канала, и Золтан не стал продолжать разговор на эту тему.
– Я разузнал то, что ты просил, – сказал он вместо этого. – Цурбааген – город морской, молочные хозяйства здесь не в чести, сыров хватает привозных. Свой сыр здесь варит только Аксель Бауэр, причём три сорта. Говорят, вкусные, хотя я не пробовал. Это на восточной окраине, за сукновальней Гинбера. Выяснить было не так уж сложно. Вот только не могу взять в толк, зачем это тебе понадобилось.
– Там Арнольд.
– Что?
– Я сказал, что там Арнольд. Наверное, и Линора тоже там.
– С чего ты взял?
– Долго объяснять. Как туда пройти?
– Нет, погоди, погоди, – Золтан протестующе поднял руку. – Пусть даже ты прав, тебе нельзя туда! Наверняка он там не один. Я пошлю своих людей, они всё выяснят…
– Хватит, Золтан! – травник обернулся к нему с лицом мрачнее тучи. – Ты опять играешь в свою игру: всё у тебя по полочкам, всё расписано… А я так не могу! Твоя игра – это моя жизнь. Я боюсь опоздать. Ли плохо, но она ещё жива. Я должен успеть.
– Всё ещё хочешь вернуть её?
– Хагг, хватит! Хватит! – Жуга метнулся прочь от парапета. – Яд и пламя, как ты не поймёшь…
Отступая, он ненароком толкнул проходившего мимо человека. Обернулся, бросил устало: «Я извиняюсь» и двинулся дальше, но не тут-то было. Прохожий – одутловатый малый лет восемнадцати, добротно одетый и уже при мече, ухватил травника за полу рыжего плаща, рванул и развернул лицом к себе.
– Он извиняется! – воскликнул он и обернулся, апеллируя к дружкам, которые, как оказалось, следовали позади. – Ха-ха! Нет, вы только посмотрите на него! Он извиняется!
Те нестройно заржали. На скулах у травника заходили желваки.
– Я ведь, кажется, ясно сказал, что извиняюсь, – повторил он.
– А мне плевать, что ты сказал! – парнишка продолжал наседать на травника, с акцентом перекрикивая ветер. – Я не позволю… – он вынул меч. – И ты не сметь… не смеешь… Раз носишь меч, так вынимай его и дури… умрись как мужчина!
– Дуэль! Дуэль! – с восторгом подхватила пьяная компания. – Сражайтесь, чёрт дери!
От заводилы крепко разило табаком и пивом. Травник помедлил, исподлобья оглядел всех четверых.
– Что ж, – сказал он, – ладно. Пусть будет так.
Одним движеньем травник выхватил меч и с разворота перешёл в атаку. В три удара оттеснил противника к парапету и с коротким шорохом заплёл стальное кружево. Клинок забияки взлетел в воздух. Студиозус рванулся подхватить его, порезался и выронил опять, да так и остался стоять, глядя, как меч упал в воду и утонул.
– Моё почтенье, – травник отсалютовал, вернул меч в ножны и быстрым шагом удалился. Рыжее крыло плаща взметнулось на ветру и скрылось за углом. Три подгулявших парня оторопело смотрели ему вслед, забыв про своего дружка, который, пыхтя и ругаясь, зажимал порез на ладони. Золтан притворился, будто смотрит в сторону. Наконец они опомнились, шумно засуетились над раной и вскоре ушли.
Золтан задумчиво смотрел на переулок, в котором скрылся травник.
– Весь мир скользит по льду… – произнёс он негромко. – Может, не такая уж плохая штука эта АэнАрда? Неужели он таки понял, что нельзя делить людей только на чёрных и белых?
Мгновение он колебался, затем поглубже нахлобучил шляпу, запахнул плащ и решительно зашагал в другую сторону, бормоча себе под нос: «И сказал волк Красной Шапочке: «Вот эта дорога ведёт к твоей бабушке» и указал ей на длинную. А сам побежал короткой…»
С этими словами он ускорил шаг и растворился в мокрых сумерках зимнего Цурбаагена.
* * *
Снег сыпал серой пеленой, уже не крошками, но хлопьями. Стало ещё холоднее. Плащ травника набух водой. Проплутав примерно час, Жуга наконец выбрался на восточную окраину, где за маленькой церковью примостилось приземистое покосившееся здание сукновальни. От кладбища его отделял высокий полуразломанный забор, сквозь дыры в котором виднелись сараи, телеги и сваленный в углу двора мусор. В щелях меж ставнями мерцал неяркий свет. Работа здесь не прекращалась даже ночью. Плескалось колесо, сквозь шум дождя слышался приглушённый стук валяльных мельниц. Люди стремились урвать последние рабочие дни, прежде чем лёд скуёт ручей. Пахло жжёным деревом, мочой и мокрой шерстью, при каждом шаге под ногой хрустели головки ворсовальных шишек [38]. Ошибиться было невозможно.
Дальше путь преграждала вода. Жуга огляделся в поисках моста или обходной дороги, ничего не нашёл и решительно полез через забор. Таиться не имело смысла – судя по истоптанной глине, этим путём пользовались часто. Жуга остановился, соображая, куда идти теперь. Этот район города был ему совершенно незнаком. Он двинулся в обход сукновальни, вскоре оказался у распахнутых ворот, прошёл сквозь них и дважды повернул. Чуть выше по течению ручья его взгляду открылся двухэтажный дом, отделанный фахверком с белой штукатуркой. Вывеска с надрезанной на скибку сырной головой, похожая на ухмыляющуюся рожу, говорила за себя: перед ним была сыроварня. Жуга помедлил у дверей, поправил меч и постучался.
После недолгой тишины послышались шаги.
– Кого там носит в такую собачью погоду?
Голос был слегка надтреснутым – говоривший был простужен. Жуга замешкался; он не подумал, что сказать заранее.
– Передайте Арнольду, что его ищет Лис, – сказал он.
– Какой ещё лис?
– Соломенный.
Возникла удивлённая пауза.
– Нету здесь никакого Арнольда, – опять занудили за дверью. – Проваливай. Если сыру нужно, завтра приходи.
– Да не нужен мне ваш сыр! – разговор помаленьку начинал Жуге надоедать. – На днях вы взяли нового работника. При нём девчонка. Скажи ему, пусть выйдет. Надо поговорить.
– Вот завтра и поговоришь. Давай дуй отсюда подобру-поздорову…
– Открыл бы лучше. Я ведь дуну, так домик развалится.
– Иди, иди.
– Ах, так…
Недолго думая, травник вытащил меч, коротким ударом вогнал лезвие между неплотно сбитых досок и методично принялся выпиливать замок. Сырое дерево крошилось с мягким хрустом.
– Э! Э! – засуетились с той стороны. – Ты чего? Куда пилой полез? С ума сошёл?! Ты мне всю дверь поломаешь! Ах, чтоб тебя… Да погоди ты!
Травник прекратил орудовать мечом. Залязгали засовы. Дверь распахнулась, в коридоре замаячила бледная физиономия привратника. Глаза его испуганно таращились во тьму.
– Кто здесь?
– Я уже представился, – Жуга отодвинул его плечом и вошёл. – Где люди?
– Наверху… Ох, господи, да что это делается…
– Дверь можешь закрывать: я один. Свет не нужен.
Обширное помещение первого этажа загромождали длинные столы и бродильные чаны. Над плитой виднелся край котла, вмурованного в печку, котёл прикрывала крышка. В углу громоздились мешки. Дальнюю стену занимали полки с посудой и этажерки с формовочными рамками. В воздухе витал кисловатый дух недобродившей сыворотки. Единственная лестница вела наверх, никаких