Походка! Жесты! Манера говорить! А ноги? Не у каждой женщины такие! Да и на вид она разве что в талии широковата, а так… Ты не поверишь, Золтан, но я в неё чуть не втрескался.
– Почему не поверю? – пожал плечами Хагг. По лицу его скользнула тень улыбки. – Очень даже поверю. Не пойму лишь, как ты догадался.
Жуга нахмурился.
– Это трудно объяснить… – пальцы его сплелись в замок. – Я чувствовал: что-то не так. Меня насторожило то, что она живёт одна, без мужа и без слуг. И это в городе, где замуж выдают в двенадцать лет!
– Ну и что такого? Бывает так, если нет приданого.
– Не мели чепухи! – фыркнул травник. – Бесприданница, которая живёт в отдельном доме, носит шёлк и горностая? Ты с ума сошёл, так не бывает. Потом, она ужасно много знает. Женщина не может столько знать.
– Она волшебница, – напомнил Хагг.
– Пусть даже так, всё равно. Вы в городах ужасно строго содержите жён. «Три К – Kirchen, Küchen, Kinder» – так ведь у вас говорят? Где им получить такие знания? Они тут ходят, не поднимая глаз, на улице им нельзя ни посмеяться, ни поболтать с подружками. А Герта… Разве она такая? Повстречай я такую женщину где-нибудь в деревне, я бы мало удивился, но здесь…
Он помолчал, раздумывая на ходу. Потряс головой и продолжил:
– Но догадался я только сегодня. Мне руки подсказали.
– Руки? – Золтан поднял бровь. – Э-ээ… В каком смысле? Ты её…
– Руки, – сердито взглянув на него, повторил Жуга, – значит руки. Её руки. Она пересаживала розы – ну, из одних горшков в другие – и я вдруг подумал: а не слишком ли она сильна для девушки? Но это так, ерунда, я бы позабыл об этом, если б не огонь. Видишь ли, Золтан, огонь – не женская стихия.
– Много ты знаешь! – хмыкнул тот. – Хороший волшебник может работать с чем угодно.
– Так-то так, – согласился Жуга, – но каждый выбирает то, с чем ему легче работать. А Герта пользуется огнём почти всегда.
– Да-а… – Золтан остановился, сложил руки на груди и прислонился к каменному парапету. Потеребил усы. – Уделал ты меня, Жуга. По-честному сказать, я не думал, что об этом так несложно догадаться. Ну, хорошо. Допустим, ты бы знал всё это. Выслушал бы ты её с таким вниманием? Внял бы ты её советам? А? А может быть, послал её подальше?
Травник не ответил. Вместо этого замедлил шаг и огляделся.
Они остановились на мосту. Было холодно. Смеркалось. С запада шёл шторм, в порту шумел прибой, и даже здесь, в канале, волны пенились барашками. Брызги долетали до прохожих. Плащ травника плескал и хлопал на ветру. Баржи качало. Плетённые из пеньки кранцы вдоль бортов пружинили в береговой гранит, гася удары. На краткий миг Жуга ощутил себя таким же канатным валиком, оказавшимся меж двух кораблей, которые давно бы разнесли друг друга в щепки, если бы не он.
– Кто он такой… она такая?
– Его зовут Кай Хансен. Не хочу тебе рассказывать всю его историю, скажу лишь, что ещё мальчишкой он попал к местной волшебнице; она его украла прямо с улицы, когда он с друзьями катался на санках. Хедвига де ла Тур, белая ведьма. Она была сумасшедшей. Держала его взаперти, била, заставляла носить женскую одежду… Немудрено, что он не решался сунуть нос на улицу в таком виде. Бог знает, чего она хотела, Герта мне об этом никогда не говорила. Но у парня были все задатки, чтобы стать чародеем. Она обучила его всему, что знала, до многого он сам дошёл – когда сидишь один среди книг, то делать нечего, кроме как читать. Когда она умерла, дом отошёл Герте.
– Они… Она с ним… – травник замешкался. – То есть, я хочу сказать, они с ним спали – эта Хедвига или кто-нибудь ещё?
– Нет, – Хагг повернулся к травнику. – Ни с кем и никогда. Девственность ценится в магии. Тем более, – он усмехнулся, – что если девственницу в наше время ещё можно отыскать, то девственника – вряд ли.
– Что было потом?
Золтан пожал плечами:
– Не знаю. Я не знаю. Должно быть, у парня что-то сдвинулось в голове. Шутка ли – полжизни проходить в девчачьей юбке. Жить по-другому он уже не мог. Так или иначе, но ему пришлось выйти на улицу. Мальчишку Кая все забыли. Так появилась Герта. Никто ничего не заподозрил. А те, кто захотел пощупать, что у неё под платьем, дорого за это поплатились.
– Никто и ничего?
– Кроме меня.
– Когда это случилось?
Веки Золтана опустились.
– Давно.
Волна взметнулась вверх, порыв ветра швырнул в них клочья пены.
– Плохое время, – Золтан вытер ладонью лицо. – Мокрая зима. Начало декабря, а лёд ещё не встал. В другие годы в эти дни народ уже давно бы катался на коньках.
– На чём катался?
– На коньках. Такие штуки, как ножи. Их привязывают к башмакам и бегают по льду. Наверное, ты слышал поговорку: «Die verlt gaat op scaetsen» – «Мир катится на коньках»? Так вот, это про них.
Он помолчал. Перевёл взгляд на травника.
– Вот я и спрашиваю тебя: этот человек принял тебя как друга, помог тебе в беде и не попросил никакой платы. Неужели после этого тебе так важно, что у него между ног?
Жуга медлил с ответом.
– Ты говоришь о Гертруде то «он», то «она», – сказал он наконец. – Как мне теперь её звать?
– Ты сам ответил на свой вопрос, – вздохнул Золтан. – Человек, это ведь не только его естество. Одной одежды тоже недостаточно. Она живёт как женщина, двигается, говорит и мыслит как женщина. Те, другие, которые в тавернах подрабатывают шлюхами, они играют в это. Плохо ли, хорошо, но играют. Притворяются. А она не играет. Взгляни правде в глаза: Кай давно уже умер. Зови её Герта. Она будет тебе благодарна. Да, кстати, если говорить о любви… ты не одинок в своих страданиях.
– Что? – травник поднял голову. – Это ты о чём?
– О Вильяме. Похоже, он к ней тоже неровно дышит.
– Вилли?! Чёрт! – Жуга ударил кулаками в парапет. – Чёрт, чёрт! Только этого недоставало! Ну что за жизнь! Как только думаешь, что всё в порядке, всё тут же идёт наперекосяк.
– Похоже, то, как вы разделали Селёдку, произвело на него впечатление.
– Сопляк, – травник сплюнул. – Он так и не понял, насколько был близок к смерти. Да, это может добавить нам хлопот…
– Правду знаем только ты и я. Позаботься, чтобы Вильям не узнал.
Жуга медленно кивнул, глядя вниз, на холодную воду