— Это с кем же вы общались? — Алина удивленно приподняла брови.
— Бобби с Пуфиком, я с Вероникой Алексеевной.
— Пуфик — это тот пес, который сгрыз косточку от скелета? А соседку зовут Вероникой Алексеевной? Понятно. А я выбила место для нашего Кузи в церкви, — поделилась радостью Алина. Она просто сияла от счастья. — Батюшка оказался человеком понимающим. Конечно, в самой церкви хоронят только с разрешения патриарха, но у оградки — проблем никаких. Я пожертвовала кое-что на нужды церкви, так что уже завтра мы сможем его похоронить. Батюшка сам мне место указал.
Я смотрела на подругу с нескрываемой тревогой и думала: «Даже не знаю, как с ней разговаривать? Как с нормальной или слегка тронутой? Нет, пожалуй, даже не слегка. Болезнь у нее явно прогрессирует. Если учесть, что у каждого из нас есть свои бзики, Алина давно всех переплюнула. Некоторые впадают в детство, у кого-то появляются различные мании и фобии, но чтобы ходить договариваться с церковью о захоронении безымянного скелета (имя Кузи не в счет) — это уже слишком! Надо спасать Блинову».
— Алина, пакет с гипсом я уже отнесла в мусорный контейнер.
— Я говорю о настоящем Кузе.
— Тем более, я его откапывать не собираюсь, — расставила я точки над «i».
— Так мне что, одной этим заниматься?
— Потакать твоему сумасшествию я не буду. С кем хочешь, с тем и откапывай.
— Ладно, — обиженно пробурчала Алина.
— Ты что-нибудь узнала о Поповой? Или полдня проторчала в церкви?
— Все что надо было узнать, узнала, — дерзко ответила Алина, явно затаив на меня обиду, ей не понравилось, что я отказалась заниматься перезахоронением скелета.
— Пошли, — миролюбиво позвала я. — Я там чай свежий заварила, пойдем, согреемся. Два часа пришлось по улице вышагивать. Замерзла. Зато Бобби нагулялся всласть.
Выпив кружку чая с пирожным, оставшимся от вчерашнего нашего пиршества, Алина подобрела и перестала на меня дуться.
— Ну, рассказывай, — поторопила я.
— Нет, сначала ты, — заартачилась Алина, поглядывая на второе пирожное.
— Это мое пирожное. — Я проследила ее взгляд и подвинула тарелку к себе.
— Ладно, слушай. Поехала я в поликлинику. В регистратуре назвалась Поповой, записалась на прием к стоматологу и получила на руки карточку. Кстати, я ее сюда принесла, — Алина вытащила из сумки тощую карточку Поповой.
— Тоненькая. Наверное, редко к врачам ходила.
— Редко, — подтвердила Алина. — Несколько визитов к стоматологу, два раза была у гинеколога и один раз у терапевта.
— У психиатра не наблюдалась?
— Ты еще меня к нему пошли!
«Послала бы, но ты обидишься», — подумала я, а вслух добавила:
— Это я так сказала, ты здесь при чем? Лучше скажи, место работы вписано в карточку?
— Вписано. Опытная лаборатория лакокрасочного завода. Рабочий телефон. Все как положено.
— Ну и что ты?
— Поехала. На проходной позвонила по этому номеру. Представилась родственницей. Ко мне спустилась ее начальница и провела наверх, в саму лабораторию.
— Там уже знают о ее смерти?
— Да, им уже позвонили из полиции. Все в шоке. Людмила была серьезным и ответственным работником. Хотя и говорят, что «незаменимых людей нет», но Поповой им будет очень не хватать. Сослуживцы отмечают ее ровный и спокойный характер, неконфликтность. Никто и подумать не мог, что она способна на самоубийство.
— С тобой охотно разговаривали?
— А почему бы им со мной не разговаривать? Я сказала, что прихожусь троюродной теткой и хотела бы знать, как в последнее время жила моя племянница. Может, ее обидел кто? Угрожал? Или несчастная любовь?
— И что узнала?
