Они приходили еще три раза. Швыряли ему черствую лепешку и мочились в кувшин с водой. Юноша сильно ослабел от голода. Он даже пробовал грызть разбросанные по полу кости, но, увы, на них совершенно не осталось плоти. Лежа на холодном полу, Треплос простудился, и грудь его рвал резкий сухой кашель.
«Я умру здесь», — подумал поэт, и на ум сразу пришли полные безнадежной тоски строки:
Вовсе на свет не родиться — для смертного лучшая доля,Жгучего солнца лучей слаще не видеть совсем.Если ж родился, спеши к вожделенным воротам Тарара:Сладко в могиле лежать, черной укрывшись землей.
Но в очередной раз, когда измученный юноша уже с трудом передвигался по своей темнице, сверху упали три лепешки. Ничему не удивляясь и ничего не спрашивая, он жадно ел, запивая черствый хлеб кислым, удивительно вкусным пивом.
— Эй, чужак! — окликнул его писклявый евнух.
Треплос поднял глаза и тут же сощурился от нестерпимо яркого света факела. Что-то тяжело плюхнулось на пол, подняв тучу пыли. Поэт с удивлением понял, что это свернутая баранья шкура. Крышка люка задвинулась.
С этого дня кормить стали чаще. Приносили чистую воду и пиво. Маячившая впереди голодная смерть отступила. И сами собой родились новые стихи.
Если бы в мире прожить мне без тяжких забот и страданийЛет шестьдесят, — а потом смерть бы послала судьба!
Он в который раз обследовал подземелье в тщетных поисках выхода. Но по-прежнему безуспешно. Хотя, если стали кормить, значит, он им нужен. Вот только юноша даже не мог предположить: кому и зачем?
Обострившийся за время заключения слух уловил над головой голоса нескольких человек.
«Неужели меня нашли!? — обрадовался Треплос, вскакивая с кишевшей блохами овчины. — Это, наверное, маг Тусет!»
Кто-то отодвинул крышку.
— Ты там? — рявкнул незнакомый голос.
— Да, да! — отозвался поэт, подбегая к люку и мучительно щурясь. — Я здесь, господин Тусет!
На миг ему показалось, что потолок темницы рухнет от злобного хохота.
— Колдун — твой Тусет! — чуть помедлив, проговорил незнакомец. — Казнят его на днях.
— Что? — Треплос застыл с открытым ртом. — Как казнят? А я?
— Это как наш господин решит, — рассудительно ответили сверху.
— Хватит болтать! — оборвал их разговор властный голос. — Тащите его.
Поэт едва не задохнулся от счастья, услышав эти слова. Из люка опустилась толстая веревка с петлей на конце.
— Становись в неё ногой! — скомандовал знакомый евнух.
Юношу быстро втащили наверх. Сильные руки подхватили и поставили на пол рядом с саркофагом.
— Ну и вонища от тебя, чужак.
В раскрытую дверь бил яркий дневной свет, глаза Треплоса наполнились слезами, и он почти ничего не видел.
— Мерзкий чужак, — пропищал евнух. — От тебя несет как от протухшего бегемота.
— Здесь нечем дышать от твоей вони, — пробасил его приятель.
— Пошли вон! — негромко приказал властный голос. Тюремщики поэта торопливо покинули гробницу, прикрыв за собой дверь.
Только сейчас юноша смог разглядеть оставшихся в помещении людей. Двое знакомых мождев стояли у выхода, с ленивой настороженностью поглядывая на него. Чуть в стороне привалился к стене высокий смуглый мужчина в ослепительно-белой юбке с полосатым передником. Пышный парик прикрывал белый платок с красными полосами. На могучей груди сверкало широкое серебряное ожерелье. За поясом торчал короткий меч с рукояткой, украшенной красным камнем. Карие глаза на красивом мужественном лице с брезгливым любопытством разглядывали поэта.
— Ты хочешь жить? — раздался из темного угла сиплый, удивительно безжизненный голос.
«Наверное, так должны говорить посланцы смерти», — подумал поэт и втянул голову в плечи.
Из темноты вышел сухощавый мужчина в застиранной юбке, парике из овечьей шерсти и серым незапоминающимся лицом.
— Тебе задали вопрос, чужак, — нахмурился богато одетый стражник.
— Очень хочу, — тихо ответил Треплос.
— И что ты готов сделать, чтобы выжить?
— Все, что угодно, — не раздумывая, ответил юноша.
Мужчина с серым лицом кивнул. Один из мождеев достал из-за саркофага корзину.
— Ешь.
Дрожащими руками поэт снял плетеную крышку. Внутри оказалась половина жареной утки, яблоки, изюм, мягкие булки и кувшин с вином. Он разложил все это богатство на крышке гроба и с жадностью накинулся на еду.
— Твой приятель Алекс убил слуг Тусета по его приказу.
От этих слов хрупкого келлуанина, юноша чуть не подавился.
— Он хотел и тебя заставить участвовать в этом грязном деле, но ты сбежал и скрывался в пустыне.
Высокий красивый мождей ухмыльнулся.
— Я ничего не перепутал? — поинтересовался незапоминающийся мужчина. — Или ты соскучился по своему новому жилищу?
Он постучал пальцем по саркофагу.
— Можно помочь, и эта гробница станет твоей гробницей.
Треплос сообразил, что маг стал жертвой каких-то интриг, возможно связанных с теми загадочными папирусами.
— Я не совсем хорошо помню, когда Алекс приказал мне убить всех в доме Тусета? — промямлил он с набитым ртом.
По тонким сухим губам келлуанина скользнула тень улыбки.
— Ты так долго скитался в пустыне, что совсем потерял счет дням.
— Так и есть! — поэт сделал большой глоток, проталкивая в желудок плохо прожеванную пищу. — А зачем надо было убивать слуг Тусета?
— Твой бывший хозяин оказался колдуном, — любезно разъяснил собеседник. — Он приказал Алексу принести в жертву злобным демонам добрых келлуан.
— А я сбежал? — уточнил Треплос.
— Да.
— И я должен это кому-то подтвердить?
— Ты догадлив, — одобрительно кивнул мужчина. — Ешь, набирайся сил.
Он обратился к красивому мождею.
— Я же говорил, Моотфу, что либрийцы очень понятливый народ.
— А я смогу потом уехать в Нидос? — с нескрываемым опасением поинтересовался юноша.
— Да, — быстро ответил келлуанин. — Мы и там найдем для тебя дело.
— Благодарю, господа. Я буду верно служить вам, — он поклонился сначала одному, потом другому, потом монументально застывшим охранникам.
— Вот только я многое забыл, — поэт вытер рот тыльной стороной ладони. — Не могли бы вы мне напомнить, как это было?
Тот, кого назвали Моотфу, звонко рассмеялся.
— Он мне нравится, Убисту! Ты правильно поступил, не отправив его.
По губам серолицего вновь промелькнула тень улыбки.
— Похвально, что ты быстро соображаешь и так легко готов предать своего господина.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});