Читать интересную книгу Убрать слепого - Андрей Воронин

Генералу явно не хотелось, чтобы, закончив разбираться с исполнителями, я переключился на организаторов. Кого он пытался сберечь таким образом – своих коллег-генералов, меня или, может быть, себя?

С этим, конечно, придется подождать, но, как только освободятся руки, надо будет присмотреться, куда ведут телефонные линии из бункера…" Докурив сигарету, Глеб посмотрел на свой хронометр: до встречи в условленном месте оставалось два с половиной часа.

Следовало настроиться на рабочий лад – времени осталось совсем мало, особенно если учесть, что до места придется добираться общественным транспортом – серебристый БМВ был сдан в ремонт, обещавший вылететь в копейку. Разум Глеба торопливо шарахнулся в сторону от мысли о том, что послужило причиной этого ремонта, и Слепой принялся с ненужной тщательностью планировать свои дальнейшие действия. Это было бесполезное занятие – в бою обстоятельства изменяются со скоростью узоров в бешено вращающемся калейдоскопе, и каждый узор требует немедленной и, главное, единственно верной реакции, так что спланировать свою стратегию загодя можно только в самых общих чертах.

Через час, так и не придумав ничего толкового, Глеб поднялся из кресла, обесточил помещение и вышел на лестницу, тщательно заперев за собой тяжелую бронированную дверь.

Глава 10

Сидя в тряском жестяном кузове грузового микроавтобуса, освещенном одинокой тусклой лампочкой под потолком, Глеб сквозь прорезь закрывавшей лицо черной маски разглядывал ставшие неузнаваемыми в бронежилетах и одинаковой темно-серой униформе фигуры «вольных стрелков». Из общей массы выделялись только Батя – его шрамы не могла скрыть никакая маска, – да Шалтай-Болтай, на котором стандартный армейский бронежилет смотрелся, как детская распашонка. Старенький «форд» немилосердно мотало из стороны в сторону на скользкой дороге, и приходилось изо всех сил упираться ногами в днище, а спиной – в промороженное железо кузова, чтобы не реять над скамейками, как горьковский буревестник.

Автоматы с навинченными глушителями неприкрыто стояли между колен – город остался позади, и теперь от цели их отделяли считанные километры.

Глядя на уродливые толстые наросты глушителей, Слепой подумал, что в данном случае это явное излишество – тишину соблюсти все равно не удастся, поскольку на депутатской даче их ждут – не дождутся. Если, конечно, Малахов не полный кретин, мысленно уточнил Глеб.

Передние колеса автомобиля тяжело ухнули в выбоину, а через секунду туда же с грохотом обрушились и задние. Протяжно и громко скрежетнул металл, рессоры крякнули, но выдержали, в кабине раздался энергичный возглас сидевшего за рулем Кости, и не удержавшийся на узкой лавке Сапер, грохоча амуницией, обрушился из-под потолка на затоптанный жестяной пол кузова. С трудом поднявшись на ноги, он просунул голову в окошко, прорезанное в отделявшей кабину от кузова перегородке.

– ..! – выразительно сказал он Косте.

– Сам ты… – донеслось в ответ. – Садись за баранку и попробуй проехать по этому танкодрому.

– Сядь, Сапер, – сказал Батя, – не маячь. Держаться надо.

Недовольно ворча, Сапер ввинтился на свое место между Рубероидом и Шалтаем-Болтаем, двигаясь с разболтанной грацией брошенной на произвол судьбы марионетки. Поправив сбившуюся на бок маску, он мрачно привалился к стенке фургона, сразу затерявшись за широкими плечами соседей Рубероид закатал нижний край маски, превратив ее в лыжную шапочку – от этого мало что изменилось, голова Рубероида как была, так и осталась сплошным черным пятном в полумраке кузова, – вставил в пухлые губы сигарету и долго ловил ее кончиком пляшущий огонек зажигалки. Наконец, ему удалось прикурить, и по кузову фургона поплыл густой табачный дым, казавшийся особенно удушливым внутри этой насквозь промерзшей тряской жестянки. Сверчок, покопавшись в кармане комбинезона, извлек оттуда спичечный коробок и, слегка приоткрыв его, принялся вытрясать на подставленное запястье белый порошок. Машину в очередной раз занесло, и часть порошка просыпалась на пол.

– С-с-с… – прошипел Сверчок, покрепче упираясь ногами в пол и возобновляя прерванное занятие.

– Баксов на пятьдесят просыпал, – заметил молчаливый Шалтай-Болтай.

