Надир вел себя на редкость мирно, если можно сказать такое про вождя могучего войска. Но он знал, что делает. Ему не нужен бунт за спиной. У него впереди настоящая цель. Севистан! Богатейший город страны Синдху. Город, населенный по большей части буддистами, как и все нижнее течение Инда. А ведь они с тестем проявили истинную мудрость и не стали считать язычниками тех, кто поклоняется этому улыбающемуся человеку. Скорее всего, это еще один древний пророк, вроде христианского Исы. Тогда в чем виноваты эти люди, если свет ислама только-только пришел в эти земли? Ведь ислам — это мир, справедливость и закон. Ты еще не готов открыть свое сердце истинной вере, но уже признаешь власть халифа — тебя никто не тронет. Ты получаешь защиту взамен на дань, джизью. А еще получаешь свободный доступ к торговому пути от Синда до Антиохии и Дамаска! И именно это убедило местных богачей встать на его сторону.
Надир и не подозревал, что в ТОЙ реальности завоеватель Пакистана Мухаммед ибн аль-Касым поступит точно так же, как он сам. Он договорился с главами купеческих гильдий, и половина городов просто сдались ему без боя. Да и как Надир мог подозревать такое, когда этот человек еще не родился, и непонятно, родится ли теперь вообще? И точно так же, как тот неродившийся человек, Надир пообещал тридцатую часть доходов жрецам-брахманам. Эмир совершил чудовищный для правоверного мусульманина поступок, но это еще больше укрепило его власть. Весь Синд от морского побережья и на три недели пути к северу покорился ему, и вот теперь Севистан встал перед ним необоримой твердыней, закрыв ворота.
— Ну, значит, садимся в осаду, — пожал могучими плечами эмир и дал команду разбивать долговременный лагерь.
Без крыши над головой в этих землях нельзя никак. Проливные дожди — обычное дело здесь. Тут не Аравия и не Сирия, где с неба за полгода может не упасть ни капли дождя. Тут льет так, что раскаленная земля шипит, жадно впитывая в себя потоки воды, падающей сверху. Воины нагнали тысячи крестьян, которые мигом собрали множество огромных хижин, накрытых широкими листьями, соломой и камышом. Они же выстроили укрепления перед городскими воротами, освободив от этого труда воинов. Воины же небольшими отрядами рассыпались по окрестностям, объясняя старостам и дехганам, местным землевладельцам, что власть переменилась. В лагерь Надира потянулась синдская знать. Они очень не хотели, чтобы их поместья разорили. Они были готовы договариваться. Ведь именно об этом на ломаном языке им сказали прокаленные солнцем всадники непривычного здесь вида. Арабы принесли им обычное предложение: ислам, дань или меч.
Месяц осады пролетел в трудах и заботах. Надир и его тесть принимали гонцов из других городов, устрашенных судьбой Неруна. Они пока что просто приезжали на разведку. Они лили пустые слова, не обещая ничего конкретного, но все понимали, что если Севистан падет, то им придется признать власть этого страшного человека с невиданными здесь голубыми глазами. Они еще не знали, что Надир уже договорился с вождями речных джатов, и подвоз продовольствия в Севистан полностью остановлен. До того момента, когда из города пришлют парламентера, оставались считаные дни. Впрочем, местный раджа так никого и не прислал. Зато гонцов прислали гильдии богатейших купцов и ремесленников. Они были готовы сдать город, только не знали как.
— Наш раджа Севистан нипочем не сдаст, — с тоской во взоре развели руками уважаемые люди, которые вырвались из города, чтобы якобы привезти туда зерна. Они оделись без обычной пышности, в одни лишь длинные рубахи и тюрбаны, закрученные причудливым узлом. Они шли к врагам, ни к чему смущать их своим богатством.
— Радже плевать на голодающих людей, — продолжили они. — Он забрал себе всю еду, добрый господин. А сам послал гонца к царю Чачу. Он ждет помощи.
— Если раджа не сдаст город, — равнодушно пожал плечами Надир, — сдайте вы.
— Но как мы это сделаем? — возопили купцы. — Ведь ворота охраняют воины!
— Когда-то Искандер Двурогий шел через ваши земли, — поучительно сказал Надир. — И он славно надрал задницу тогдашнему радже Севистана. Так вот! У него был отец. Филипп его звали. Большого ума мужчина! Так он, подходя к какому-нибудь городу, говорил: самые высокие стены перешагнет осел, нагруженный золотом.
