class="p1">— Сергей?! — вскричал Дидов. — Где ты видала его?
— На базаре. Под мастера слесарного подделался… Хотелось порасспросить, да шпик помешал… Я его знаю. Здоровый такой! Вечером в Карантине видала, у Мишки Иванова, у виноторговца.
— Шпик? — спросил задумчиво Дидов. — А тебя он не заметил?
— Нет, не бойся, — успокоила его Соня.
— Ну, смотри.
Григорий вынул одну прокламацию и начал читать.
— Здорово! Это самая настоящая правда… Это дело!..
— Брось, брось! — перебил его Степан. — Я знаю, ты тоже хороший политик. Фью! Куда там! Большевик!.. Давай лучше водки за здоровье сына дербалызнем… За него, сукина кота, выпьем!
Они сели за стол. Степан налил рюмки и первый поднял свою.
— Во имя отца и сына! — засмеялся он. — Вырастай, сынок.
Все втроем дружно опрокинули рюмки и стали закусывать зажаренными украинскими колбасами и салом.
— Ну вот, дорогая женушка, скоро махнем в Феодосию, в Старый Крым, там где-нибудь в лесочку пристроимся и будем жить-поживать.
Григорий насторожился, его доброе лицо покраснело и стало еще красивее и добрее.
— Поезжай, поезжай, — сказал Григорий. — А я не поеду и Соне не советую: куда ей с ребенком! Устроишься — тогда ей и напишешь. Одному легче туда пробраться.
— А мне все равно, поеду хоть сегодня, — вставила Соня. — Надоело одной скитаться. Куда он — туда и я. Ни на шаг не отстану.
— Вот баба молодец! — повеселел Степан и, обняв Соню рукой за шею, пригнул ее к себе и снова поцеловал.
Кто-то постучал в дверь.
Все оглянулись. Григорий подошел к кровати.
Соня открыла дверь.
— Фу-ты, черт, пугаешь! — вскрикнул Степан. — Ишь какая интеллигенция, без стука входила бы.
— Нельзя. Когда вы одни, то можно, — смеясь сказала вошедшая Лиза, хозяйка дома.
— Садись, Лиза.
Женщина села за стол.
— Эх вы, пуганые вороны! — проговорила она.
— Да, жизнь у нас хуже вороньей, — наполняя рюмки, сказал Степан. — Та хоть улетит, куда захочет, а тут и лететь нельзя, да и некуда лететь… Ну, Лиза, стукни одну за сынка!
— Нет, нет, все! — воскликнула Лиза. — Что ж я одна?.. Решили уехать?
— Да, — подтвердил Степан.
— И ты, Соня?
— И я.
— Ну, пьем — и за сына, и за счастливый путь.
Разговоры затянулись до часу ночи. Уже решили укладываться спать, когда Лиза неожиданно всех остановила:
— Постойте, сейчас холодненького молочка попьем — и тогда уж на покой.
Она вышла во двор, взглянула на звездное, торжественное небо, зажгла каганец и направилась в подвальчик. Но только она вошла туда, как вслед за ней спустился местный деревенский староста и с ним незнакомый ей человек. Он вежливо предупредил:
— Не пугайтесь, мадамочка, и без единого звука ведите нас в комнату Дидовых. Предупреждаю: малейший крик — и вы будете убиты на месте.
Они поднялись наверх. У дверей погреба стоял еще один человек, огромный, толстый.
Лиза вошла в сенцы, за нею осторожно крались двое сыщиков, поблескивая оружием.
— Смотри, не айкни, убью… — шипел в тишине сыщик.
Женщина, ни жива, ни мертва, послушно шла, ощущая на затылке холодное дуло револьвера.
Дверь отворилась, сыщики вскочили в комнату. Один из них крикнул:
— Стой! Ни с места! Не двигаться!
Неожиданное появление сыщиков ошеломило братьев.
— Ах! — вскрикнула Соня. — Тот самый… которого я на базаре видела…
— Да, тот самый, голубушка, — с готовностью ответил сыщик. — Наконец привела ты нас куда следует.