— Узнала. Людмила была у руководства на хорошем счету. Никто не слышал, чтобы ей кто-то угрожал. В личную жизнь Попова посторонних не посвящала. Отношения с сослуживцами поддерживала ровные, близких подруг на работе не имела. А вот поклонник у нее был. Примерно чуть больше года назад за ней начал заезжать молодой человек приятной наружности. Кто он, как его зовут и где работает, никто так и не узнал. Людмила по натуре была очень скрытная. Но думаю, это был тот самый Павел, — Алина многозначительно замолчала, а я в знак согласия закивала. Скорей всего, Павел и этот молодой человек одно лицо. — Потом она обмолвилась сослуживцам, что собирается замуж. На вопрос «когда?» Людмила ответила, что они подали заявление на декабрь месяц, но сначала ей предстоит новоселье, а потом уже свадьба. Оказалось богатый родственник, уезжая в Израиль на ПМЖ, оставил ей квартиру. По нынешним временам это неслыханная щедрость. В те дни она сияла от счастья. Все сотрудники лаборатории за нее радовались. Только Людмилино счастье длилось недолго. Почти сразу после переезда на новую квартиру ее жених разбился на машине. Людмила страшно переживала, взяла отпуск за свой счет, потом вышла на работу бледная и сильно похудевшая. Вот, собственно, и все.
— Молодец, Алина. Твоя информация и информация, добытая мной, практически не отличаются. Может быть, у меня больше деталей, но главное все совпадает. Слушай, о чем мне поведала твоя соседка. — И я пересказала весь наш долгий разговор с Вероникой Алексеевной.
— Говоришь, несчастливая квартира? — пробормотала поникшая Алина, выслушав мой рассказ до конца. Согласитесь радости мало, когда узнаешь, что ты будешь жить в квартире, в которой людей преследуют сплошные несчастья. — А может, это чистая случайность? Есть же люди, которым катастрофически не везет? И что с того, что Лиза стала наркоманкой? Сплошь и рядом такое происходит. И этот Павел, он ведь не в квартире разбился? Нет! А то, что Людмила порезала себе вены, теперь можно объяснить личными переживаниями и нежеланием жить дальше без любимого. Кстати, умерла она в моей квартире, где я жила и, не побоюсь сказать, была счастлива. Так что людям не везло, а не квартире.
— А Наталья?
— Наталья вообще здесь ни при чем. Упала с балкона, будучи в состоянии легкого подпития. Мы даже не выяснили, дружила ли она с Поповой? Я о ней в лаборатории спрашивала. Может быть, Людмила по телефону звонила какой-нибудь Наталье или в разговоре упоминала это имя. Никто ничего не слышал. Как отмечают сослуживцы, Людмила о своих знакомых ничего не рассказывала и в их присутствии по телефону не звонила. Так что две эти смерти никак между собой не связаны. Я уже думаю, что все мне приснилось: и шаги, и скрип. Могло такое быть?
— С тобой могло.
— Вот здесь я не поняла, — запыхтела носом Алина. — Что за гнусные намеки?
— И в мыслях не было, — покривила я душой и вспомнила о скелете. — А как же Кузя?
— Кузя? Разве не ты мне говорила, что раньше этом доме жили исключительно медработники? Скелет вполне мог принадлежать какому-нибудь доктору.
— Ты права, мне такое в голову не пришло.
— Зато тебе другое в голову пришло — что я сумасшедшая.
— Алина, не будем ссориться! Надеюсь, ты оставила мысль похоронить Кузю у церковной ограды?
— Ты опять? Сколько в твоих словах злого сарказма и издевки. Терпимее надо быть к близким подругам. У тебя, по существу, никого нет ближе меня.
Алина опять обиделась и сощурила глаза в щелочки. Хотя что я такого сказала? Но, чтобы окончательно не рассориться, я поторопилась подтвердить:
— Это уж точно, никого ближе тебя у меня нет.
Дома меня поджидал приятный сюрприз: тишина, чистота и ни одной разбросанной детской вещи. Впрочем, и детей тоже не было ни видно, ни слышно. Зато из кухни доносились ласкающие слух тихие звуки. Что-то шкварчало на сковородке, вкусное и ароматное. Странно, неужели дети самостоятельно постигают азы кулинарного искусства? Нет, в этом случае из кухни валило бы облако черного дыма и отвратительно пахло пригоревшим маслом.
Так и есть, у плиты ловко орудовала сковородкой и поварешкой Степа. Наша любимая тетя Степа. Аня и Саня мирно сидели за столом и с аппетитом поедали свежеиспеченные блины. Блины не успевали накапливаться на тарелке и исчезали в животах в порядке очереди — то у Ани, то у Сани.