Иеления гладила волосы единственной дочери и немного раскачивалась на кресле.
— Несколько дней назад, вот здесь, на этом месте, я совершила одну серьезную ошибку. Я не должна была смотреть, как ты ползаешь у меня в ногах и просишь прощения за украденные монеты.
— Мама, не надо… пожалуйста.
— Нет, я твоя мать. И то, что я сказала потом. О том, что люблю Лариэль больше тебя. Это неправда. Пойми, я была не в себе. Лариэль умирала, и я боялась ее потерять.
— Я все понимаю, правда. Мама я люблю тебя. Очень люблю. Ты для меня самая родная. — Мариэль встала с колен и прижалась к матери. Она целовала ее шершавые руки и мокрые глаза; седые волосы, окрасившиеся за одну ночь и милые морщинки на лбу. Проговаривая слова любви и нежности, она никак не могла остановиться. Запас не выговоренных слов за все годы не кончался.
Иеления улыбалась и отвечала на поцелуи дочери.
— Мариэль, присядь, моя дорогая, я не закончила. Все самое важное впереди.
— Да, продолжай, конечно. — Опустившись и снова положив голову на колени, Мариэль замерла в совершенном блаженстве.
— Вас с сестрой отравили одним и тем же ядом. Видимо, очень хорошо замаскированным под эхинацею. Но твой организм, вместе с противоядием, которое я в тебя влила, выдержал и вытащил тебя из лап смерти. Твоей сестре не повезло.
— Мама я не знала, что это был яд. Когда я давала Лариэль это лекарство, я плохо понимала, сон это был или явь.
— Это уже не важно. Мамондик Жмунь видел, что произошло, но не мог остановить тебя, потому что сам не знал, что в закрытых пузырьках. Моя беспечность сыграла с нами злую шутку, прежде чем мне уходить за письмом и посылкой к бабушке Глиндменель, мне нужно было проверить эти пузырьки. Но я была уверена, что они были в моей накидке.
— Оказалось, что это я влила в Лариэль лекарство и убила ее.
— Ты же не знала, Мариэль! Я верю в то, что ты хотела помочь. Не вини себя, это ни к чему хорошему не приведет.
— Ну как же мне жить теперь с этим? — Мариэль уткнулась в колени матери и зарыдала.
— Единственный кто нам может помочь, это твоя бабушка Глиндменель. Вот к ней-то мы и отправляемся завтра утром.
— Что? Нет, я не могу, а как же Виктор? — Мариэль посмотрела на дверь, и все ее сознание вместе с телом потянулось к любимому.
— Ничего страшного, если твой ненаглядный побудет без тебя. Разлука вам пойдет только на пользу. Проверите свои чувства, вам это сейчас не помешает. А то оторваться не можете друг от друга. Мариэль, ответь мне — ты любишь его?
— Мама… я не знаю… наверно.
— Вот и узнаешь. Время все расставит по своим местам. Не представляешь, сколько раз мы с твоим отцом расставались.
— Не может быть. — Мариэль вытерла слезы и с интересом посмотрела на мать.
— Потом расскажу, а теперь нам пора делать ужин для нашего гостя и собираться в дорогу.
— Значит, мы идем в деревню к бабушке ради меня? И все?
Иеления поцеловала дочь в макушку и поднялась с кресла.
— Я не была в своей родной деревне Фьоре много лет. Но дорогу помню, словно никогда оттуда и не уходила. Мы идем к нашим родным по многим причинам, но самая важная, другая.
— Какая же? — неуверенно спросила Мариэль.
Иеления взглянула на яркую луну, освещающую веранду и произнесла:
— Твоя сестра Лариэль ждет нас. — Эльфийка смахнула слезинку и открыла дверь домой.
Иеления вошла в дом, и даже не взглянув на временного постояльца, сразу же пошла на кухню. Остановив на нем взгляд, она бы точно не смогла удержаться и спросила бы его: «Знал ли он Тамиора, когда тот служил королю?» Почему-то она была уверена, что они могли общаться, хоть и возраст их был неподходящим для дружбы мальчика и взрослого мужчины.
Отчего такие мысли вдруг возникли в голове Иелении? Может оттого, что охотник очень напоминал ей любимого мужа. В молодости он был красивый, но своенравный. Оба мужчины были схожи еще и тем, что были не эльфами, но людьми. Напористыми и очень притягательными людьми.
