Читать интересную книгу "Один на один - Грейс Райли"

дышу, Купер тоже — такое ощущение, что мы в парилке, а не в еле теплой машине.

Мне почти странно смотреть на него и видеть следы того, что мы сделали вместе. Я вижу в его глазах не унявшийся голод. То, как быстро вздымается и опускается его грудь. Я чувствую, как горят мои губы и подбородок от касаний его бороды. Я ожидала, что мне будет неловко, но я полностью расслаблена. И судя по тому, как обмяк Купер, он чувствует себя так же.

Я знаю, что это не приведет ни к чему настоящему, но на миг — на полсекунды, серьезно — я позволяю себе притвориться.

18

Купер

Я дописываю эссе, закрываю синюю брошюру и откидываюсь на спинку стула. После лихорадочного часа писанины про готику в «Джейн Эйр» я выжат. И пусть у меня миллион дел, на которых я должен сосредоточиться, — например, учеба и тренировки, — я просто хочу думать про Пенни.

Опять.

Неужели все столько думают о своих замутах? Я не привык к тому, что девчонка так застревает у меня в мыслях. Мы бесконечно переписываемся, что едва ли не страннее того, что я точно знаю, с кем буду заниматься сексом. Пенни очаровательно болтлива, она шлет мне ссылки на викторины с Buzzfeed, которые я должен пройти, сообщает мне всякий раз, когда она гладит собаку, и рассказывает, что происходит в сериале «Американцы», который она смотрит со своей соседкой Мией. Я бы сказал, что она работает сверхурочно, чтобы убедиться, что мы остаемся на «дружеской» стороне нашего договора, если бы не то, как она ведет себя, когда мы остаемся наедине. За прошедшие полторы недели мы перепихивались с десяток раз. Я хорошо запомнил, как лизал ей в старой аудитории в подвале, когда мы наткнулись друг на друга после занятий, а она снова отсосала мне — стоя на коленях, похожая на ангела в своей белой ночнушке, — когда я вчера заскочил к ней в общагу.

Сначала я пытался заниматься с ней секстингом, но, похоже, это не в ее стиле: если Пенни в настроении и хочет встретиться, она просто присылает мне вопросительный и восклицательный знаки. Дошло до того, что когда я вижу эти маленькие значки «?!» или отправляю их сам, то мое сердце бьется быстрее. Именно поэтому я сразу же примчался вчера вечером, и как только закрыл дверь в ее комнату, она уже была на мне, шепча: «Хочу носить на себе твою ладонь, как кулон».

Я позволил ей задать темп, но в итоге она умоляла трахнуть ее в рот, проталкивая меня в горло так, что у нее на глазах выступили слезы.

Импровизированный сброс стресса начал помогать. На тренировках я быстр и четок, а один из матчей в гостях на прошлых выходных мы выиграли в овертайм. Внезапный поворот, который должен был казаться ужасно неловким, но я решительно далек от раскаяния: вчера тренер сказал, что заметил, как у меня улучшились игра и хватка на льду.

Если бы он только знал, откуда взялась моя целе­устремленность.

Я сдаю эссе, а потом иду на выход, вытаскивая теле­фон из кармана. Там ждет сообщение от Пен, и, преж­де чем открыть его, я улыбаюсь. Завтра я увижу ее на конько­бежном уроке и уже пригласил ее после этого к себе. Пицца, учеба, оставить книжки ради кровати… звучит как охерительный вечер.

РЫЖАЯ ПЕННИ

Я погладила кошечку на поводке!!!

Фотку — или ничего не было

К моему легкому удивлению, она немедленно присылает мне свое фото: она сидит на корточках на тротуаре и гладит кошку в шлейке. Кошка миленькая, черная и желтоглазая, но я почти не смотрю на нее, сосредоточившись на Пенни. Ее волосы туго заплетены, а на голове вязаная шапочка. Под пальто я вижу пушистый черный свитер с воротом. Она так хорошо выглядит в нью-йоркской осени, что сложно представить ее уроженкой Аризоны. Но когда мы болтали по телефону пару дней назад, она довела меня до слез от смеха рассказом о том, как ящерица залезла к ней в конек и проехала от Темпе до Солт-Лейк на чемпионат по фигурному катанию.

