Читать интересную книгу Боль - Маурицио Джованни

Спинелли, управляющий театром, как всегда, был невероятно возбужден. Он ворвался в кабинет, словно буря, мгновенно остановился, огляделся и заговорил:

— Вот и я, пришел по вызову, не замедлив. Добрый день, комиссар! У вас есть новости? Вы обязаны объяснить мне, как идет расследование. Кроме того, я полагаю, занимаемая должность дает мне на это право.

Ричарди, как обычно, ответил ему грубее, чем было необходимо. Он считал это правильным, такого человека ничем иным сдержать нельзя.

— Когда поступят новости, вы узнаете о них, синьор. А сейчас будьте добры только отвечать на вопросы, которые я вам задам.

Суровость Ричарди снова заставила управляющего замолчать, Спинелли принял свой обычный оскорбленный вид и заявил:

— Я в вашем распоряжении, комиссар.

— В декабре прошлого года Вецци и Марелли приезжали сюда, чтобы согласовать подробности контракта на спектакль «Паяцы». Это верно?

— Да, это все отмечено в документах. Я веду дневник моей работы в Королевском театре на случай, если нужно отчитываться по ней. Я прекрасно помню их приезд. Они прибыли вечером двадцатого. Мы ждали их с утра, но для Вецци такое поведение не новость. В театр они пришли двадцать первого и оставались в нем все утро.

— Они разговаривали с вами?

— Я поздоровался со всеми троими, как мне положено. Потом остался с Марелли решать административные вопросы. Вецци и Басси вместе с директором сцены, костюмершами и режиссером смотрели эскизы, снимали мерки и тому подобное. В час обеда они ушли.

— Вы не можете вспомнить, произошло ли тогда что-нибудь необычное?

— Нет. Помню только, когда стало известно, что они идут к нам, собралась маленькая толпа любителей оперы, певцов и музыкантов. Вецци в театральной среде слыл настоящей легендой. Они хотели увидеть его, получить автограф. Он рассердился и пожелал остаться один. И встречался только с теми, кого я вам уже перечислил.

— А что потом?

Управляющий удивленно посмотрел на него, высокомерно изогнув бровь:

— Разве вы меня не слышали? Они ушли раньше часа дня. Даже отказались от приглашения пообедать со мной. Я не знаю, когда они уехали из города.

24

В уме Ричарди начала складываться вероятная картина событий. В основном она состояла не из фактов, слишком много деталей оставалось для него непонятными. Она состояла из чувств, которые порождали друг друга. Ричарди работал именно так, создавал схему, карту чувств, с которыми сталкивался. И отмечал на ней то, что узнавал посредством второго зрения, чувства тех, кого опрашивал, изумление и ужас присутствующих. Потом он старался понять душу жертвы, узнать ее светлые и темные стороны, по словам и взглядам тех, кто ее знал.

С показаниями свидетелей он не работал, мог их плохо помнить, в любом случае они теряли смысл и значение вне того контекста, в котором были сказаны. Но он сохранял в памяти позы и выражения лиц. Запоминал чувства говоривших, что на поверхности и особенно скрытые. В общем, он больше слушал, чем говорил.

То же комиссар чувствовал в убийстве Вецци. Призрак был изумлен своей внезапной смертью. Значит, существовал только один всплеск чувства, всего один удар ненависти, мощной и без примеси других чувств. Она накатила, как могучая прозрачная волна, и ушла назад, оставив после себя гибель. Ричарди чувствовал застигнутого врасплох паяца и его жалобную песню. Но он чувствовал, что тон песни не сочетался с ее словами, это пела жертва мести, а не тот, кто желал отомстить.

За время расследования преступления Ричарди узнал, что его второе зрение может и увести в сторону с верного пути. Однажды убитая девочка в своих последних словах говорила о «батюшке». Он решил, что она имела в виду своего отца, и вел расследование в этом направлении. Но девочка имела в виду священника, и на каторгу попал не ее убийца, а другой человек. С тех пор Ричарди старался придавать словам значение в разном его толковании.

Именно из-за несовпадения слов и чувства, которое он ощутил в высказываниях призрака, он и вызвал к себе снова дона Пьерино. Комиссар не знал, кого он хотел найти в священнике — знатока оперы или исповедника, понимающего души людей, пусть тот и подходит к душе с совсем другой меркой, чем он сам.

Когда Майоне ввел в кабинет дона Пьерино, Ричарди встал ему навстречу:

— Спасибо, падре, что пришли сразу. Мне как раз нужно немного поговорить с вами.

Служитель Бога, как всегда, улыбался.

— Дорогой комиссар, я уже говорил вам, что для меня удовольствие помочь вам. Как идут ваши дела?