— Что, Степан, узнаешь меня? — спросил крупный и толстый, похожий на борца, сыщик.
— Узнаю, — ответил Дидов спокойно. — Морду Дубова нельзя не узнать. Я только удивляюсь: как ты ускользнул от советской власти? Жаль, жаль… Я думал, тебя черви уже съели. Да, теперь вижу, что я — ваш. Никогда не думал, что так…
— О да, мы знали, что ты недоступный зверь! Живьем взять тебя — об этом и мечты не было. — Сыщик ехидно засмеялся. — За твою голову кое-что причитается…
Второй сыщик, обыскивая Григория, строго сказал:
— Показывай, где оружие.
Григорий медленно повернулся и, кивнув на кровать, сказал: — Там.
Сыщики вынули винтовки, револьверы, бомбы, патроны и приказали понятому, старосте Кудлаю, вынести все во двор.
— Теперь, господа красные, можете опустить руки, — сказал Дубов и, поигрывая револьвером, спросил: — Степан Иванович, говорят, вы отбирали у помещиков золото. Так вот, без канители скажите: где оно у вас?
Дидов поднял голову.
— Вранье. У меня руки золотые, я — сапожник.
— А если найдем?
— Ищите, — хмуро проговорил Дидов.
— Вы, Моськин, останетесь здесь, в этой комнате, — распорядился Дубов, обращаясь ко второму сыщику, — обыщите все детально, при вас будут он и она, — Дубов указал на Григория и Соню.
— Хорошо, — ответил тот. — Впрочем… не лучше ли было бы… — Он запнулся и добавил по-французски: — Мне кажется, связать бы им руки.
Дубов ответил тоже по-французски:
— Бросьте. Приступайте.
Моськин попросил открыть сундук.
— Ну, а мы, Степан Иванович, пойдем в другую комнату, — вежливо предложил Дубов.
— Пойдем, — ответил Дидов, метнув взгляд на диван.
«Взять или нет?» — мелькнуло в голове. Следуя за Дубовым, он поравнялся с локотником дивана, где лежал утюг без ручки, на котором сапожники разбивают подошвенную кожу. Утюг незаметно очутился в левой руке Степана. Он крепко сжал его, слегка завел руку за спину.
Дубов остановился в углу сеней.
— Открой, — приказал он Лизе.
Та быстро открыла свой сундук и стала вынимать белье.
— Позвольте, позвольте, сударыня, я сам посмотрю. — Он нагнулся и стал рыться в белье.
Вдруг Лиза услышала, как что-то сильно хряснуло, и Дубов упал с утюгом, глубоко вошедшим в его голову.
Дидов выхватил у Дубова револьвер и вскочил в соседнюю комнату. Гриша набросился сзади на другого сыщика. Рука, в которой Моськин держал револьвер, была зажата могучей рукой Григория. Степан подошел к Моськину.
— Глотай, гад, получай свинцовую валюту за мою голову! — и он выстрелил ему в лицо.
Понятой перепугался, бросил оружие и убежал.
— Ну, теперь быстро одевайся, Григорий, бежим! — скомандовал Степан.
Вдруг до братьев донесся женский крик. Кричала Соня. Она, ничего не понимая, бежала по деревне, прижав ребенка к груди.
— Убили! Убили!
Степан послал Лизу предупредить Соню, чтоб она бросала все и скорее бежала отсюда в город и там пряталась.
Братья быстро оделись, забрали оружие и скрылись в темноте.
3
Об убийстве двух сыщиков кричали все утренние газеты.
Генерал Гагарин приказал карательным органам во что бы то ни стало поймать Дидова.
Отряд человек в пятьдесят въехал на вершину горы, к Старокарантинским каменоломням. Едва успело подняться солнце, как жители города толпами потянулись к горе Митридат.
Над каменоломнями на холмах маячили всадники, казавшиеся издали черными статуэтками.
Всадники подъезжали к заходам каменоломен, спрыгивали с