прислушался, очень надеясь на то, что показалось. – Руслан! – ближе, громче, надсаднее. – Руслан! Бекетов!
Черт. Ну что за херня? Почему бы им всем не оставить меня в покое?!
Нехотя направился к выходу, а крики становились все надрывнее. Эта безумная уже вопила возле моего крыльца, и когда я вышел на улицу, вокруг уже собралась толпа зевак: соседи, те, кто проходил мимо, откуда-то прискакал Кирилл, даже Наташка и та подступила ближе, подозрительно рассматривая кричавшую женщину. Она выглядела совершенно безумной: всклокоченные черные волосы, местами приправленные седыми прядями; неровно накрашенные с подтеками туши глаза – большие, на выкате, с нездоровым блеском; перекошенный рот, намалеванный жуткой красно-оранжевой помадой. На ней был пестрый застиранный махровый халат до самых пят, с развязанным поясом, конец которого волочился по земле, резиновые шлепанцы поверх носков.
От ее вида волосы на загривке встали. Жуткая!
Волчица! Чужая, незнакомая! Куда смотрит охрана, мать их?! Убью! Пропустить чужака на территорию стаи!
Ее взгляд был прикован только ко мне. Злой, безумный, торжествующий. Всех остальных она просто не замечала. Только меня.
– Руслан! – снова прокричала, несмотря на то, что я уже был близко. Карканье старой вороны – иначе и не скажешь.
– Заткнись! – осадил, спускаясь по ступеням. Она тут же замолчала, не в силах побороть мой приказ. – Кто ты? И какого хрена делаешь на моей территории? – злость, что расползалась по венам, действовала лучше любого анальгина. Я почувствовал, как похмелье начало отступать.
– Плохо выглядишь, – глумливо улыбаясь, произнесла она, вызывая еще больший гнев.
– У тебя есть минута, чтобы сказать, зачем ты здесь. Время пошло.
Вышвырну ее, как дворовую шавку, собственными руками.
Она сделала шаг ко мне, заглянула в глаза и тихим голосом, от которого мурашки вдоль хребта поскакали, спросила:
– Каково оно, Руслан?
З**бись! Вслух же произнес:
– Двадцать секунд прошло. Твои загадки разгадывать не собираюсь.
– Как тебе живется… без пары?
Словно ледяной водой облили. Волк внутри тут же вскинулся, оскалил зубы.
– Проваливай!
– Не ломает от того, что все закончилось, а?..
Сука, еще как ломает! Только это мое личное дело! И какая-то косматая шалава сильно рискует, задавая такие вопросы.
– …А как тебе, осознавать, что сам – своими собственными руками – выкинул ее? Растерзал? Приятно?..
Какого хера?! Откуда эта баба знает о том, что между нами произошло?
– …Ночами нормально спится?..
Не задумываясь, метнулся к ней, схватил за ворот так, что ткань жалобно затрещала, расползаясь под моими пальцами, а она без капли страха смотрела мне в глаза, не скрывая триумфа:
– …Подыхаешь без нее, да? – выплюнула, презрительно скривив губы. – Но поверь – это еще только начало.
Встряхнул ее грубо, еле сдерживаясь, чтобы не обратиться, не показать ей, как умею терзать.
– Я не понимаю, что за игру ты затеяла, но мое терпение на исходе.
– Мне нечего терять, Бекетов. По твоей вине я уже давно не живу, а лишь влачу жалкое существование, мечтая подохнуть.
– Могу устроить запросто.
– Я готова, – пожала плечами, и я понял, что ей действительно нечего терять. Она пустая. – Ты знаешь, что такое Царецветка?..
В душе не ведал что это. И мне наср*ть. С каждой секундой зверел все больше.
– …Маленькая травка, что растет на Алтае возле ледников. Красивая, нежная, но коварная, как гремучая змея, – засунув руку в затертый карман, достала маленький пузырек с бурой жидкостью, – ни один оборотень не учует ее следов. Даже такой как ты…
Смотрел на этот пузырек, и ощущение надвигающейся катастрофы поднималось из глубины души. горячими волнами Отведенная минута давно вышла, а я так и не выгнал эту полоумную, слушал ее бред, уже понимая, что ее слова будут роковыми.
– …Твоя волчица так беспечна, когда счастлива, когда со своими подружками сидит в кафе, – бросила липкий взгляд в сторону побелевшей Наташи, – можно узнать много интересного, просто сидя за соседним столом, да и в сумку подбросить маячок не составит труда. А потом просто ждать, когда она окажется одна, не под твоим чутким присмотром. Я специально ждала твою пару в торговом центре. Ходила за ней следом, наблюдая, как она выбирает подарок любимому мужчине… тебе, – хмыкнула она, вызывая практически непреодолимое желание свернуть ей шею, – как светятся ее глаза. Она была такой счастливой! Такой доброй, такой отзывчивой. Она – естественно – не могла пройти мимо пожилой женщины, еле стоящей на ногах. Твоя волчица была так добра, сама предложила помощь. Переживала, удобно ли ей, не тяжело ли…
Каждое ее слово, комком льда падало за шиворот, вымораживая изнутри.
– …А потом она так же учтиво донесла эти сумки до квартиры в захудалом районе. Такая умница. Как же было не угостить ее ароматным чаем? – демонстративно покрутила пузырьком перед моими наливавшимися кровью глазами. – И девочка поплыла, не понимая, что с ней происходит. И молодого оборотня, который пришел спустя нужное время, не прогнала. А я смотрела на них, упиваясь происходящем, приходя в дикий восторг от мысли, что это конец. Твой конец. Каково это – почувствовать на любимой запах другого, а? Ты ведь озверел, контроль потерял? Там уж не до выяснения обстоятельств было, да? Убивать захотелось?..
Наталья, стоявшая неподалеку, с тихим всхлипом зажала рот рукой, и в огромных карих глазах сестры светился такой ужас, что дышать не получалось. Сам я не воспринимал происходящее – не мог… не хотел верить словам чужой волчицы.
Она снова полезла в карман и извлекла серую флэшку с исцарапанным корпусом:
– …Держи, посмотришь на досуге, – бесцеремонно запихала ее мне в карман, – я надеюсь, теперь ты сдохнешь от осознания произошедшего. Ты считал себя Богом? Считал, что вправе ломать чужие судьбы? Лишать других самого дорогого? Вот теперь сам барахтайся в этом дерьме! Наслаждайся! Она ни в чем не была виновата, разве что в излишней доверчивости. А ты ее изодрал, изгнал из стаи. Каково это – знать, что сам все испоганил, наказал невиновного? Знать, что свою собственную пару вышвырнул из своей жизни ни за что?..
Мне казалось, будто на меня небеса упали, придавив к земле, пронзая острыми осколками, размазывая по земле. Сказать бы, что эта тварь бредит, несет околесицу, но это не так: я чувствовал, что каждое ее слово – это гребаная правда. Уродливая, жестокая, отвратительная. Я ведь тогда – год назад – ни на секунду не сомневался! Ни на миг! Вынес приговор "виновна" даже не пытаясь разузнать подробности! Все казалось таким очевидным, таким гадким! Таким....
Твою мать!
– …Доходит, да? По глазам вижу, что доходит! – злобствовала она, наслаждаясь каждым своим ядовитым словом.
Не удержавшись, схватил ее за