— О! — просияли уважаемые люди.
— Дайте золота воинам на воротах, — продолжил Надир. — Дайте столько, чтобы они согласились. Или вы не хотите жить?
— Мы сделаем это, величайший, — купцы гнули спины, словно заведенные. — Вы получите Севистан и не тронете его. Да?
— Не трону, — важно кивнул Надир. — Но это будет стоить вам денег!
— Да-да! — скривились уважаемые люди. — Мы слышали, как вы покорили Татту… По золотому динару с мужчины, полдинара с женщины и драхма с ребенка.
— Кхе-кхе! — многозначительно покашлял Азиз ибн Райхан, и Надир понял тестя без слов.
— Видите ли, почтенные, — со сладкой улыбкой ответил он. — Я шел сюда почти месяц. У меня десять тысяч человек войска. И они должны остаться довольны своей добычей, иначе не станут слушать меня и разорят ваш город. Полтора…
Надир внезапно вспомнил, что у него две жены, одна из которых скоро родит. Он вспомнил, что пятую часть добычи нужно отослать в Медину. Он вспомнил про долг перед братом… Надир вздохнул.
— Два динара с мужчины, динар за женщину и две драхмы за ребенка. И казна раджи переходит мне. Она не входит в эту сумму.
— Но это же чудовищные деньги! — позеленели купцы. — Мы даже не знаем, соберем ли столько. Вам придется увести в рабство несколько сотен жителей. Из тех, кто победнее и не сможет дать за себя выкуп.
— Да на кой-мне ваши голодранцы, — отмахнулся Надир. — Своих девать некуда. Пусть богатые заплатят за бедных, это добродетельный поступок. Возьму перцем, железом, солью и тканями. А кстати, когда подойдет с войском царь Чач? Я думаю, уже нет смысла возвращаться в Татту. До его столицы, Арора, идти ровно столько же.
— Мы думаем, величайший, — почтительно ответили купцы, — вам нужно более опасаться царицы Рани Суханади, чем царя Чача. Чач получил власть из ее рук. Ведь это она полгода скрывала смерть царя. Это она вызывала сановников по одному на встречу с ним, а сама от его имени бросала их в темницу. Это она сказала, что царь перед смертью даровал власть Чачу… Она очень опасна, господин.
— Ах ты ж… — несказанно удивился Надир, поражаясь коварству местных женщин. — Утоплю суку, когда мне у руки попадется!
— Вот видишь, мой дорогой зять, — Азиз довольно поглаживал свою бороду. — Твое решение не брать больше жен оказалось мудрым. Воистину, я благословляю тот день, когда отдал за тебя свою дочь. Слушай! Какие тут, однако, скверные бабы! А может, твою вторую жену тоже утопим? Просто на всякий случай.
* * *
В то же самое время. Братислава.
Черный город. Самое жуткое место для любого жителя Братиславы, кроме Преисподней и Нави, языческого ада, обиталища демонов. Именно сюда пришел крепкий мужчина лет тридцати с небольшим, в толстом плаще, сколотом фибулой грубой северной работы. От плаща отчетливо тянуло запахом псины, ведь подбит он был волчьей шкурой. По всему видать, что чужак этот воин. Здесь, в столице, таких плащей давно уже не носили. И фибулами не пользовались. Пуговицы же куда удобней. И именно на серебряные пуговицы псов государевых с завистью посматривал пришелец, крикнувший «Слово и дело».
Дознаватель, который принял этого парня, не добился от него ни звука. Пришелец хотел говорить с самим боярином Гораном, и тот, немало удивленный такой настойчивостью, принял его. Человек, именем которого пугали детей от Балтики до Александрии, испытующе смотрел на того, кто не боялся ни его самого, ни его жуткой славы. Судя по суровому, словно вырубленному из камня лицу, этот муж вообще ничего не боялся.
— Ты, парень, знаешь, что бывает, если Слово твое облыжным будет? — задал Горан обычный в таких случаях вопрос. Потому-то и редко заходили сюда праздные людишки, ведь за ложный донос можно клейма на лице удостоиться. И тогда кончена твоя жизнь. До скончания века в миску плевать будут.