Иеления всегда любила таких мужчин, которые умеют постоять за себя и своих родных, а еще сделают все ради чести и долга.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})
Она не очень хорошо знала Виктора, но понимала, что он неплохой человек. Плохой не возился бы так со своей собакой, да и собаки у него, скорее всего, не было бы.
Мариэль влетела на кухню и подбежала к матери. Она развернула ее к себе и затрясла:
— Мама, повтори, что ты сейчас сказала?
— О чем ты, Мариэль? — Иеления отошла от дочери и полезла искать поваренную книгу.
— Ты сказала, что Лариэль ждет нас. Где ждет? В смысле она что — жива?
— Твоя сестра ждет нас в деревне Фьоре. Вот что я сказала. Если ты об этом? — Иеления отвернулась, чтобы скрыть свои чувства.
— Мама, ты издеваешься, да? Можешь прямо сказать? — Мариэль начинала выходить из себя. — Uquetima ukarima! (Дьявол несотворенный! — эльф.). За что мне все это?
— Не выражайся в моем доме, аmin feuya ten' lle! (Ты меня раздражаешь! — эльф.)
— Ох, мама, как ты меня раздражаешь, не представляешь! Сказала одно слово и замолчала, думаешь у меня ангельское терпение?
— Остынь дочь и найди лучше кастрюлю побольше, сейчас будем готовить сытный ужин. Мы все злые, потому что голодные, но стоит нам вкусить настоящего эльфийского грибного супчика, то раздобреем как свиньи на великий праздник.
— Вот как ты это делаешь? — Мариэль громко фыркнула и полезла в нижний шкаф за кастрюлей.
— Я могу вам чем-нибудь помочь? — произнес мужчина, стоя у порога кухни.
Мариэль дернулась и стукнулась головой о потолок шкафа. Высунувшись из темного пространства, она посмотрела на охотника и произнесла:
— Виктор, ты как всегда, вовремя. Но мы сами справимся. К сожалению, мой вид заставляет думать об обратном, но ты отдыхай, через час ужин будет готов.
— Мариэль, вы всегда выглядите прекрасно, неважно в какой позе находитесь. В смысле… эм, я хотел сказать другое. — Охотник посмотрел на Иелению, покраснел и медленно попятился из кухни.
— А он у тебя юморист, я смотрю.
— Ох, мама, оставь. Ты его просто засмущала.
— Да? Ну, прости, не подумала. А если бы меня здесь не было, он рассказал бы в подробностях, в каких позах ты лучше смотришься? Так? — Иеления усмехнулась и раскрыла свою поваренную книгу на нужной странице. — Ты нашла кастрюлю, дочь?
Мариэль все еще смотрела в сторону порога кухни, откуда несколько секунд назад скрылся любимый, и никак не могла сосредоточиться на словах матери.
— Мариэль? Очнись уже! — Иеления наклонилась к дочери и посмотрела ей в глаза. — Кастрюлю давай, иначе мы все с голоду усохнем.
— А, да, сейчас! — Мариэль снова нырнула вглубь шкафа и увидела, скорее нащупала большую кастрюлю, двинув ее на себя, более мелкие посыпались на пол. — Вот единорог посади меня на рог! Мам, забирай кастрюлю, пока я вся не покалечилась. — Мариэль протянула матери посуду и выползла из ненавистного шкафа на свет.
— Вот и хорошо, поставим кастрюлю на газ и начнем уже варить крем-суп. Да, Мариэль? Ты будешь мне помогать?
— Я и так помогаю, если ты не заметила.
— Дочь, давай по-быстрому, сползай на крышу и нарви свежих вешенок, они должны были уже вырасти. Только осторожно, слышишь меня?
— Да слышу! Думаешь, я не умею ползать по деревьям? Я делаю это с детства, и пока меня никто не обошел.
— Хвастаться будешь другим, на вот возьми корзинку, набери полную.
Когда Мариэль скрылась, Иеления начала подготавливать остальные ингредиенты для супа. Она достала несколько крупных луковиц и головку чеснока, вытащила из верхнего шкафа откупоренную бутылку красного вина и несколько ароматных веточек розмарина и тимьяна.
— Самые важные ингредиенты находятся в подвале. — Сказала себе Иеления и повернулась на сто восемьдесят градусов. Загнув небольшой половичок, она обнаружила маленькую дверку, вырезанную как раз в полу. Ручка была металлическая, которая легко опускалась и поднималась, когда это было необходимо.