Колобово или любая другая дыра – все одно.
На стоянке ожидал пассажиров желтый пованивавший дурными выхлопами ПАЗик. Пустой. Никто, кроме меня, не жаждал отправиться до конечной станции. С каждым мигом сомневаясь все больше, я протянула билет седой кондукторше. Она въедливо вчитывалась в плохо пропечатанные буквы, будто я ей билет не до захудалой деревни протянула, а как минимум претендовала на миллион долларов. Потом деловито и гордо щелкнула компостером – пережитком прошлого, и, кивнув в салон, скрипуче произнесла:
– Проходите.
Я заняла место у окошка, прижав к себе рюкзак, и затравлено смотрела на улицу, окутываемую вечерним сумраком. Куда же я еду? А главное – зачем? И сама себе ответила: бегу от прошлого, от всего, что было дорого, от Руслана, не поверившего, не простившего, подписавшего смертный приговор. Может, расстояние спасет? Поможет найти саму себя. Хотя… нечего искать, от меня остались только обрывки.
К моменту отправления в автобус зашли всего трое: бабка с дедом, тащившие тяжелые авоськи, да подросток в наушниках и кепке козырьком назад. Автобус затарахтел, затрясся, пару раз громко и выразительно чихнул и со скрежетом рывком тронулся с места. Медленно, словно через силу, катил по узкой разбитой дороге, скрипя то жалобно, то грозно, нещадно подпрыгивая на каждой кочке, и каждый звук отзывался в душе тоской. Я уезжала в неизвестность, потому что меня изгнали, лишили права вернуться, бросив на произвол судьбы, и я осознала это не в больнице, а здесь и сейчас.
Я говорила, слезы кончились?
Врала.
Сидела, отвернувшись ото всех, и тыльной стороной ладони украдкой размазывала по щекам горькие капли.
Глава 7
Руслан
Голова трещала, грозя треснуть пополам. Такого жуткого похмелья у меня не было с тех пор, как… Да никогда такого не было! Так, чтоб горечь во рту, нескончаемый шум в висках, и к горлу тошнота горячей волной подступала. Сколько я вчера выпил? Даже представить страшно. Сидел в захудалом баре, глушил водку по-черному, не закусывая, опрокидывал в себя стопку за стопкой, пытаясь заглушить пожар в душе, залить тоску, что с каждым днем становилась все сильнее, все отчаяннее. Я хотел к НЕЙ. Несмотря ни на что! Чертова связь сводила с ума.
А еще совесть, сука, проснулась. Перед глазами тот вечер как наяву стоял, когда сорвался, не удержал своих демонов на привязи. До сих пор помнил вкус ее крови, а ее крики и слезы преследовали по ночам, являясь в леденящих душу кошмарах. Какого черта я просто не вышвырнул ее из Тополей? Пусть бы катилась на все стороны… целая, невредимая. Сжал кулаки до хруста, пытаясь отогнать наваждение: взгляд бездонный, как сама ночь, наполненный слезами и горьким разочарованием. Она до последнего не верила, что наброшусь.
Укол под сердцем. Еще один. Еще… Невозможно остановиться. Волк внутри жалобно скулил, тосковал, рвался за ней. У зверя все просто. Он уже забыл дикую ревность, не мучился сомнениями, его одолевало лишь одно желание – быть с ней. Почему у людей все иначе? Нахрена эти размышления, эти мысли «а что если»?
Думал, продолжая пить, как алкоголик со стажем. Не зная меры, не чувствуя грани. Только не помогало ни черта. Ловил себя на абсурдной мысли, что жду ее звонка, как безумец мечтаю услышать нежный голос. От этого злился, приходил в ярость. Не позвонит! Потому что жила своей жизнью, отдельно, забыв обо всем… наверное.
На выходе из бара сцепился с компанией татуированных здоровенных байкеров. Слово за слово – завязалась драка, которой я упивался. Расшвырял их как щенков слепых, на миг почувствовав себя чуть лучше вплоть до того мига, как вспомнил другую ночь, другие броски, другую ярость.
Потом подцепил какую-то размалеванную девку, жадными глазами скользившую по машине, припаркованной в тени. Мысленно она уже была в ней, на кожаных сиденьях, с раздвинутыми ногами. Здесь я ее обломал, завел за угол в темный переулок, нагнул раком, намереваясь отодрать по-скотски, прижав к стене, накручивая жесткие пережженные волосы на кулак. Только не смог. Противно стало до тошноты, когда липнуть ко мне начала. Нахлынуло ощущение, будто тону, и жизнь моя идет под откос.
Очнулся уже дома, в своей комнате. Не раздеваясь, повалился поверх покрывала и вырубился, прожив еще один никчемный день.
В эту ночь не было снов, кошмаров, меня не преследовал ее плач. Лишь серая пустота обступала со всех сторон, не принося успокоения.
А потом настало утро. Еще одно утро, полностью лишенное смысла.
Подтянув футболку ближе к носу, принюхался. Пахло отвратно – сигаретным дымом, дешевыми бабскими духами и еще каким-то дерьмом. Кое-как стащил ее через голову, отшвырнул на пол и уставился в потолок. Сколько было времени, я не знал. Наручные часы пропали – наверное, вчера в пылу драки разбил, даже не заметив этого. Судя по внутренним ощущениям – около полудня, в окна лился яркий солнечный свет, вызывая желание забиться в темный угол и не показывать оттуда носа, пока чертово похмелье не отступит.
Через пять минут понял: если не приму в душ, эта вонь добьет меня. И без того мутит. На ходу расстегивая джинсы, пошатываясь, отправился в ванную, ненавидя в этот момент весь мир. Чередуя горячую и холодную воду, стоял под упругими струями, упершись руками в матовое запотевшее стекло, опустив голову, прикрыв глаза, пытаясь прийти в себя. Хер бы там! Голову будто тисками сжимало, каждый поворот отдавался звоном в ушах. Сука, зачем так надрался? Можно подумать легче стало! Ладно еще сегодня встреч нет никаких, а то Кирилла пришлось вместо себя отправлять.
В шкафу, в отличие от моей гудящей башки, полный порядок. Домработница свое дело знала, незаметно для меня тихой тенью делала всю работу по дому. Не придраться. Из ровной стопки взял спортивные брюки и, небрежно натянув их, пошел вниз, в кухню. Мне срочно требовались кофе и пара таблеток анальгина. Сколько же я вчера выжрал, если даже с волчьей регенерацией так херово? Кретин.
Кофемашина громко гудела, перемалывая зерна, а ощущение было, будто дрелью мозг обрабатывали. Сейчас точно стошнит! Зажмурился, крепко сжимая пальцами переносицу и чувствуя себя практически трупом. Таблетки, наспех запитые холодной водой, не помогали, кофе казался отвратительным, как и все, на что натыкался взгляд. Тогда я еще не догадывался, что через считанные минуты все изменится. Что и без того поганый день станет худшим в моей жизни.
– Руслан! – донесся пронзительный крик с улицы. Голос незнакомый, женский, хриплый, как у старой вороны. Развернувшись вполоборота к окну,