Я недооценил тебя, Рыжая

Я не шучу, когда речь идет о милых зверьках

К слову о кисках…?!

Ты неисправима

Я ужасно написала контрольную по химии. Отвлечешь меня?

Хотелось бы, но твой папа гонит нас на внеочередную тренировку

Фу

Передавай ему привет

Шучу, шучу

Как я и сказал: неисправима

Мне, конечно, надо бы потратить время и догнать программу семинара по Мильтону, но я направляюсь на каток. Обычно у нас нет тренировок по вторникам, но тренер Райдер и его люди придумали несколько новых построений, и у нас впереди еще один матч в гостях, в этот раз аж в Нью-Гэмпшире, и к нему надо готовиться. Я прихожу немного заранее, так что переодеваюсь в спортивные шорты и старую футболку и встаю на беговую дорожку.

Через пару минут на соседнюю дорожку встает Брэндон. Я киваю ему, но он отвечает каменным взглядом, прежде чем начать разминку. Мы довольно долгое время бежим бок о бок в молчании. Если бы со мной был Эван, это было бы забавное соревнование с подпеванием группе Foo Fighters. Будь это Джин, это было бы товарищеское молчание под Led Zeppelin. Но с Брэндоном это пытка, и никакая музыка не может меня спасти.

Хотя я не делал ничего — просто старался быть хорошим членом команды и лидером, — похоже, что Брэндон твердо решил меня возненавидеть. Мы и раньше особо не были близкими приятелями или еще что, но мы болтали на командных вечеринках, играли в пив-понг и типа того. На прошлый Новый год я провел выходные в домике на озере у его родителей, в Мичигане, и даже замутил с его старшей двоюродной сестрой, красоткой по имени Аманда, которая хотела незабываемых впечатлений, прежде чем отправиться к «Врачам без границ»4. Мы не обязаны быть лучшими друзьями, но намеренное безразличие меня выматывает.

— Послушай, — говорю я в итоге, потому что нам все равно выходить на лед, а там будет не так много шансов поболтать. — Просто скажи, что мне сделать, чтобы покончить с этой херней.

Брэндон вытирает лоб полотенцем.

— Ты знаешь что.

Я знаю «что», но странно слышать от него такую наглость.

— Помимо этого.

Он пожимает плечами.

— Тогда вне катка я тебе ничего не должен. Нужны друзья — тусуйся со своей компанией, а я буду со своей.

— Я не буду просить тренера не делать меня капитаном, чтобы не ранить твои сраные нежные чувства.

Он внезапно останавливает дорожку, его грудь ходит ходуном. Он покраснел, капельки пота сбегают от светлых волос по лбу на щеку.

— У тебя будет еще год. Ты на младших курсах, Каллахан. И у тебя еще будет шанс в Лиге получить все признание, которое ты так ждешь от своего папочки.

Я просто смотрю в ответ: не хочу, чтобы ему было приятно от понимания, что он ударил меня в больное место.

— Ну и?

— Это мой последний сезон игры в хоккей. Он был моей жизнью столько, сколько я себя помню, а в это же время через год — где я буду? — Он коротко смеется, перебрасывая полотенце через плечо. — Застряну в гребаном офисе, разбираясь с акциями.

— Ты мог бы пойти на драфт. Или попробовать перейти куда-нибудь после выпуска. В АХЛ или в Европу.

— Не только у тебя суровый папаша. — Он собирает вещи. — Я не перестану бороться с тобой за это место. Это мой год. Я старший центровой. А ты просто новичок-защитник, который бьет в морду каждый раз, как услышит что-то неприятное.

— Серьезно, Финау?

Он подходит достаточно близко, чтобы мне захотелось отступить, но я держу позицию.

— Скажи тренеру, что уйдешь с дороги, — говорит он обманчиво тихим голосом.

— О, вот вы где, — говорит