послал». Старик предлагает братьям продать ему мать – она у них лишняя. Сыновья очень рады. Они выводят ее, двое под руки, третий сзади. Когда они хотят отпустить руки, то не могут этого сделать: «старуха к ним приросла».
Другой порок, характерный для крестьянина, – это скупость. Для русских крестьян она, может быть, менее типична, чем для крестьян немецких и французских (достаточно вспомнить некоторые крестьянские рассказы Мопассана). Скупость вызывается бедностью. Однако, несмотря на свою бедность, настоящие крестьяне презирают лихоимство, жадность и скупость и делают героями своих рассказов бескорыстных бедняков, а стяжателей подвергают насмешке и уничижению. В сказке «Убогий» (тип 750*, 1, Аф. 347) герой – мужик Нестёрка, у которого детей шестерка. Ему нечем жить. Он погружает своих детей в телегу и едет побираться. По дороге он встречает убогого, нищего без ног, и берет его с собой. Они выпрашиваются ночевать в богатую избу. Хозяйка велит детей уложить под лавку, а безногого посадить на полати. Приезжает хозяин: «Что за людей напустила?» – «Это нищие, ночевать выпросилися». – «Нужно было! И на улице б ночевали!» К ужину нищих не зовут, они питаются сухой просвиркой. На дворе стоят хозяйские возы с добром, лошади заложены и жуют овес. Ночью убогий уговаривает Нестёрку уехать. Тот погружает своих детей в телегу и едет. И происходит чудо. Лошади, запряженные в возы с добром, сами трогаются и идут с возами за Нестёркой. Происходит и второе чудо. Убогий посылает Нестёрку обратно, так как он забыл рукавицы. «Пришел Нестёрка – а того дома как не бывало, сквозь землю провалился! Одне рукавицы на печном столбу уцелели». Убогий объясняет, что эти возы – неправедно нажитое добро. «Возьми себе эти 12 возов со всем, что есть», – говорит убогий и исчезает с глаз.
Так крестьянин выражает свою мечту о перераспределении богатств. Богатый и скупой уничтожен, а имущество достается бедняку. Правда, крестьянин смутно понимает, что такое перераспределение еще не означает справедливости. Есть рассказы, в которых разбогатевший бедняк сам становится кулаком и начинает притеснять бедных (тип 751 C*; см. 122, 262).
Чисто по-крестьянски скупой наказывается не при жизни, а после смерти. Есть рассказ «Смерть скупого» (тип 760 А,* Аф. 370). Этот рассказ уникальный. Он имеется в единственной записи у Афанасьева. Рассказ очень короток, приведу его полностью: «Жил-был скупой скряга, старик; имел двух сыновей и множество денег; послышал смерть, заперся один в избе и сел на сундук, начал глотать золотые деньги и есть ассигнации и так покончил свою жизнь. Пришли сыновья, положили мертвого под святые иконы и позвали дьячка читать псалтырь. Вдруг в самую полночь является в образе человека нечистый, поднял мертвого старика на плечо и сказал: „Держи, дьячок, полу“. И начал трусить старика: „Деньги твои, а мешок мой!“. Понес его, и невидим стал». Рассказ этот кое в чем производит впечатление пересказа, сделанного записавшим его («в образе человека», «имел двух сыновей и множество денег»). Однако сюжет, несомненно, подлинный. Рассказ записан в Саратовской губернии. Образ скупца, запершегося в избе и глотающего монеты и ассигнации, передает последнюю, ужасающую степень страшного порока и дан с огромной художественной силой.
Глава V
Кумулятивные сказки
Общая характеристика кумулятивных сказок
Как мы видели, выделение в особый разряд волшебных сказок, произведенное еще Афанасьевым, оправдывается анализом этих сказок. Афанасьев шел чисто интуитивным путем, современное же выделение основывается на изучении внутренних структурных признаков сказки и может быть произведено с достаточной научной точностью.
По признаку особенностей структуры следовало бы выделить и другие виды сказки, но сделать это мы сейчас еще не можем, так как эти структурные особенности других видов сказок недостаточно изучены.
Есть, однако, один, правда, не очень обширный вид сказок, которые обладают настолько специфическими композиционными и стилевыми особенностями, что выделение их в особый разряд не вызывает никаких сомнений. Это так называемые кумулятивные сказки [965].
Существование кумулятивных сказок как особого вида было замечено давно, но не были сделаны соответствующие выводы ни для классификации, ни для изучения сказки. Так, перерабатывая и переводя на английский язык указатель сказок Аарне, американский ученый Томпсон предусматривает для них 200 номеров (Cumulative, 2000–2199). Переводя тот же указатель на русский язык, проф. Н. П. Андреев вносит один сводный номер для всех кумулятивных сказок, озаглавив его «Кумулятивные сказки разного рода» (Андр. 2015 1). Таким образом, оба исследователя столкнулись с необходимостью как-то выделить этот материал, но пошли противоположными путями: один предусматривает двести типов сказок, другой – один. При этом, однако, вопрос о том, какие же сказки называть кумулятивными, остается неясным, и большое количество типичных кумулятивных сказок рассеяно по другим разрядам. Особенно много кумулятивных сказок значится в разделе сказок о животных. Система Аарне не дает возможности точного их выделения, и попытки внесения в указатель коррективов носят компромиссный характер. Здесь нужны не коррективы, а нужна, по существу, новая система классификации, построенная на изучении поэтики сказки.
По нашим данным, в русском сказочном репертуаре можно насчитать около 20 различных типов кумулятивных сказок. Однако, прежде чем перейти к рассмотрению русского материала, необходимо решить вопрос, что, собственно говоря, представляют собой кумулятивные сказки. Неясность этого вопроса приводит не только к путаной классификации, но и к ложным заключениям по существу изучаемого материала. Так, Б. М. Соколов в своем курсе фольклора посвящает особую главу композиции и стилю сказок о животных. Эта глава, однако, целиком основывается на кумулятивных сказках, а сказка о животных не представлена буквально ни одним примером [966]. А. М. Смирнов в своей статье «Творчество слова в народной сказке»[967] также, сам этого не замечая и нигде не оговаривая, рассматривает только кумулятивные сказки. Термин этот ни тем ни другим автором не употребляется.
Основной композиционный прием кумулятивных сказок состоит в каком-либо многократном, все нарастающем повторении одних и тех же действий, пока созданная таким образом цепь не обрывается или же не расплетается в обратном, убывающем порядке. Простейшим примером нарастания, ведущего к разрыву цепи, может служить всем известная «Репка» (тип 2044=АА. 1960* Д 1), примером обратного развития цепи – сказка «Петушок подавился» (тип 2021=АА.* 241 1, 2032; ATh 2021А). Кроме принципа цепи возможны и другие виды постепенного нарастания или нагромождения, ведущего к какой-нибудь внезапной комической катастрофе. Отсюда и название сказок (cumulare – «накоплять, нагромождать, увеличивать»). В английском языке они именуются cumulative/accumulative stories, в немецком – Kettenmärchen, Häufungsmärchen, Zählmärchen, во французском – randounées.
В этом нагромождении и состоит весь интерес и