других членов ее партии не прошли, и это ее злило.
Ее выступление спровоцировало всеобщий скандал. Члены Конгресса возмущались ее стараниями разжечь затухающие угли завершившегося процесса выборов. И даже Л. Н. Агарвал, втайне радовавшийся неудаче Махеша Капура, осудил методы, применявшиеся в ходе выборов – но не членами Конгресса, а «отъявленными коммуналистами» определенного племени. В ответ бегум Абида Хан стала говорить о попытке убийства и «гнусном заговоре с целью стереть сообщество, находящееся в меньшинстве, с лица нашей общей земли». В конце концов спикеру пришлось ее прервать, сказав, что дело, на которое она ссылается, еще подлежит судебному разбирательству и вообще не имеет отношения к вопросу о том, чтобы вынести вотум благодарности губернатору за его речь.
Махеш Капур сидел, опустив голову и не участвуя в дебатах. Он присутствовал здесь только по обязанности и предпочел бы находиться в любом другом месте. Бегум Абида Хан, говоря о племяннике, который едва не отправился в мир иной, призывала Бога и спикера установить справедливость, чтобы кровавый злодей, нанесший племяннику рану, едва не ставшую смертельной, понес заслуженное наказание. При этом она театральным жестом указала пальцем на Махеша Капура и тут же направила палец к небесам. Махеш Капур закрыл глаза и представил себе Мана в тюрьме. Если раньше у него была возможность спасти сына, используя свое влияние, теперь такой возможности не было.
Вотум благодарности был принят, как и ожидалось, подавляющим большинством, затем последовали рутинные законодательные дела вроде объявления об утверждении президентом или губернатором тех или иных инициатив, об отставке членов Законодательного собрания, избранных в парламент, а также вынесения на обсуждение ряда постановлений, которые необходимо было принять в перерыве между сессиями. Затем сессия прервалась на несколько дней по случаю Холи, чтобы вновь собраться после праздника для вотирования бюджета.
18.27
Холи на этот раз никак не отмечали ни в Прем-Нивасе, ни в доме Прана. Все, что происходило в прошлом году: макание профессора Мишры в ванну розовой воды перебравшими бханга Маном и Имтиазом; мокрая и перемазанная розовым порошком Савита, со смехом и слезами обещающая отомстить; заботы госпожи Капур о том, чтобы все внучатые племянники и племянницы из Рудхии получили свои любимые сласти; газели в исполнении увешанной драгоценностями Саиды-бай перед восхищенной мужской аудиторией и ревнивой женской, столпившейся на балконе, – все это казалось какой-то неправдоподобной фантазией.
Единственное, что позволил себе Пран, – мазнуть красным и зеленым порошком по лбу Умы. Это был первый Холи в ее жизни, и отец благословил ее невинность и неведение о темных и трагичных сторонах жизни.
Лата пыталась заниматься, но ученье не шло ей в голову. Сердце ее было переполнено тревогой за Мана, сочувствием к его близким и волнениями, связанными со своей предстоящей свадьбой. Госпожа Рупа Мера, узнав о единолично принятом Латой решении, разрывалась между возмущением и восхищением дочерью. Перед тем как сообщить матери об этом, Лата показала ей письмо Хареша с выражением любви к ней и извинениями за свой внезапный отъезд. Не зная, то ли прижать дочь к груди, то ли дать ей сначала легкого тумака за то, что не посоветовалась с ней, госпожа Рупа Мера разразилась в конце концов слезами.
Само собой, о том, чтобы праздновать свадьбу в Прем-Нивасе, не могло быть и речи. От Санни-Парка Лата отказалась ввиду отношения Аруна к Харешу. Баллигандж, где жила семья Чаттерджи, отпадал сразу по нескольким причинам. Оставался только дом деда, доктора Кишена Чанда Сета.
Будь на месте Рупы Меры доктор Сет, он обязательно дал бы Лате тумака. Шлепнул же он когда-то Рупу Меру за то, что она, по его мнению, неправильно ухаживала за годовалым Аруном. Ему никогда не хватало терпения с людьми некомпетентными и своевольными. Он наотрез отказался поощрять свадьбу внучки, не говоря