— Боюсь, не очень хорошо. Думаю, я понял кое-что, но некоторые обстоятельства все еще неясны. Расскажите мне о «Паяцах» и о том персонаже, которого пел Вецци. Канио, верно?

Дон Пьерино удобнее уселся на стуле, скрестил пальцы на животе, перевел взгляд на дрожавшее от ветра окно и стал рассказывать:

— Да, Канио. Разъяренный паяц. Так вот, вы знаете, подлинная драма ревности — это «Отелло». Музыка Верди, либретто Бойто по трагедии Шекспира. Помните, венецианский мавр? Там напряжение все время нарастает и достигает наивысшей точки в конце. Дездемона погибает задушенная, а Отелло кончает с собой. На самом деле Дездемона невиновна. Все произошло из-за интриг предателя Яго. В «Паяцах» же, как и в «Сельской чести», дело обстоит иначе, женщина виновна, она действительно совершила предательство. Женщины предают мужчин, а мужчины — женщин. Это случается в повседневной жизни и, как говорит в прологе Тонио, может тронуть любого. Здесь нет ничего не обычного. В этой опере нет ни роскоши, ни солдат, ни гондол или дожей.

Ричарди слушал с величайшим вниманием и не сводил со священника глаз.

— Значит, Канио, хотя и паяц, явно невеселый персонаж.

— Это правда, комиссар. Я даже считаю, что Канио — один из самых печальных персонажей во всем оперном искусстве. Человек, который обречен смешить людей, а сам одержим желанием не быть смешным. И когда Пеппе, актер, который исполняет роль Арлекина, зовет Канио играть на сцене, когда тот страдает от ревности, это окончательно приводит Канио в бешенство.

— И на сцене он убивает свою жену и ее любовника.

— Именно так. Правда, там есть доносчик — тот самый Тонио, горбатый шут. Его внешнее уродство выражает его злобу и коварство. Но на самом деле он говорит то, что есть, хотя и ради собственной выгоды. Этот горбун сам мечтает о жене Канио и рассказывает ему правду: у Недды, которая на сцене играет Коломбину, есть любовник. И начинается то действие, в котором заключается красота либретто. Именно на сцене, в месте для вымысла, происходит настоящая жизненная драма. Это едва ли не означает, что жизнь всюду одинакова — на улицах, в домах и даже на сцене.

— Значит, Канио убивает Тонио и Недду?

Дон Пьерино засмеялся:

— Да нет же! Любовник Недды не Тонио. Любовника зовут Сильвио, разве вы не помните? Я уже говорил вам об этом. Молодой мужчина из тех мест, где играет театр, не из труппы. Канио убивает Недду, а потом Сильвио, который прыгает на сцену, чтобы помочь Недде.

— Значит, любовник не играет в спектакле вместе с Канио. Верно?

— Именно так. Этот персонаж не имеет большого значения, его поет баритон.

— А Канио, когда узнает, что у Недды действительно есть любовник, приходит в бешенство от ревности.

Дон Пьерино кивнул:

— Да. Вымысел и действительность смешиваются. Канио играет обманутого мужа и, когда узнает правду, срывает с себя костюм и со словами «Нет, я не паяц!» закалывает кинжалом жену.

Ричарди вспомнил плачущего паяца, из шеи которого хлестала фонтаном кровь через разрез в сонной артерии. Он вытянул одну руку вперед и пел…

— «Я хочу крови, даю волю гневу…

— …ненавистью кончилась моя любовь», — договорил дон Пьерино, захлопал в ладоши и засмеялся, словно услышал что-то забавное. — Браво, комиссар! Значит, вы учитесь! Прекрасная цитата и очень к месту, если учесть, что обе оперы идут вместе. По сути дела, в них рассказана одна и та же история, и между действующими лицами больше сходства, чем можно себе представить.

Ричарди смотрел на священника, ничего не понимая.

— Какие персонажи, падре?

— Да Канио и Альфио! Фраза, которую вы только что спели! Разве непонятно?

— Так ее поет не Канио в «Паяцах»?

— Вы что, шутите со мной? Нет, ее поет Альфио из «Сельской чести». Он тоже обманутый муж. Это последняя фраза Альфио, когда он уходит со сцены перед интермеццо. Он говорит эти слова в конце своего дуэта с Сантуццей, которая рассказывает, что жена изменяет ему с Турриду. Этого Турриду Альфио в конце оперы убивает на поединке. Но если вы не знали, где вы это слышали?

Теперь Ричарди немного наклонился вперед на стуле и смотрел в пустоту. Он увидел картину убийства Вецци совершенно по-новому, и это позволяло расставить по местам многие части головоломки.

— Как вы сказали чуть раньше? Баритон…

— Ну да, партию Альфио поет баритон. Исполнитель должен иметь низкий голос, чтобы выразить мучения души.