Сверчок недобро покосился на него и, поднеся запястье к своему острому носу, с шумом втянул порошок сначала правой, а потом левой ноздрей. Батя бросил на него короткий взгляд, но ничего не сказал. Видимо, такое поведение Сверчка перед операцией было в порядке вещей. Глеба передернуло – люди, которые шли в бой под кайфом, всегда вызывали у него органическое отвращение. Сиверову были противны их слюнявые орущие рты и остекленевшие, бессмысленные глаза, хотя дрались эти люди бесстрашно и ожесточенно и могли нагнать страху на противника, особенно если тот не был профессионалом. Для профессионала же убрать с дороги такого, с позволения сказать, бойца было все равно, что прихлопнуть таракана на обеденном столе – противно, но совсем не трудно. Глаза у Сверчка моментально замаслились, и он принялся часто шмыгать носом.

– Хорошая штука – кокс, – подначивающим тоном сказал Рубероид. – Может, поделишься, Сверчок?

– Бери, не жалко, – щедро предложил тот.

– Уже готов, – буднично констатировал Рубероид. – Нет, спасибо, – отвел он в сторону коробок, который отъехавший Сверчок настойчиво тыкал ему в физиономию. – Он же белый, а я нюхаю только черный – из расовой солидарности. Понимаешь, – продолжал Рубероид, адресуясь к Глебу, – сейчас-то он добрый, а вот когда очухается, начнет денег требовать. Да и то сказать, кокаин нынче не дешев.

Было немного странно слышать напевный московский говор из уст стопроцентного негра.

– Сигарету хочешь? – предложил общительный Рубероид. Глеб отрицательно качнул головой, разговаривать не хотелось, как и курить.

– Ты что, вообще не куришь? – удивился Рубероид. Краем глаза Глеб заметил, что Батя внимательно за ними наблюдает.

– На работе не курю, – ответил он, – а в остальное время – по желанию.

– Завидую, – сказал Рубероид, глубоко затягиваясь и деликатно выпуская дым себе под ноги. – А я перед делом без этого не могу – нервничаю.

– Бывает, – равнодушно сказал Глеб, ощущая на себе пристальный взгляд майора Сердюка.

– А вот ты, похоже, спокоен, как булыжник, – заметил Рубероид. – Слушай, а за что тебя к нам сбагрили? Ты похож на настоящего профи, а у нас тут что-то вроде штрафбата…

– За изнасилование крупного рогатого скота с целью получения свидетельских показаний, – четко отрапортовал Глеб и, подумав, добавил:

– С тяжелыми последствиями. Ты про Иностранный Легион когда-нибудь слышал?

– И слышал, и видел, – сказал Рубероид, – и даже мочить приходилось. Подумаешь, люди без прошлого, рыцари без страха и упрека… Сюда бы их на месячишко, я бы на них посмотрел. Не хочешь говорить, не надо, за язык тянуть не буду.

Он отвернулся, но Глеб успел перехватить быстрый взгляд, которым Рубероид обменялся с Сердюком. Все это было вполне естественно – и осторожное прощупывание, и подозрения, и косые взгляды…

Будут, наверное, еще и всевозможные провокации, и, скорее всего, какой-нибудь нелепый и дикий ритуал посвящения в «вольные стрелки»… Впрочем, все это не имело ровным счетом никакого значения: Слепой не собирался надолго связывать свою судьбу с этим развеселым подразделением.

Его немного раздражало упорно укреплявшееся в нем чувство какого-то противоестественного в данной ситуации товарищества и сопричастности, вызванное этой поездкой в тесном кузове и тем, что все они были одинаково одеты и шли на одно и то же дело. Для Сиверова, начинавшего в армии, такие вещи, оказывается, все еще что-то значили. Он невесело усмехнулся, радуясь тому, что маска скрывает его рот.

Наконец, «форд» остановился, напоследок проехавшись юзом и уткнувшись передним бампером в сугроб.

– Станция Березай, кто приехал – вылезай! – весело заголосил в кабине неугомонный Костя, не зря получивший свою кличку.

– Вот ботало коровье, – в унисон глебовым мыслям сказал основательный Шалтай-Болтай и, распахнув заднюю дверь, первым спрыгнул на неосвещенную проселочную дорогу.

Все зашевелились, разминая затекшие конечности и по очереди выбираясь из прокуренной жестянки кузова на звонкий от ночного мороза, укатанный колесами снег. Глеб натянул тонкие перчатки и следом за поеживающимся, как перед прыжком в ледяную воду, Рубероидом вышел на мороз. Батя не подавал никаких команд – все уже было сказано, и каждый знал, что ему надлежит делать. Автоматчики цепочкой серых теней стремительно и бесшумно заскользили вдоль обочины к подмигивающим в полукилометре отсюда огонькам – это светились дежурные лампы на фасаде малаховского особняка, который тот из врожденной скромности именовал дачей.